Александр Плотников - Коридор

Где–то над п-ом Котантен.

О слепляющий свет понемногу начал блекнуть. На смену ему стала выступать ярко-красная пелена, ставшая через какое– то время багровой. В этот момент Он поймал себя на мысли, что никогда раньше не видел такого оттенка. С каждой секундой зрение все интенсивнее восстанавливало утраченные права, и уже можно было различить отдельные предметы.

– «Где я? Приборы, рычаги, стекло. – Это кабина.» – «Я нахожусь в кабине самолета… Летящего самолета».

Судя по габаритам, это был небольшой одномоторный самолет типа тех, что показывают высший пилотаж на авиационных праздниках. Ему вдруг показалось очень странным, что Он не испытывает никаких эмоций, находясь в каком-то аморфном состоянии. Не было ни страха, ни всплеска адреналина. Такое чувство, что происходящее Он наблюдал со стороны, в то же время осознавая всю степень опасности сложившейся ситуации. – «Что произошло? Что со мной творится? И эта зловещая тишина, как будто бы кто-то убрал звук на ноль…».

Неожиданно пространство вокруг разверзлось тысячей звуков, которые одновременно миллионами игл впились прямо в мозг. В глазах резко потемнело, прежде чем реальность потеряла свои контуры.

Сознание вернулось так же неожиданно, как и наступило забвение.

– «Сколько времени я был в отключке? Минуту? Две? Нет, скорее, пару секунд», – к счастью для него все осталось без изменений, и самолет продолжал по-прежнему лететь.

На этот раз к нему вернулись все чувства восприятия окружающего мира. Состояние было, как после общего наркоза. Перед глазами все плыло, а тупая боль в голове не давала сфокусировать взгляд, размывая контуры.

Приборная панель, на которую он сейчас смотрел, была наполовину выведена из строя. Почти на всех датчиках были разбиты стекла. Откуда-то сбоку свисала целая паутина проводов, а его ноги вдобавок неподвижно лежали на педалях, о назначении которых Он не имел ни малейшего представления. – «Даже если гипотетически предположить, что справа газ, то слева … Какой к черту тормоз на самолете! Нет, я этого не выдержу…».

Взгляд бегло пробежал по кабине и уперся в крыло, на котором было такое, что переместило его вяло начинающуюся панику сразу в “кому”. Там, на закамуфлированной поверхности, красовался белый нацистский крест. И только сейчас до его сознания наконец дошло, что Он находится не на “авиашоу”, а на чем-то таком, что явно не вмещалось по своим габаритам в его разум, сжимающийся с каждой секундой этого кошмара, как резиновый мяч.– «Что это за шутки???»

То, что Он увидел дальше, было как прозрение. Ярко-синюю гладь неба бурили тела огромных четырехмоторных монстров с белыми звездами в синих кругах на фюзеляжах. Их было четверо, а вдалеке виднелись еще две такие же группы. Мощные двигатели тянули за собой нити белого шлейфа, которые гигантскими вилами делили небо на части.

Дистанция до самолетов составляла не более трех-четырех сотен метров, позволяя хорошо и детально рассмотреть их. Вокруг бомбардировщиков на разном расстоянии возникали небольшие черные облачка, которые, как будто вклеиваясь в небосвод, застывали в нем навечно. Лишь последующая звуковая волна выдавала принадлежность этого фейерверка, который был ничем иным, как зенитным заградительным огнем.

Неожиданно все четыре машины разом ощетинились. В небо взлетели два десятка струй смертоносного, свинцового дождя, направленного куда-то в верхнюю полусферу. А так как его самолет, заваленный на крыло, находился слева ниже от них, то объект атаки заслоняла замыкающий строй машина.

Спустя пару секунд наступила развязка. Атакующие бомбардировщиков самолеты открыли шквальный огонь по лидеру группы. Красные и желтые огни стали в клочья рвать крыло этого гиганта, после чего между первым и вторым двигателем вспыхнул огненный шар, разломивший его надвое. Через мгновение донесся сильный хлопок, и самолет, заваливаясь на бок, стал совершать медленное вращение вокруг своей оси.

Примерно в двадцати метрах от хвоста пронеслись победители, которых оказалось всего двое, хотя по огневым трассам можно было предположить, что их раза в два больше. На бортах обоих были такие же кресты, а на хвостах свастика.

Теперь настал черед бомбардировщиков показать свои “зубы”, так как при выходе из атаки, оба самолета попали в заднюю полусферу, в которой была сосредоточена большая часть оборонительного оружия. Первому длинной очередью попали в носовой кожух, из которого тонкой струйкой потянулся шлейф белого дыма. Второму повезло больше, он отделался лишь легким испугом и несколькими сквозными пробоинами в правом крыле.

Истребители с огромной скоростью уносились из зоны действия крупнокалиберных пулеметов, продолжавших вести беспорядочный огонь. Как раз в этот момент подбитый бомбардировщик поравнялся с одиноким мессершмидтом, барражирующим по кругу. Из его открытых бомболюков стало медленно вываливаться содержимое, веером разбрасывая смертоносный груз на какие-то поля, находящиеся далеко внизу.

– «Интересно, почему они по мне не стреляют. Они меня, что, еще не заметили?».

Ответ пришел моментально. Заметив краем глаза шлейф дыма, Он тут же обернулся. Увиденное далее потрясло еще больше, нежели все увиденное накануне. Полоска была ничем иным, как его собственным следом. Очаг возгорания находился где-то в районе днища, вяло коптя черной, смолистой гарью.

Только сейчас, как следует осмотревшись, Он оценил всю плачевность своего положения. В крыльях было такое количество пробоин, что они напоминали бабушкин дуршлаг, а весь самолет в целом сильно смахивал на “Летучего Голландца”. Хотя, судя по опознавательным знакам, это скорее был “Летучий Германец”.

– «Так, все, хватит демагогии. Пора отсюда выбираться. У летчика есть парашют, кстати, где он? Ах да, я на нем сижу. Все будет хорошо. Я знаю, что такое прыжки с парашютом, по крайней мере, в теории…». – «Так, где здесь выход? А, вот. “Открыть”

– открыва…ем». – Сильный поток воздуха крепко прижал к лицу очки и кислородную маску. Одновременно с этим от перепада давления заложило уши.

С опаской высунув голову, Он попытался определить высоту. Навскидку можно было дать километров пять, не меньше. Прямо под ним простиралась равнина полей, а вдали на востоке виднелся большой город.

– «Нет, это не для меня, я с километра не смог прыгнуть, а тут раз в пять больше», – продолжал Он диалог с самим собой.

– «Черт побери, у меня нет выбора. Соберись… Так дышим глубоко. Я сейчас свободной рукой расстегну этот чертов ремень».

– О, нет! – от резкого движения левой руки непроизвольно дернулась и правая, которая все это время мертвой хваткой держала штурвал в одном неподвижном положении. Машину повело носом вниз, и Он инстинктивно потянул рычаг на себя. Самолет тут же рвануло вверх, а левая нога вдобавок утопила педаль в пол, от чего еще сильнее стало заваливать влево. Чтобы вернуть самолет, пришлось дернуть штурвал вперед, вдавив правую педаль. Потом опять к себе… “Русские горки” не шли ни в какое сравнение с тем, что испытывало сейчас его тело. От этой лихорадочной тряски возникало чувство, что самолет вот– вот отлетает свое. Причем вместе с пилотом.

– О Боже, где ты? Помоги же мне! – почти прокричал Он, запрокинув голову вверх.

– Я здесь, – через некоторое время раздался шуршащий голос в наушниках.

– Кто это?

– Убери правую ногу с педали, придурок, и отпусти штурвал. Иначе встретишься с тем, кого звал.

Послушно выполнив сказанное, Он вскоре почувствовал, что самолет перестал валиться влево. Но вверх-вниз все равно скакал, как мустанг.

– А теперь прекрати дергать штурвал. Плавно на себя и вправо. Еще, еще. Все выравнивай. Карл, не дергай педали.

– «Карл? Это он, что, мне? Чертовщина какая-то», – у него грешным делом начало появляться чувство, что Он спятил. Самое удивительное было то, что все наставления выполнялись правильно, с первого раза. Как будто его рукой кто-то водил.

– О! Стал!

– Кто у тебя там встал? – в наушниках послышалось радостное ржание.

– Я его выровнял.

– Я думаю. Ты, дослужившись до оберлейтенанта[1] , научился хотя бы в штопор не сваливаться. Надеюсь, что сесть-то ты сам сможешь?

– Нет! – незамедлительно выпалил в ответ Он.

– Неужели все так серьезно? Ушам своим не верю, Карл Маер

– гроза Восточного фронта и лучший пилот нашего штаффеля[2]