1
Я и море — нас трое. Когда остаюсь наедине с морем, меня не покидает чувство, что рядом еще кто-то, какая-то сущность, одновременно и самостоятельная, и часть водной стихии, не божественная, но разумная. Она смотрит на меня снизу, из воды, и при этом свысока. В ее взгляде — нет, не взгляде, а в наблюдении — спокойная мудрость. Так старый дед смотрит на маленького, неразумного внука. Смотрит и молчит. Знает, что все равно не пойму. А я знаю, что простит, чтобы я не натворил. Мудрость — это умение прощать.
Меня всегда удивляло способность маленьких лодок, яхт выдерживать шторма. Большое судно может разломиться или перевернуться на высоких волнах, а тузик, в котором я не могу даже ноги вытянуть, настолько он мал, скользит по ним, поднимаясь-опускаясь. Только брызги, сорванные ветром с седых верхушек волн, залетают в него. Впрочем, не могу с уверенностью сказать, что я видел шторм наяву. В моем больном мозге выл ураганный ветер и вырастали громадные волны, но так ли было на самом деле — затрудняюсь сказать. Когда я очнулся, ветер уже убился, а на море была мертвая зыбь — высокие, но пологие волны, которые, как мне показалось, заботливо опускали и поднимали лодку.
Привела меня в чувство вода, плескавшаяся на дне тузика. Ее набралось порядочно. Вся моя одежда и обувь были мокры. Я принялся руками выплескивать воду за борт. Утешало то, что вода была теплой. Солнце пригревало совсем по-летнему. Странно, ведь я попал в эти места в конце октября. Потом вспомнил, что новая эпоха всегда начинается в конце апреля. И еще я выздоровел и помолодел. Послеоперационный шрам остался, значит, больше двадцати четырех лет, но не намного. Это один из моментов, который меня радует в моих странствиях по эпохам.
Первым делом обнаружил отсутствие доспехов, мешка с продуктами и мешочка с монетами. Скорее всего, мои верные подчиненные решили, что мертвому броня, еда и деньги ни к чему. Хорошо, что всё остальное не забрали. Надо будет учесть это во время следующего перемещения. В ремне в потайном кармане спрятано несколько золотых и серебряных монет, которых мне должно хватить на первое время. С постройкой судна придется повременить.
Вычерпав воду и определив по солнцу, где находится восток, я сел на весла и погреб в том направлении. Мне кажется, у всего мира установка «наш путь на восток». Важно оказаться с нужной стороны от заманчивой цели.
Земля показался часа через четыре. Судя по песчаным дюнам, это Серебряный берег. В будущем здесь будут знаменитые курорты, особо любимые сёрферами. Проходил мимо несколько раз по пути из Ла-Рошели в Сан-Себастьян и обратно. Тогда Серебряный берег был застроен виллами и гостиницами. Сейчас он пуст. Желтая полоса песка, а за ней стена зеленой растительности.
Я погреб вдоль берега на север, намереваясь добраться до Жиронды, а по эстуарию — до Бордо. К тому времени я порядком натер руки веслами, поэтому, увидев в песчаной косе фарватер, ведущий, как я предполагал, в Аркашонский залив, повернул туда. Благо начался прилив, который со всё увеличивающейся скоростью понес меня к берегу. Помогал и попутный бриз, правда, несильный, балла два-три. Я удачно проскочил мимо песчаной косы и оказался внутри залива. Волн здесь не было, но прилив был сильный, узла три-четыре. Подгоняемый им, погреб между южным берегом и небольшим островом, на котором пасся табун неказистых, рабочих лошадей голов на двадцать. Скорее всего, это племенные кобылы с жеребцом. Я прикинул, что в конце отлива можно будет легко переправить их на материк. Поймал себя на мысли, что думаю, как типичный уголовник, то есть, рыцарь. Вдоль берега, по мелководью, передвигался на ходулях и с короткой пикой в руке мужик в соломенной шляпе с низкой тульей и узкими, загнутыми вниз полями, и желтоватой длинной рубахе, которая скрывала порты, если они были. На спине у него висел кожаный мешок, заполненный наполовину. С помощью пики мужик собирал что-то со дна. Увидев меня, заторопился на сушу, где остановился, выжидая. Стоял неподвижно, благодаря чему походил на прикорнувшую цаплю. Значит, неподалеку должен быть населенный пункт. Я погреб дальше, не обращая внимания на ходульника. В городах, где улицы не мощеные, после дождя жители часто ходят на ходулях или подвязав к обуви деревянные платформы, чтобы не утонуть в грязи. Эти платформы иногда бывали такой высоты, что ходить на них не легче, чем на ходулях. Когда вернусь в будущее, буду смотреть на модниц в обуви на высокой платформе с легкой насмешкой: куда вам до предков!
Берег повернул вправо, на юг, и. обогнув мыс, я увидел населенный пункт, обнесенный пятиметровым валом. Из-за вала выглядывали каменная колокольня с часами и несколько крыш, крытых коричневой черепицей. У часов имелась только часовая стрелка. В предыдущую эпоху часы были не во всех больших городах, а в таких маленьких, как этот, о них и не мечтали. От берега в море уходил деревянный пирс длиной метров пятьдесят, к которому была ошвартовано одномачтовое судно длиной метров двенадцать, с прямой кормой, высоким ютом и низким баком с длинным и массивным бушпритом. Судно лежало на грунте. Прилив только начал поднимать его. С помощью сооруженной на причале, деревянной стрелы с противовесом на коротком конце, подобии колодезного «журавля», четверо мужчин в таких же соломенных шляпах и грязных и мятых рубахах длиной до коленей, как у ходульника, грузили в трюм рогожи с вяленой рыбой. Груз привезли на арбе, запряженной двумя волами светло-серой масти и с длинными, загнутыми рогами. Животные стояли неподвижно, тупо смотрели перед собой. Рядом с причалом колыхалось на волнах несколько лодок, привязанных к опорам или воткнутым в грунт шестам, а на берегу лежали еще две, перевернутые вверх дном.
На одной из лодок сидел старик в латанной рубахе, чинил старую рыбацкую сеть, сноровисто продевая в петли деревянный челнок с желтовато-белой нитью, который держал узловатыми темно-коричневыми пальцами. Из-под шляпы выглядывали седые волосы. Кустистые седые брови почти наполовину закрывали глубоко посаженные глаза. Длинный нос, узкое, загорелое, небритое лицо, впалые щеки, узкогубый рот, собранный гузкой, морщинистая шея, покрытая длинными седыми волосинами. Работал старик настолько сосредоточенно, что не сразу обратил на меня внимание. Его взгляд прошелся по мне снизу, с позолоченных шпор, прикрепленных к сапогам, вверх, до макушки моей головы, коротко стриженой. Старик сразу встал, поклонился, улыбаясь угодливо.
— Чего изволите, шевалье? — произнес он на гасконском диалекте, который, как мне кажется, ближе к испанскому языку, чем к французскому.
В предыдущую эпоху холуи начали обращаться к очень важным людям на «вы». Мода прижилась. В дальнейшем переберется и в другие страны, в частности в восемнадцатом веке докатится до России.
— Что это за селение? — спросил я.
— Ла-Тест, — ответил старый рыбак.
— Кому принадлежит? — продолжил я опрос.
— Капталю де Бушу, — ответил он.
— Потомку Жана де Грайи? — поинтересовался я.
— Шевалье слышал о Жане де Грайи?! — удивился старик и добавил сокрушенно: — Наша молодёжь уже не знает, кто этой такой!
— Мой дед мне рассказывал, знал его лично, — сказал я, не уточняя, что воевал с ним, потому что мне неизвестно, кто здесь сейчас хозяйничает. — В Бордо правят англичане?
— Какие англичане?! Давно их прогнали! Мы сейчас под Карлом, братом короля Людовика, — рассказал старый рыбак.
— А до Людовика кто был королем? — спросил я.
— Известное дело — его отец Карл, который и прогнал англичан! — произнес он с таким видом, будто я сморозил несусветную глупость.
Спрашивать у него, какой сейчас год, бестолку, поэтому задал другой вопрос:
— Где здесь можно безопасно переночевать?
— Трактир у нас всего один, Безухого Жака, с той стороны, возле дороги на Бордо, — ответил старик. — Только с оружием тебе придется в обход идти.
— Ничего, прогуляюсь, — произнес я. — Далеко отсюда до Бордо?
