Божья коровка - Анатолий Федорович Дроздов

Смерть пахла странно.

Не сырым духом свежей крови, вонью вспоротых кишок, иль дерьмом, пролившимся из расслабленного сфинктера – этих неизменных спутников войны и гибели. Лосев нанюхался их в достатке. Нет, резко воняло потом и мочой от давно немытого тела.

«Это почему? – подумал Николай. – К нам же «бэпэошка» [1] приезжала. Все помылись от души, форму поменяли и белье. Суток не прошло. Или я давно лежу? Госпиталь? Там пахнет по-другому. А еще б салфетками обтерли, если в душ нельзя. Если госпиталь, почему нет боли? Обкололи?»

Он прислушался к себе. Ничего не ныло, не болело. Не было и характерного для анальгетиков ощущения потери осязания. Свое тело ощущал он целиком – от макушки и до пальцев на ногах. «Плен? – раздалось в голове. – Держат где-нибудь в подвале?» Мысль мелькнула и пропала – это невозможно. Чтоб Попасную отдали, или даже уступили улицу… После продолжительных боев город взяли быстро и уверенно. Драпали укропы, все бросая. Его рота зачищала городской квартал, когда их накрыли «градами» [2]… По Попасной били из всего, что было – не могли смириться с поражением. И плевать укропам на гражданских: «сепары» для них не люди. Николай успел расслышать подлетавшую ракету, но укрыться не успел. Если даже вдруг контузило, парни не могли оставить командира…

Лосев разлепил глаза. Именно, что разлепил – веки поддались с трудом. Их как будто чем-то смазали, а потом мазь застыла. Яркий свет вокруг – не от ламп, а дневной. Над глазами – потолок, побелен известкой. Видно хорошо, ошибиться невозможно. Это где ж так делают? Он отбросил одеяло, сел и осмотрелся. Комната, большая, вытянута в длину. Два окна, проем в торце, а за ним виднеется стена перед узким коридором. Стены без обоев и покрашены известкой, только к ней добавлен колер. Цвет салатовый, густой. Дощатый, крашеный пол. Дальняя, торцевая стена скрыта перегородкой. В ней – второй проем, закрытый ширмой. Что за нею – непонятно, надо будет посмотреть. Мебель в комнате имеется: стол и стулья, этажерка с книгами, шкаф с диваном. На последнем Лосев и сидел. Небогато. Да и мебель древняя какая-то, он такую видел лишь у бабушки в деревне. Когда она умерла, эту рухлядь вынесли на помойку. Лосев помнил, как отец с соседом волокли тяжелый шкаф, охая и при этом матерясь. В центре шкафа было ростовое зеркало, и его разбили, стукнув о косяк…

Здесь такое зеркало имелось, Лосев встал и подошел… Да твою же мать! На него смотрел пацан, жилистый и крепко сбитый и в одном белье. В синей майке, черных труселях – длинных, до колена. Это было полбеды. Но лицо… Мало, что не мыто, и пятна грязи покрывают лоб и щеки. В нем присутствовала странность, что-то говорящая. Присмотревшись, Лосев догадался. Отраженный в зеркале пацан был явно ненормальным. Может быть, дебил, но, возможно, идиот. Лосев в них не разбирался, но ошибка исключалась. Это ему снится?

Лосев щелкнул себя в лоб. Кожа отозвалась болью, и подросток в зеркале поморщился. Лосев взял себя за уши и высунул язык. Рожа в зеркале превратилась в морду обезьяны, разве что без шерсти. Лосев сплюнул и вернулся на диван. Сел и погрузился в думы.

Размышлял недолго: диспозиция понятна. Все, что видит, наяву. Сны такими не бывают. Наркотический приход? Дурь он никогда не пробовал, но слыхал, что там другое – не естественно и ярко. Да и кто ж ему наркотик даст? В госпитале? Не смешите. Как бы не хотелось в это верить, мир вокруг реален. Звуки, запахи, предметы… Кстати, пахнет от него. Лосев оттянул перед собой засаленную майку. Не стирали вечность, вид – как будто ею мыли пол. Страшно думать, что там в труселях. Глянул на подушку. Белая когда-то наволочка – мерзкая, вся в сальных пятнах. Ну, так волосы дебила, как успел заметить Лосев, жирные, не мытые. Что же с ним произошло? Как он не прикидывал, вывод виделся один. Он погиб в Попасной, а его сознание попало в тело идиота. Понять бы еще: это милость или наказание?

Рефлексировать на эту тему Николай не стал, не имел такой привычки. Он солдат, а не интеллигент из вуза. Будет время – разберется, нет – начальство объяснит. Кто-то же живет в квартире, кроме этого, больного пацана. Есть дела насущнее…

Лосев встал и отправился искать санузел – организм, в котором пребывал, этого настойчиво желал. Нужное нашлось за проемом в коридор. Крохотная комнатка в два квадратных метра, унитаз и ванна с умывальником. Все довольно новое, без потеков ржавчины. Унитаз накрыт седлом из ДСП, крышки не имеется. Николай стащил трусы и угнездился, между делом, осмотрев санузел. Бедность в каждом сантиметре. Стены крашены зеленой краской, потолок побелен. Свет – от лампочки в патроне, что свисает на шнуре. На полу – коричневая плитка, небольшая и шершавая. Ступни это ощущали хорошо. Табуретка, таз, стиральная доска. Вешалка с несвежим полотенцем. На стене над умывальником – небольшая полка. Что-то там виднеется, нужно будет посмотреть. Крана над фаянсовой раковиной не имелось, чтобы умываться, нужно было повернуть к ней излив смесителя над ванной. Древняя конструкция, как и сам смеситель с рукоятками на корпусе. Сверху – душевая сетка с черным шлангом.

Завершив процесс, он поискал туалетную бумагу. Вместо нее сбоку на стене висел фанерный ящичек с нарезанной газетой. Было ее там совсем чуть-чуть, Николай не стал использовать. Он стащил с себя белье, бросив его в таз. Перебрался в ванну и открыл в ней воду. Теплая пошла. Никаких шампуней здесь, конечно, не нашлось, но зато имелось мыло, да еще какое! Темный и увесистый кирпич с выдавленными цифрами и буквами. Буквы большей частью смылись, цифры уцелели – 70 %. Знать бы еще чего [3]. Пахло мыло не совсем приятно, но зато давало пену. Над натянутыми сверху веревках для белья обнаружилась мочалка из люфы. Лосев размочил ее под краном и, намылив, яростно растер вонючее тело. Сделал это дважды, каждый раз смывая пену душем. Вымыл голову и полез из ванны. Вытирать себя не стал – полотенце, что висело на крючке, не внушало оптимизма – грязное, залапанное. Полочка, висевшая над умывальником,