Конторщица 5 - А. Фонд

В коммуналке, что на проспекте Механизаторов, пахло мышами, огуречно-укропным рассолом, духами «Красная Москва» и звенящей тишиной, которую лишь изредка разбавляло трамвайное дребезжание, но где-то далеко, аж на проспекте.

Сама упомянутая квартира, как в принципе весь райончик на Механизаторов, могли бы считаться довольно-таки уютными, если бы не люди. Сейчас две из четырех комнат пустовали – Валерий Горшков после развода и неудачного «вразумления» непослушной супруги прятался где-то в казематах местной психушки, а пожилая соседка Римма Марковна оказалась тем ещё тёртым калачом: быстренько сориентировалась и пристроилась в приживалках у недорезанной супруги Горшкова. Остальные же обитатели – Фёдор Петров (в миру – Петров-Водкин, тунеядец и инвалид с явно липовой справкой) и многодетный крановщик Грубякин с «любимой» тёщей Клавдией Брониславовной, в борьбе за лишние квадратные метры заветной жилплощади регулярно вели кровопролитные коммунальные войны, с попеременным успехом пытаясь выжить друг друга.

Допотопное радио в недрах кухни внезапно кашлянуло и громко пожаловалось скрипучим голосом:

– Московское время, двенадцать часов!

Затем раздался треск, пощёлкивания и голос торжественно продолжил:

– В эфире передача для трудящихся «В рабочий полдень».

После этого раздалось небольшое потрескивание и голос ведущей, явно взбодрившись, с придыханием проинформировал:

– Наша слушательница, Раиса Ивановна Бобрик, швея-мотористка из поселка Хряпино, просит, чтобы мы поставили для неё песню «Бубенцы звенят, играют» в исполнении Леонида Утёсова.

Заиграла песня о бубенцах и суровой судьбе бедной невесты.

– Мама! Сделайте потише! Я же Лёшку укладываю! – возмущённо крикнула из комнаты Зинка, супруга Грубякина.

В доказательство раздался детский рёв. Музыка моментально стихла.

Когда Элеонора Рудольфовна, мать Валеры Горшкова, вошла на кухню, Клавдия Брониславовна, в старом халате и в бигуди, как раз помешивала что-то в кастрюльке, судя по запаху – манную кашу, и тихо ворчала себе под нос.

– Здравствуйте, соседушка, – слащаво расплылась в улыбке Элеонора Рудольфовна, – а что это вы концерт по заявкам сегодня не слушаете? Радио опять сломалось?

Клавдия Брониславовна зло вспыхнула и принялась ещё активнее перемешивать кашу.

– Да, какое там радио! – расстроенно проворчала она, – Зинаида Алёшеньку спать сейчас укладывает, вот и стараюсь не шуметь. Как же это всё надоело, если б вы только знали! Невозможно в такой тесноте жить – ни радио не послушать, ни телевизор посмотреть! Сил моих больше нету!

– Да, кошмар, – с готовностью поддакнула Элеонора Рудольфовна, набирая воду в чайник, – с возрастом всё больше хочется тишины и спокойствия.

– И главное, зятю всё никак квартиру не дают!

– А вы в профком писали? – подкинула дровишек Элеонора Рудольфовна.

– Да что там писать! – аж вскинулась Клавдия Брониславовна, и, понизив голос до шепота, чтобы Зинка не услышала, тревожно продолжила, – он же, гад такой, хоть и ударник на производстве, но в Партию наотрез вступать отказался. Представляете? Но это то ладно, но он же прилюдно заявил на партсобрании, дебил такой! Критиковать начал, скотина! Вот теперь с квартирой и маринуют. А я говорила Зинке, не выходи за него! Так кто ж меня послушается?!

От злости Клавдия Брониславовна так резко сдёрнула кастрюльку с конфорки, что чуть не расплескала всю кашу.

– «Кто ж меня, мамо, с четырьмя детьми замуж возьмёт?» – перекривила она Зинку гнусным голосом и, торопливо оглянувшись на дверь, не услышала ли Зинка, продолжила жаловаться, – лучше бы без этого своего замужа сидела. Давно бы уже квартиру, как матери-одиночке, дали бы.

– Ну да, как раз вон в новом микрорайоне дома строятся, с улучшенной планировкой, – поддакнула Элеонора Рудольфовна, с удовольствием ковыряя больное место соседки, – трёхкомнатную сразу дали бы вам. Ой, не выключайте газ, я чайник поставлю.

Клавдия Брониславовна только яростно засопела и принялась мыть посуду.

– Там же и парк рядышком, и до поликлиники всего две остановки, – продолжила сыпать соль на рану Элеонора Рудольфовна, откручивая газ побольше, – я вот одна живу в двухкомнатной квартире. Какая красота, скажу я вам! Что хочу – то и делаю. И никто мне не указ!

– Если бы этого алкаша Петрова выжить, – мечтательно протянула Клавдия Брониславовна, – можно было бы расширить жилплощадь. Да и комната Миркиной вон пустая стоит, никак не подобраться!

– Ну ничего, вот скоро мой Валерочка вернется и наведёт тут порядок… – торжественно сообщила Элеонора Рудольфовна, с заговорщицким видом.

– А как же…? – округлила глаза Клавдия Брониславовна и осеклась на полуслове.

– Что как же?

– Ну, Лидия как же?

– Аааа… тварь эта! – зло фыркнула Элеонора Рудольфовна, пыл которой сразу поутих.

Теперь уже Клавдия Брониславовна с удовольствием прошлась по нервам соседки:

– Она же его сразу посадит.

– Да нет, не посадит, – покачала головой Элеонора Рудольфовна, засыпала в заварник чаю и залила кипятком, – забрала она заявление, мне Семён сразу позвонил. Так что Валерочка выйдет и наведёт здесь порядок!

– А когда выйдет? – напряглась Клавдия Брониславовна, которую новость о возвращении соседа совсем не обрадовала.

– Да на следующей неделе должен. Там комиссия по вторникам заседает. Значит, или во вторник, или в среду. – Элеонора Рудольфовна достала из буфета пузатую чашку и небольшую фаянсовую сахарницу.

– А почему это она вдруг заявление забрала? – продолжила любопытствовать Клавдия Брониславовна.

– Точно не могу сказать, но Семён что-то такое говорил, что ей для характеристики это не надо.

– А куда характеристика?

– Говорят, на повышение опять идёт, мразота такая, но куда точно – не знаю, – голос у Элеоноры Рудольфовны от обиды дрогнул и сахар просыпался мимо чашки. – И вот где справедливость?! Была чушка чушкой! Замухрышка зачуханная, тупица никому не нужная! Я её из болота колхозного вытащила, в люди вывела! А она, тварь неблагодарная, сколько зла нашей семье принесла!

– Да уж, – согласилась Клавдия Брониславовна, вытирая помытую кастрюльку вафельным полотенцем, – смотреть на неё тошно.

– А вы давно её видели?

– Да нет, приезжала тут пару дней назад. И знаете, соседушка, костюм на ней импортный, венгерский. Я такие в «Военторге» видела, но там всего пару штук выбросили и то, маленькие размеры. Не иначе блат у нее там есть.

– Не удивлюсь, как она его получила! – фыркнула Элеонора Рудольфовна.

– А на Свете курточка тоже импортная, розовая. У нас ни у кого из детей таких курточек нету. И где она только берет всё это?!

– Светлана – моя внучка! А она отобрала, тварь такая, воспользовалась обстоятельствами, что Олечка ответить ей не могла, жизненные трудности у неё были… А я болела тогда, тоже помочь ничем не смогла. Вот так мы и потеряли Светлану.

– Кошмар какой, – равнодушно поддакнула Клавдия Брониславовна,