Последний натиск на восток ч. 2 - Дмитрий Чайка

Конец декабря 630 года. Новгород.

Коста крутился в новгородском посаде, чувствуя себя почти как дома. Толчея и гвалт были просто неимоверными. Люди вывалили на улицы, растерянно глядя друг на друга. Что-то страшное произошло, да только не все еще понимали, что именно. Были закрыты все питейные заведения, а спиртного было не достать ни за какие деньги. У каждой корчмы стоял караул, и отправлял страждущих куда подальше. Народ злился, ведь бунтовать на трезвую голову никому не хотелось.

— Князя нашего убили! — выпалил какой-то селянин, который только что выехал на своей телеге из Белого города. Аккурат перед тем, как стража опустила решетку, перекрыв все проходы туда намертво. Теперь домой не могли попасть даже те, кто в самом городе жил. И такие бедолаги теперь толклись у ворот, переступая с ноги на ногу. Они все еще надеялись попасть домой.

— Как убили? — выдохнул кто-то в толпе. — Кто?

— Княгиня и убила! — сказал селянин, гордо выпятив грудь. Его окружила немалая толпа, которая жадно вслушивалась в каждое слово.

— Княгиня Людмила? — ахнула толпа. — Да как же это?

— Отраву своей рукой поднесла, — важничая ответил мужик. — Я в самую цитадель зерно возил, мне служанка знакомая и шепнула. Она врать не будет, ведь родней мне приходится. У моей двоюродной тетки сватья есть. Так это ее самой родная племянница.

— Родня… Ишь ты, — глубокомысленно закивали горожане. — Родня обманывать не станет. Своей рукой! С ума сойти!

— Врет он все! — взвизгнул какой-то рыжий мужичок в дешевой сермяге. — Князя нашего попы со свету сжили. Не могла сама богиня мужа убить!

— И впрямь, не могла…, - качнулась в другую сторону толпа. — Врешь ты все, деревня немытая!

— Бей попов! — завизжал тот, что в сермяге. — Они и княгиню нашу тоже убили! Пусть нам княгиню покажут!

— Да! — просветлели лица людей. — Пусть покажут!

Толпа, ругаясь по чем зря, повалила к городским воротам, а Коста, который крутился в самой гуще событий, глубоко задумался. Этого мужичка в сермяге он видел уже в третий раз, и он всегда говорил одно и то же, где бы и о чем ни шел разговор. Шел ли разговор о ценах на рыбу, или о том, у кого дочь замуж собралась, или сколько соседская свинья принесла поросят, рыжий всегда сводил разговор к одной теме. Коста поглубже надвинул на голову войлочный колпак и пошел за мужичком, держась от него чуть в отдалении. Сегодня это было несложно, ведь казалось, что весь город на улицы вывалил. И для многих смерть князя, который немногим отличался от живого божества, стала предвестником неминуемых несчастий. Бабы выли в голос, а мужики хмуро лапали ножи на поясе, не понимая, куда бежать, и что делать. И только конные патрули, стоявшие через каждую сотню шагов, еще хоть как-то держали ситуацию.

— К Лотару на склады идем, почтенные! — визжал все тот же рыжий мужичок, ввинтившись в толпу на другом конце города. — Там оружия тьма! Всем хватит! Они нам за смерть князя ответят! Язычница проклятая нашего князя отравила! Я своими ушами слышал!

Коста даже оторопел о такого резкого перехода, а его ум заработал с невероятной скоростью. Он понял все очень быстро. Христиане! В этом конце больше было христиан. Вот оно как! А рыжий мужичок-то совсем непрост.

— Пст, парни, — негромко сказал он, подойдя к группке крепких мастеровых. Он их не раз в харчевне видел. Это были кузнецы с мануфактуры господина Максима. — Слово и дело государево.

— Ты совсем сдурел, малец? — испуганно оглянулись по сторонам кузнецы. — И чего ты с этим к нам приперся? В Тайный Приказ иди. Знаешь, что тебе будет, ежели слово твое облыжным окажется? Давно в соляной шахте кайлом не махал? Так тут это быстро делается, ты даже пожалеть не успеешь.

— Знаю, знаю, не дурнее вас, — с достоинством ответил Коста. — Как насчет по рублю заработать?

— Это мы завсегда рады! — обрадовались парни. — Тебе чего-нибудь перенести надо? Или обоз с солью разгрузить? Ну, не томи, рассказывай.

— Там баламут один горло дерет, — мотнул головой Коста. — Его надо взять по-тихому. Он народ на кровь подбивает. Я на него покажу, а вы его кое-куда доставите. А награду пополам.

— А почему по-тихому? — удивились мастеровые. — Мы ему сейчас в рыло съездим, потом ногами малость потопчем, а то, что от него останется, отнесем, куда скажешь. Но ежели ты, чернявая рожа, нас насчет денег надуть решил, мы и тебя отделаем за милую душу. Ты у нас год кровью ссать будешь. Мы тут таких шуток не понимаем.

— Нет, надо все по-тихому сделать, — уверил их Коста. — Потому как остальные разбегутся. Вы за мной идите, шагах в десяти. Вот ты! — ткнул он в невысокого, но зато почти квадратного крепыша. — Ты будешь вот что делать…

— Ну, пошли, что ли, — удивленно почесали затылки кузнецы, получив вводные. — Мы за такие деньги неделю в кузне пашем.

Ватага пошла по улице, прямо туда, где бесновалась толпа, умело разогретая провокаторами. Мужичок в сермяге торчал где-то сбоку, но в самую гущу не лез, периодически вскрикивая что-то одобрительное, или наоборот, призывал идти и бить без пощады проклятых нехристей.

— Вот тот! — ткнул пальцем Коста.

— Вторак, сосед! Чего пропал? В гости совсем не заходишь! — крепыш широко раскинул руки и заключил в объятия ничего не понимающего рыжего.

— Не Вторак я, — испуганно пискнул тот. — Ты обознался парень! Обозна…

Ощутимо хрустнули ребра, а рыжий придушенно захрипел и закатил глаза. Хватка у кузнеца была железная.

— Перепил, что ли? — громко удивились парни. — Давай-ка его к жене отнесем! Вот она ему задаст! Она баба огонь, отходит его поленом за милую душу! Вмиг хмель сойдет!

Коста облапил рыжего за талию, помогая тащить сомлевшего мужика, но пройдя шагов десять, бросил. Чего ему такую тяжесть волочь, кузнецы вон какие здоровые. Они даже шаг не замедлили, следуя за Костой к обычному домику в посаде, в дверь которого парень и постучал.

— Боярин, — склонил он голову перед самим Звонимиром, который был одет неприметно и просто. От мастерового и не отличить.

— Ты чего тут делаешь? — нахмурился тот. — Почему не на базе?

— Да ты что, боярин? — непритворно удивился Коста. — Тут такие дела заворачиваются, а я у печки буду сидеть? Я тебе баламута принес. Он людей на бунт подбивал. Христиан звал язычников резать, а язычников на христиан