Владыка морей. Ч. 2 - Дмитрий Чайка

Май 639 года. г. Александрия. Диоцез Египет первый.

С тех пор как Коста вернулся с Сокотры, он ушел в дела с головой. Для поставок кофе он нанял разорившегося торговца, выкупив у ростовщика его долг. Купец тот был толков, порядочен и репутацию имел неплохую. Ему просто не повезло, и он потерял груз, купленный на заемные деньги. Обычно после такого жизнь резко шла под откос, и она почти уже было отправилась туда, если бы не Коста. Купец тот был совсем на мели, а потому, выпросив себе долю малую, беспрекословно сел на корабль и пошел по великому каналу на юг, до самого Африканского рога. Он должен будет собрать, высушить и привезти в Александрию красную ягоду, ту самую, которую проклинают все пастухи-эфиопы. А на обратном пути он зайдет на Сокотру, где и высадит часть семян в землю, заложив там первую плантацию.

Коста же получил приказ из самой Братиславы, да не абы какой, а с печатью большого боярина Горана. И к приказу тому серебряная пайцза прилагалась. За все годы службы Коста еще ничего подобного не получал. Письмо гонец привез, который еще на словах много чего интересного передал. Так много, что Коста с приказом тем пошел во дворец к самому префекту Святославу, небрежно так перед мордой гвардейца серебряной пластиной махнув.

Посопел недоуменно могучий парень, но не сказал ничего. К службе хорошо приучен, знает, что это за пластина такая. И откуда их берут? Ну, чисто быки. Коста, который так и остался худым, словно черенок от лопаты, завидовал гвардейцам от всей своей прохиндейской души. Слухи ходили, что эти парни после службы не в кабаках просиживали, а гири таскали из чистого железа. А потом нормативы какие-то сдавали. Не сдаешь — вылетаешь со службы с треском. Что за нормативы и зачем их сдавать, Коста так и не понял, но факт остается фактом — в кабакахгвардейцев видели нечасто. Их из лучших хорутанских родов набирали и с малых лет к этой стезе готовили, вдалбливая в головы устав караульной службы и собачью преданность княжеской семье. Ну, и пенсия после выслуги у них такая была, что они все жилы рвали, из кожи вон вылезая. Особенно после того, как одного из отставных воинов в прошлом году помощником к одному из жупанов в Дакии назначили. Пост немалый — всего пара шагов до боярской шапки.

— Тут жди, — коротко сказал воин, охранявший личные покои княжича. — Люди у государя. Они выйдут, ты зайдешь.

Коста прекословить не стал и молча уселся на скамью, стоявшую здесь именно для таких случаев. Тут было пусто, не то что в соседнем здании, где жил и работал великий логофет Стефан. Там, казалось, вообще никогда люди не заканчивались. Они шли день и ночь, толпясь, ругаясь и поминая всех святых. В одной очереди стояли греки, египтяне и иудеи. Они косились недобро друг на друга, но ссориться опасались. За недостойное поведение просто из очереди прогонят, а если будешь слова поносные говорить, или, не приведи господи угрожать кому, то вместо рассмотрения жалобы попадешь на быстрый и справедливый суд. Причем вне очереди, и к тому же самому человеку, которому нес свою жалобу. Оттуда буяна после недолгого разбирательства выводили на двор, где и секли при всем честном народе. А потом еще награждали штрафом солидов в десять или отработкой на расчистке великого канала. Вот такими вот несложными мерами город, отличавшийся своим бунташным характером, религиозным фанатизмом и ослиным упрямством, постепенно превращался в оазис тишины и терпимости. Но это всё было показное. Взаимная ненависть просто пряталась, прорываясь наружу лишь изредка, у самых глупых и отчаянных. Остальные же просто затихли, привыкая жить заново, когда можно крикнуть Слово и Дело, и того, кто обозвал тебя иудейской собакой… или христианской собакой… или египетской собакой, схватят и отведут на суд. А уж после этого суда виновный, почесывая поротую спину, будет ходить мимо оскорбленного им человека и старательно натягивать на морду улыбку, изо всех сил изображая любезность. Потому как за повторное нарушение плетями не отделаешься. Второе нарушение — штраф большой, а за третье — навсегда из столичного города вышлют, за сто первую милю. Почему именно за сто первую, никто не знал, но усматривали в этом какой-то скрытый магический смысл. Многим новые порядки понравились. Всё лучше, чем тогда, когда добропорядочные жители развязали целую войну в иудейском квартале, спалив во имя господа милосердного всю восточную часть города.

При чем тут, казалось бы, Коста? А при всем! И именно для этого он явился на прием к префекту, гордо помахивая перед носом стражи высшим из всех возможных пропусков. Золотая пайцза, по слухам, существовала, но Коста никогда ее не видел и не знал никого, кто бы ее видеть мог. Впрочем, о таких вещах распространяться было не принято.

— Вот, значит, как? — Святослав взял в руки письмо из столицы и углубился в чтение. Закончив с письмом, он помолчал немного и спросил. — У тебя пайцза с вороном. Ты из разведки в Тайную полицию переведен?

— Да, государь, — кивнул Коста. — Таков приказ. Боярин Горан меня начальником тайной полиции префектуры Египет назначил. Александрия — город неспокойный, здесь много недовольных новыми порядками. Да что я говорю! Тут много таких, кто будет любыми порядками недоволен. В городе пятьдесят тысяч человек живет, и народ здесь на редкость горячий. За столетия немеряно зла между людьми накопилось. От малейшей искры бунт может вспыхнуть. Моя задача — это пресечь. Подстрекателей выявить и из города убрать. Явных — в кандалы и камень рубить, а скрытых, особенно из знати, — под благовидными предлогами из столицы удалить и под надзор взять. Тут менялы и ростовщики — главные заводилы. Они же ничего делать не умеют, кроме как лихву в голодный год с простых людей драть. И денег у них очень много, государь, они могут толпу на бунт поднять. Вот это и есть моя наипервейшая задача. Людишек таких выявить и клыки им вырвать.

— Мне Звонимир рассказывал, как ты в Новгороде подстрекателей ловил, — усмехнулся Святослав. — Все еще удивлялись, до чего прыткий малец. И до денег жадный не по годам!

— Не жадный я, ваша светлость, — не на шутку обиделся Коста,