Случались у безбожников и набеги на слабые периферийные станции. Так что с того? Воюют все: колонии, альянсы, одиночки... Кто из них прав, кто виноват – поди разбери. Встревать в чужие разборки, да еще против целой банды, было глупо. Старик, видимо, думал примерно так же, поскольку не остановил наемника, когда тот, кивнув на прощание, двинулся своей дорогой.
– Мир твоему дому, сталкер... – услышал Таран его тихое напутствие, но не обернулся. Впереди ждали неотложные дела.
Не задерживаясь более на транзитных станциях, он возвращался домой, в больничное бомбоубежище. Позади остались черная от кострищ платформа Московских ворот, шумная «Электра»[14], продуваемый туннельными сквозняками «Папа»[15]. Патрульные на блокпостах лишних вопросов не задавали и открывали проход, едва завидев знакомый силуэт сталкера.
Не доходя до Московской, Таран привычно повернул в боковой штрек. До дома оставалось всего ничего – несколько коротких переходов по узким сбойкам с шершавыми, грубо сработанными стенами. Вскоре он уже поднимался по скобам вертикальной шахты, предвкушая сытный ужин в компании сына и неторопливые разговоры до полуночи. Лязгнула крышка люка.
Таран влез наверх, обшаривая взглядом убежище... От дурных предчувствий закололо в затылке.
Посуда, тряпье, обломки нехитрой мебели – все валялось на полу в хаотическом беспорядке.
– Глеб?..
Сталкер пронесся по отсекам, наблюдая везде одну и ту же картину – разбросанные повсюду вещи, опрокинутые на бок двухъярусные нары, вскрытые ящики.
– Глеб!
Пацана нигде не было. В душе еще теплилась надежда, что все это – не более чем хорошо подготовленный розыгрыш, но распахнутая настежь гермодверь красноречиво говорила об обратном. Убежище обнесли, а сына... – Таран даже мысли не мог допустить, что случилось непоправимое – сын пропал.
Во рту пересохло, а лоб, наоборот, покрылся испариной. Мысль о том, что с Глебом может что-нибудь произойти, часто посещала сталкера, но он упорно гнал ее прочь. Теперь же, когда опасения все-таки стали реальностью, голова работала плохо. Сознание вязло в мешанине нахлынувших эмоций. Некое чувство, накрепко забытое в период отшельничества, теперь вернулось и мешало мыслить здраво. Таран запаниковал – впервые за долгие годы.
Растерянно оглядываясь, он вышел в тамбур. Следы взлома на гермодвери отсутствовали. Да и не такое это простое дело – железо кромсать. Неужели сын открыл дверь сам? А главное, зачем? Взгляд сталкера уткнулся в пятна крови на бетонном полу. Глебова? Сердце екнуло. Вроде не так много. Может, нос разбили чуток, да и все?
Вернувшись в убежище, он ненадолго прикрыл глаза и глубоко вдохнул. Затем вытянул шею и широко, что есть силы, открыл рот. Нехитрый прием помог сбросить напряжение и собрать мысли в кучку. Таран осмотрелся еще раз, стараясь в этот раз не упустить ни единой мелочи. Теперь в царившем хаосе обнаружилась некоторая закономерность. Загадочные посетители оказались чересчур избирательны. Оставив без внимания кофр с ухоженными, в смазке, пистолетами, они с неизвестной целью разворошили кучу старых ржавых стволов, которые сталкер использовал на запчасти для своих кустарных поделок. Оружейный шкаф оказался разграблен подчистую. «А ведь стволы-то в шкафу, в отличие от остальных, заряжены были», – промелькнула мысль. Не погнушались грабители даже свиной поджаркой со сковороды, в то время как коллекция консервированных фруктов, которой Таран так гордился, стояла нетронутой. Выбор странный.
Чего-то не хватало... Какой-то важной детали, без которой целостная картина произошедшего никак не складывалась. Посмотрев еще раз туда, где видел Глеба в момент прощания, сталкер, наконец, вспомнил про грампластинки. Их не было.
– Да чтоб вас, твари голозадые!
Теперь все встало на свои места. И оружие, выбранное по принципу «стреляет – не стреляет», и проигнорированные фруктовые консервы, экзотического содержимого которых похитители, скорее всего, никогда не пробовали. Сталкер подошел к стене, с размаху ударил кулаком. Под проломленным листом фанеры показалась узкая ниша. Не медля, Таран вытащил из тайника дежурный АК-74, распихал по карманам комбеза магазины. Броник, разгрузка с гранатами, противогаз, нож... Вроде все. Сталкер попрыгал – нигде не звякало. Захлопнув гермодверь, собрался было двинуться прочь, когда в свете фонаря что– то блеснуло... Таран опустился на колено, рассматривая еще одно подтверждение своей догадки – грубо обтесанный кусочек винила на обрывке тонкой бечевки. Примитивный амулет огрызков.
* * *
Как-то так повелось, что все наиболее важные встречи на «Электре» назначали здесь, в местном баре с презентационным и неуместным для несведущих названием «Пентагон» Казалось бы, ничего особенного – тупиковая часть центрального зала станции и пара пилонных проемов по бокам огорожены небрежно пригнанными друг к другу листами кровли. Однако за этой, хлипкой на вид, стеной день и ночь кипели нешуточные страсти, заключались самые немыслимые сделки и в любое время суток хватало заезжих барыг и авантюристов со всего метро.
Большую часть поселенцев станции составляли бывшие заводчане Электросилы, поэтому неудивительно, что бар нарекли по аналогии с негласным названием административного корпуса того самого предприятия. Меж компактных столиков, за долгие годы пропитавшихся стойким запахом браги, сновали с подносами неприметные официанты, вышколенные и опрятно одетые, – «Пентагон» держал марку. Длинная барная стойка тянулась вдоль дальней стены, в верхней части которой еще сохранились фрагменты станционного декора. Приглядевшись, в остатках мозаики даже можно было различить фигуру рабочего, словно подпиравшего руками своды станции, и обрывок таинственной фразы про электрификацию всей страны. Нижняя же часть стены была плотно заставлена стеллажами со спиртным на любой вкус. Среди склянок с грибными настойками и сомнительного цвета бормотухой попадались и весьма раритетные по теперешним меркам образчики довоенной водки. Гордость коллекции – бутылка пятизвездочного «Арарата» – покоилась на центральной полке-витрине, подсвеченная отдельной лампочкой. Янтарного цвета жидкость притягивала взоры, вызывая в памяти посетителей приятные воспоминания о давно минувшем времени. Теперь порция этого бесценного напитка стоила целое состояние. Возможно, поэтому бутылка коньяка оставалась нетронутой долгие годы, став изюминкой и, своего рода, символом респектабельности Пентагона.
Еще одной местной достопримечательностью являлся внушительных габаритов мутант, с недавних пор работавший в баре вышибалой. До его появления стычки и потасовки здесь случались с завидной регулярностью, благо публика встречалась разная и не всегда благодушно настроенная. Однако с появлением зеленокожего громилы с устрашающей внешностью беспорядки в заведении как-то сами собой прекратились. Любителям помахать кулаками пришлось поумерить пыл, а любые споры, как правило, заканчивались, стоило вышибале недобро покоситься на виновников шума.
