--А чего я должен заявы писать? Заяву пишут, когда чего просят или поясняют, когда натворили чего. А я ничего не прошу, и оправдываться мне нечего. Я что - обязан паспорт с собой везде носить? Нет! И здесь не граница и не секретный завод, чтоб режим соблюдать: с бумажкой пускать, без бумажки-нет. Предъявите мне статью, что под за...деланным городом Кингисеппом всем положено только с паспортами быть ! Есть она - сажайте, раз нарушил. Нет - тогда прокурор на вас самих поглядит, сами знаете как на что. Предъявляйте!
--Э, да ты, видать, из блатных!
Это конвоир сбоку.
Я не ответил, но скроил морду как бы довольного собою. Вообще сейчас я действительно малость под блатного закосил. Так, самую малость. А сержант как-то стушевался и негромко сказал:
--Немцы уже за Псковом.
Я промолчал. Чего тут скажешь! И отвели меня в какую-то кладовку без окон, но с тусклой лампочкой и в нее посадили. Мебели там не было, но лежали какие-то бумаги. Так, пара стопок на полу. Глянул на одну - какой-то незаполненный бланк учета квартирохозяев по постою войск. И в дате двадцатые годы поставлены. А в двери явно замок заскрежетал. Заперли. Пить не поят, кормить не кормят, в сортир не водят, но хоть не обыскивают. Интересно, флягу мою замотают или мне вернут?
Ну, коль жрать, пить и испражняться никак нельзя ,то полежу я и ,может, даже усну. Сгреб этих бланков себе под голову и улегся. 'Ложусь на новом месте...' Тьфу!
И задремал, а сколько я спал - не знаю. Лампочка погасла, а окошек не было. А чего погасла лампочка - бес ее знает. Наверное, кто-то казенное электричество бережет. Ну, а в темноте спать сподручнее.
Разбудили меня кто его знает когда. Постукиванием в подошву вьетнамки. Эт правильно. А то нагнешься ко мне за плечо потрясти, я возьму да и укушу.
--Эй, вставай! На допрос пора!
--Встаю, встаю! А нельзя перед допросом воду отлить, а то сама пойдет!
--Можно. Выходи в коридор!
Вышел я, а вьетнамки оставил. Намеренно. Бес его знает, бывают ли они в эти времена. Со штанами по-другому не выйдет, а их можно не показывать. И не покажу. По слову конвойного повернул я налево и вышел по коридорчику во двор дома. А на улице уже явно к закату дело идет. И впереди будочка на две дырки. Но чисто внутри, не как в парках в таких 'Эм и Жо'.И я приятно посидел и обе нужды удовлетворил. А для очистки организма на гвоздике висел журнал 'Военный зарубежник', только уже хорошо использованный. Портило впечатление только то, что дверцу по требованию конвоира я не закрывал, чтоб он за мной следить мог, не пытаюсь ли я от него уплыть через дырку в Балтийское море. Не привык я как-то гадить под пристальным наблюдением.
А второе - что теперь мне нормального сортира долго не видать. Разве что в Питер попаду. А так буду орлом сидеть в подобных будочках.
Дела я закончил, и пошли мы на допрос. А там доброй души конвойному влетело от сержанта госбезопасности, у которого времени и так не было, а тут еще сиди жди, пока арестант опорожняется. Но тут он в корне не прав, потому что если б меня не сводили в будочку, то мог бы навалить ему перед глазами. И носом. Так что ему б лучше не было, но я про это помалкивал, а отвечал на вопросы оперуполномоченнго 21 Укрепленного района сержанта госбезопасности Яблокова. А тут какая интересность - он сержантом числится, а на петлицах у него-то же самое, что у лейтенанта. Наверное, тут звания у них с пехотою не совпадают. Должно быть, за сидение в дотах звание выше, и сержант в доте равен лейтенанту.
В общем, конвоировавший меня солдатик сзади стоял и мне спину горящим взглядом прожигал. А я чо - разве виноват, что на него собаку спустили? Начальник это всегда может сделать, разница только в том, по делу спустили ее или от раздражения своего геморроя. А я сидел на табуретке и отвечал про то, чего надумал до этого момента. Опер был явно заклопотанным по самые уши, нервничал, то и дело на часы глядел, но на меня не вызверялся и по морде не трогал. Наверное, это потом будет, когда он протокол заполнит. Всю мою лабуду записал, но пару раз хмыкнул. Сейчас возьмет папиросу, закурит и скажет, ну что шпион, признавайся, кто тебя завербовал? Сержант, равный лейтенанту, достал из кармана пачку 'Беломорканала', папиросу из нее вытряс, но закурить не успел. В дверь залетел какой-то военный в плащ-палатке и с порога заорал: 'Яблоков! Ты чего ждешь! Машина в первую роту идет сейчас! Или иди пешком !'
Яблоков засуетился, ответил, что сейчас и стал что-то выгребать из ящиков стола. Протокол мой сгреб и кинул в другой ящик, бумаги, что вынул, сложил в картонную папочку с завязками и восстал.
По дороге сказал конвоиру, чтоб меня обратно поместил, но тут я его тормознул.
--Товарищ сержант! А как мне быть? С утра сижу и хоть бы кто хлеба кусок дал! Нельзя ж людей под замком держать , не кормя и не поя!
Яблоков затормозил, пару секунд обдумал, потом сказал конвоиру:
--Отведи его обратно, потом с котелком сходи на кухню, пусть чего-то дадут. Скажешь, я приказал!
--Есть!
И вышел. И мы вышли. По дороге я сказал солдатику, что мол ,извини, не знал, что тебя за мои дела обругают. Знал бы, лучше с допроса отпросился. Парень буркнул, что ладно уж.
Вернули меня в знакомую кладовку к знакомым бланкам, а спустя некоторое время солдатик мне полкотелка каши принес и кружку кипятку. Кипяток уже остыл, но это и лучше.
Все, что мне дали, я стрескал за милую душу, поблагодарил, кружку , ложку и котелок отдал. Дверь закрылась, свет погас. Прям стих какой-то вышел. А я опять сгреб бланки и на них улегся. Хоть и спал, а спать все равно хочется.
А что мне - спать хочется, и спать буду....
Gока я задавал храповицкого так, что дверь вибрировала в унисон моим носовым заверткам, вокруг меня происходили такие, о которых я по большей части не подозревал.
АВТОРСКИЙ КОММЕНТАРИЙ
В 20-30 годы подступы к Ленинграду активно укреплялись. От старого мира Союзу досталась морская крепость Кронштадт и все. Старые крепости вроде Петропавловки и Копорья считать не будем.
Еще рядом с "колыбелью революции" прошли сразу две границы ,за которыми находились беспокойные соседи, с которыми уже воевали и не исключались новые войны.
А от финской границы посуху до города было чуть более 30 км, а пушки с финского берега могли бомбардировать морские форты с дистанции 6-8 км. И финская пехота по льду тоже могла атаковать их. До эстонской границы было все же подальше, но через нее уже приходила неприятельская армия, остановленная совсем недалеко от города.
