Враг явился на сцену из-за левой кулисы, с норда. Класс «Пассаик». Который из десятка близнецов — не угадать, да и не важно. Знакомый, значит. Думали ли американцы, когда разрешили русскому адмиралу облазить свежеспущенный на воду монитор от киля до клотика, что его знания пригодятся не на Балтийском заводе, а вот так? Итак, однобашенный монитор, два орудия — одиннадцать и пятнадцать дюймов. Промажет — Господа благодари, попадет — вечная память… Слабые русские орудия не могут пробить брони, разве в упор. Но у русского флота осталось еще одно оружие. Древнее, как моря…
Палуба под ногами вибрирует от первого залпа левого борта. Началось. Если б хоть не дымы за спиной!
— Всем. Сомкнуться. Самый полный.
Корабли один за другим репетируют сигнал. Ход нарастает. Из труб валит жирный дым — глотки топок ублажили маслом. Решающий сигнал.
— Всем! Ринуться на врага и таранить!
Лесовский смотрит на карманный хронометр, как будто способен подогнать неторопливую стрелку взглядом.
Полным ходом — десять узлов для самого медленного корвета — русская эскадра приближается к грозному противнику. Момент истины, растянутый на пятнадцать минут… Ставка сделана: ва-банк. Если бы не дым с юга, можно было бы сыграть в медленные танцы: маневрировать, менять галсы, бить в урез воды и по орудийным портам… Теперь же следует уничтожить врага быстро — потому что двух бронированных противников эскадра не переживет.
Короткий взгляд через плечо на позиции конфедератов. Форты острова Салливен, так не похожие на величественные укрепления Кронштадта, кажутся чудными серыми дюнами, лишь немного возвышающимися над низкой кромкой берега. Батареи южан молчат. Хотя без всякого бинокля видно, как сверкает солнце, отражаясь в оптике тех, кто наблюдает за боем с берега.
Снова щелкает крышка хронометра. Сколько можно разговаривать? Может, они там, на берегу, отправили запрос в столицу?
Мичман Алексеев со своей батареей ждет промаха. Если «Александру Невскому» придется пройти мимо врага — не важно, ударив того в низкий стальной борт или нет, — кормовая батарея откроет огонь. До тех пор… Терпение и готовность. В голове всплывает все, что удалось изучить про мониторы. Технологические отверстия расположены низко, при таране возвышенный нос фрегата вползет ему на палубу. Монитор макнет, и вода хлынет во все люки и щели. Но для того, чтобы вспрыгнуть на врага, а не толкнуть его, нужна скорость. Какая? Вся, какую удастся выжать не понимающему шуток механику!
Через три минуты монитор открыл огонь. Потом… Алексеев не вспомнил. Вспомнил руку, отнятую от лица — кровь. Вспомнил, как мотал головой, пробовал встать, удивляясь, что палуба превратилась в косогор, — получилось! Мелькнуло паническое: «Тонем?» Он был готов увидеть поднимающийся нос, стремительно подбирающуюся к его посту воду… Но не то, что в действительности представилось заливаемым кровью глазам.
Палубы — не стало. Гладкий, отполированный сотнями торопливых босых ног настил исчез. С утра плюнуть негде, такое сверкание, а теперь… Копны изломанного дерева, зияющие дыры, открывающие корабельное чрево. Острия заборов, склоненные рогатки… И — дым!
Глаза щиплет, но рассмотреть, что корабль все-таки идет вперед — можно. Страшный «противень» медленно разворачивается…
— Не уйдешь, — шипит мичман, сплевывая кровью. Страшная рана: язык прикусил… А до шканцев недалеко… Там наверняка потери. От кормовой батареи все равно теперь толку нет, обе пушки подбиты. По сторонам поднимаются выжившие, подают голос раненые. Почему он не приказал им следовать за собой? Потом это казалось таким очевидным…
…Вот и шканцы. Никого. Ничего. Искореженное дерево и гнутая труба для переговоров с машиной и румпельным отделением. Над головой — ни мачт, ни парусов. И — никого. Люди словно исчезли, словно океанская волна решила сыграть роль цензора и избавить чувствительную натуру командира ретирадной батареи от излишне натуралистического зрелища.
Из трубы донеслись неразборчивые звуки.
— Слушаю…
Неужели он услышит человеческий голос?
— Я не могу долго держать пары! Обшивка котлов дымится! Почему молчите?
Николай Федорович! Живой. И в машине, похоже, много живых. Но… Еще один взгляд из-под руки, сквозь едкий дым. Кашель.
— Самый полный.
— Поршень стучит… Еще несколько минут…
— Держите, сколько сможете. Будет удар — людей наверх. Все.
Собственного голоса Алексеев не узнаёт. Чужой. Хриплый. Твердый. Теперь — румпельное.
— Два румба лево.
— Есть два лево… — в голосе явное облегчение. Кто там? Неважно. Теперь главное, чтоб приземистый, округлый, короткий — но, по счастью, медлительный — монитор не ушел от разбитого форштевня.
Вот башня снова повернулась к врагу, поверженному не до конца. Открылась бойница, высунулся короткий ствол. Дым, гром, удар. Поздно! За ударом снаряда следует другой, куда сильней. Длинное тело фрегата вырвалось из воды, подмяло низкий борт монитора. Хруст, скрежет.
Мичман кубарем влетел в остаток сбитой мачты — но не утратил способности созерцать окружающее. Вот на палубу монитора выскакивают люди. Один вскинул руку с револьвером, чуть согнул ее в локте… Неужели ждет абордажа?
А там, внутри монитора, разливается вода — через десятки отверстий, которые снабдили легким ограждением, чтоб волнами не захлестывало, но не прикрыли броней. Струи рвутся вниз… Это Алексеев тоже видел, почти наяву. Потому, когда из-под тела на мгновение ушла опора, а монитор выправился, стало больно. Все зря?
Нет! На нос стального монстра вломился «Варяг». Тот начал поворачивать башню — медленно, неуверенно, и тут ему подцепил корму подлетевший «Алмаз». Может, достанет до рулей? Клипер закрыл собой искалеченный флагман — а врага от флагмана, и Алексеев не видит, что монитор рухнул в воду, как гвоздь в сметану. Спасать было некого.
Впрочем, это мичмана не интересует. Он занят — старается встать на ноги. Нужно снова дойти до переговорных труб и приказать разворот — ведь машина каким-то чудом все еще работает, под кормой исправно вращается винт, и чудом держащийся на воде обломок корабля уверенно идет в океан… На полном!
Дым еще одного броненосца медленно наползает справа, из-за берегового изгиба. «Невский» превратился в руину, и теперь капитан-лейтенанту Копытову принимать командование отрядом. Что ж, инициатива наказуема исполнением — если на русском флоте и есть человек, который может сказать, что это он придумал американскую экспедицию, так это он, Николай Васильевич Копытов, и есть.
