Вслед за прожектором корабля Цвишена ночной сумрак города разрезали ещё два холодных белых луча, неторопливо выискивавших среди городских строений свою жертву. Согласно полученной от Берга директивы, дирижабль Цвишена должен был занять над городом центральную позицию, тогда как кораблям Брандта и Гримма отводились боковые позиции.
Штурман «Лотхен» Венцель Бауэр деловито произвел последнюю коррекцию прицеливания, повернул нужный рычаг, и вот уже первые три носителя огненной смерти устремились к выбранной цели. От упавших бомб древняя ратуша Нориджа вспыхнула в одно мгновение. Две огромные рыжие кляксы стремительно расползались по ее черепичной кровле, стекаясь вниз большими огненными ручейками. Третья бомба угодила внутрь шпиля, щедро разбросав свое дьявольское содержимое внутри здания.
Глянув сквозь оптику прицела за результатом своей работы, Венцель удовлетворено хмыкнул и его пальцы, дёрнули следующий рычаг на приборной доске. Мгновение и новые гостинцы с тихим свистом полетели вниз навстречу разгорающемуся пожару.
- Так, этим довольно, - педантично отметил про себя Бауэр и попросил пилотов взять на тридцать градусов левее. Дирижабль легко качнулся в сторону, и в перекрестие прицела бомбометания, вплыло массивное жилое здание, на чьей черепичной крыше азартно плясали отблески пламени пожара на крыше ратуши.
По достоинству оценив размеры своей новой цели, Бауэр сразу сбросил на неё шесть зажигательных бомб. От огненного ливня разлившегося в обречённом здании горело всё, что только могло гореть. Громко трещала черепица, весело постреливало дерево, и с тонким звоном вылетали стекла в оконных рамах, давая набиравшему силу огню приток свежего воздуха. Горел даже кирпич и камень, полностью разрушаясь под воздействием высокой температуры.
Извечная помощница людей в борьбе с огненной стихией, вода на этот раз была полностью бессильна против «германского огня». Торопливо вылитая людьми на огонь, она совершенно не гасила пламя, а только увеличивала его объем, разнося его всё дальше и дальше своим движением.
Вслед за носовым прожектором на «Лотхен» вспыхнул и кормовой, высвечивая в черноте ночи лихорадочно мечущихся по земле людей. Они служили прекрасной мишенью для немецких пулеметчиков, которые не преминули воспользоваться случаем опустошить свои арсеналы. Чтобы стрелки могли лучше видеть свои цели по приказу Цвишена, дирижабль пошел на снижение, неотвратимо надвигаясь на горящий город.
Треск пулеметных очередей, какофония людским криков и стенаний, гудение огня и грохот рушившихся внутренних перекрытий зданий заполнили пространство над городом, спящим мирным сном, какое-то время назад.
Брандт и Гримм ничуть не отставали в бомбометании от своего командира. Один за другим вспыхивали рыжим пламенем дома мирных жителей, оказавшиеся на пути движение имперских дирижаблей. Сторонний наблюдатель с лёгкостью определил бы траекторию движения воздушных монстров по тем бушующим огненным рекам, которые разлились в ночной мгле, отмечая маршрут безжалостных агрессоров.
Получив в своё распоряжение абсолютно беззащитный город, германский авиаторы упивались своей полной безнаказанностью. Горячка безумия охватила буквально всех. Стрелков, расстреливающих беззащитных людей из тяжелых пулеметов, штурманов, расчётливо уничтожающих целые кварталы мирного города. Пилотов холодно направляющих свои огромные машины смерти на новые цели, а также командиров руководящих всей этой кровавой вакханалией. Все они переступили ту хрупкую грань сознания, которая отделяет человека разумного, от безумного маньяка, живущего только одним желанием удовлетворения жажды убийства.
Каждый экипаж стремился не просто сбросить свой груз, а поджечь, как можно больше строений совершенно мирного города. Основательно и неторопливо разгорались две обувные фабрики, обрекая большую часть населения города на голод и страдания, поскольку других предприятий в Норидже не было. Ярким факелом в ночи пылал нориджский собор святой Троицы, видевший ещё самого Вильгельма Завоевателя. Его огромный шпиль, был подобен огромному огненному маяку, указывающий путь заблудившемуся путнику во тьме ночи.
Пулемётчики с «Аннхен» азартно расстреляли обитателей нориджского колледжа, в страхе высыпавших из стен своего общежития на городские улицы. Хлёсткие струи свинца безжалостно выбивали толпу подростков, спросонья в панике ринувшихся на освещённое лучами прожекторов место. При этом немцев ничуть не смущал ни возраст, ни пол их жертв. « Хороший враг только мертвый враг, даже если у него нет сейчас оружия. Оно обязательно появится у него потом». Таков был лозунг кайзеровских стрелков и не один из них не удержал свою руку при виде беззащитных детей.
Прошло всего сорок минут, а Норидж уже был буквально стёрт с лица земли. Пылал весь центр города, грамотно зажжённый имперскими авиаторами, и от него, огненный вал неумолимо накатывался на городские окраины. Помочь несчастным жителям Нориджа в этом аду было некому. Расстреливая город из пулеметов, немцы в первую очередь старались уничтожать прибывших на тушение огня пожарные команды, а так же кареты «скорой помощи», отважно бросившихся исполнять свой служебный долг.
Полностью очистив свои бомбовые отсеки, дирижабли поторопились убраться восвояси, не забыв перед этим, для отчета перед высоким начальством запечатлеть на фото, результаты своей чудовищной работы.
Всего за эту ночь, в Норидже погибло около полутора тысяч человек, более пяти тысяч получили ранения, или ожоги и свыше 52 тысяч лишилось жилья. Эти цифры, даже сознательно уменьшенные правительством наполовину, потрясли Англию. Многие жители близлежащих деревень и городов срочно прибыли в Норидж и убедились в том, во что отказывались верить.
Закопчённые останки труб домов, груды чёрного пепла на пепелищах и вереницы окровавленных мёртвых тел лежали на восточной окраине города, вернее того, что от него осталось, всё это предстало перед глазами британцев приехавших в Норидж. Опасаясь распространения эпидемии и не имея возможности достойно похоронить погибших, местные власти приказали сложить все тела в одну общую могилу и засыпать их гашёной известью.
Стремясь сплотить народ перед лицом горя, премьер Ллойд-Джордж объявил 10 сентября Днем национального траура, но именно вечером того же дня орлы Берга отправились в свой новый полет на мирные города Альбиона. Ободрённый успехом, Берг приказал немедленно повторить налёт, чтобы ещё больше вселить в сердца британцев страх и неуверенность за свою безопасность.
