Получив от трюмных доклады о повреждениях, перебитом паропроводе и многочисленных затоплениях, в том числе и в погребе восьмидюймовых снарядов, Кроун решил на всякий случай приткнуться к берегу, что "Манчжур" вскоре и сделал. И слава богу, поскольку через десять минут после перестрелки с "Фусо" один за другим вышли из строя два трюмных насоса. Рассвет канонерка встретила на мели с затопленным котельным и носовыми погребами.
Но и "Ариаке-Мару" от своей судьбы не ушел - на Электрическом Утесе включили прожектор, который сразу же навели на обнаруженный и подсвеченный "Манчжуром" транспорт. Батарейцы к этому моменту уже осознали, что чуть было геройски не добили свой миноносец, и с удвоенным рвением стали засыпать транспорт снарядами, дабы загладить свою ошибку. Получив подряд пару попаданий, японский брандер сначала потерял ход, а потом вспыхнул ярким пламенем от носа до кормы, освещая крадущиеся за ними в ночи корабли. Идея полить керосином бревна старых бонов и рисовую шелуху, которыми набили транспорт для обеспечения плавучести (больше ничего труднопотопляемого в порту просто не нашлось), была не совсем удачна...
По первоначальному плану "Ариаке-Мару" отвлекал внимание дозорных кораблей, которые потом в упор расстреливались "Фусо", и огонь береговых батарей. Но его командиру, решившему умереть во славу Японии красиво, захотелось тоже иметь возможность утопить корабль на фарватере, если ему посчастливится самому до него дойти. Однако все трюмы транспорта уже были набиты нетонущим мусором и старыми, отслужившими свой век гнилыми боновыми заграждениями, он не только не утонул бы, даже с открытыми кингстонами и крышками грузовых люков, он мог заблокировать дорогу главной звезде выступления - "Фусо".
Тогда командир корабля, лейтенант Мидано, решил - раз не судьба утопиться на фарватере, то при случае, если удастся незаметно проскользнуть в гавань, стоит попробовать протаранить первый же подвернувшийся русский корабль. А для пущего эффекта зажечь корабль перед тараном. Закупив на свои средства несколько бочек керосина, командир посвятил в свой план только ближайших друзей, поэтому командование не имело шансов разъяснить ему неуместность этой идеи.
Сейчас подожженная снарядом туша парохода освещала идущие за ней корветы не хуже, чем русские прожектора. Повезло только "Фусо". Следуя сразу за жертвенным транспортом, он успел, хоть и рискуя пропороть борт о затопленный неподалеку "Хайлар", взять чуть мористее до того, как "Ариаке-Мару" совсем потерял ход, но главное - до того, как огонь на нем разгорелся всерьез. В момент обхода "Ариаке-Мару" на броненосце шальным снарядом с берега снесло единственную трубу. Резкое падение скорости привело к тому, что "Конго", идущий менее чем в кабельтове за кормой последнего буксируемого "Фусо" катера, поочередно раздавил свои форштевнем все три "билета на спасение" экипажа броненосца...
Беда не приходит одна - тяга в котлах упала моментально, а давление пара и скорость через минуту. На "Конго", заметив, наконец, опасность столкновения, отвернули в сторону берега. Он получил попадание в клюз, и теперь тащил за собой по дну моря правый якорь, перепахивая морской песок и постепенно замедляя ход.
Скрепя сердце и скрипя зубами, командир "Фусо" отдал приказ послать на помощь кочегарам подносчиков снарядов от орудий. Эта вынужденная мера - сокращенная смена кочегаров физически не могла без трубы поддерживать давление пара для продвижения на скорости более четырех узлов - как ни странно, спасла всю операцию.
Если корветы азартно отвечали на огонь с берега изо всех стволов, то "Фусо" вынужден был временно прекратить огонь. Через пять минут тихого, неспешно движения под завывание проносящихся высоко над палубой снарядов и бомб, Окуномия с удивлением понял, что весь огонь русских сосредоточен на отставших корветах. Теперь он уже сознательно приказал не открывать огня до тех пор, пока русские не прекратят "игнорировать" ползущий к входу на фарватер броненосец.
У артиллеристов и прожектористов Утеса и Золотой горы было занятие поинтереснее, чем выискивание в темноте нестреляющей мишени. Они радостно рвали на куски подставившиеся корветы, которые упорно отстреливались из своих допотопных пушек... Причем отстреливались не всегда безобидно - один удачно пущенный кем-то из корветов снаряд погасил береговой прожектор со всей обслугой, а второй разорвался на территории "подшефного" хозяйства на Электрическом Утесе, вызвав многочисленные жертвы среди кур и свиней.
Потеряв в темноте головной корабль, на котором был единственный опытный штурман, знающий подходы к Порт-Артуру как свои пять пальцев, остальные брандеры японского отряда стали расползаться кто куда. Два корабля попытались прорваться к гавани под берегом, но один наскочил на мину, а второй налетел на затопленный ранее пароход. Остальные были, в конце концов, добиты береговой артиллерией, в зону действия которой эти тихоходные пароходы зашли слишком далеко, что и предрешило их судьбу.
Тем временем, оставив за кормой весь этот шум и гвалт, японский броненосец-камикадзе добрался, наконец, до начала входного фарватера у Тигровки.
* * * Навстречу "Фусо" по проходу нетопливо и величественно, как и полагается богине, шествовала "Диана". Задержка крейсера с выходом из-за заевшего шпиля усугубилась решением командира корабля капитана первого ранга Залесского не расклепывать якорную цепь, а устранить задержку.
На робкий вопрос старшего офицера Семенова - "а как же срочность выхода по тревоге" - тот, невозмутимо потягиваясь, пробурчал, что "нам вообще можно было бы не выходить, миноносцев "Новик" и сам погоняет, как всегда, а для чего крупнее есть Утес и Золотая гора, нам сегодня ночью в море делать нечего, каждую ночь по два крейсера в дозоре - вообще блажь адмирала".
Заметив впереди в темноте медленно идущий по фарватеру небольшой корабль, командир "Дианы" совершил вторую, главную и непоправимую ошибку - он принял его за поврежденного "Манчжура", возвращающегося в гавань. Не запросив позывной, он сразу приказал дать задний ход и принять вправо, чтобы "пропустить бедолагу". Залесский отдал приказ об обстреле "Фусо" только после того, как по тому открыла, наконец, огонь батарея Золотой горы.
К сожалению, попасть по даже по медленно плетущемуся в ночи броненосцу из мортир никак не удавалось. Канониры то вводили поправку на скорость в полтора десятка узлов, и тогда снаряды вздымали столбы воды перед носом "Фусо", то стреляли по нему как по стоячей мишени, и тогда пенился уже кильватерный след старого корабля. Пара снарядов из шестидюймовок "Дианы", с вечера заряженных чугунными боеприпасами (против миноносцев) бессильно раскололась о бронированный и забетонированный борт японца.
