Основная часть войска (в том числе и хирд Хрёрека-ярла) остановилась вне видимости монастырских дозорных и выдвинула вперед разведку. То есть меня и самого ярла. На удалении в сотню метров пряталась группа поддержки, если кому-то вдруг взбредет в голову нас схитить. Заметить парней из прикрытия было практически невозможно. Хотите увидеть чудо? Поглядите, как прячутся викинги. Раз – и нету. А зайдешь за кустик размером не больше веника, глядь – сидит. Как укрылся? А непонятно. Да так хорошо прячутся: не наступишь, не увидишь.
Итак, мой дорогой словенский пастушок. И его отара.
– Поговори с ним, – велел Хрёрек.
И мне пришлось устроить сорокаметровый «заполз» по лугу. С препятствиями, которые угадывались, к счастью, издали. По запаху.
Оттуда, из травки, я его и окликнул. В принципе можно было и не опасаться особо. Этот склон холма из монастыря не просматривался. Но это – в принципе. Если я выдам наше военное присутствие, Хальфдан с Хрёреком мне голову открутят.
Вихорёк мне обрадовался. Сообщил, что ему было велено пасти отару поближе к монастырю, потому что в окрестностях вчера видели разбойников. Четверых. Хорошо вооруженных. Вероятно, викингов
Блин! Я мог бы назвать этих разбойников поименно! Вот они, гнилые понты норманской аристократии!
–Ну и как? – поинтересовался я. – Монахи испугались?
Оказалось, ничуть не бывало. Подумаешь, четверка норманов! Овец они да, могут стырить, а напасть на этакую крепость – никогда. Так что в обители царила тишь да гладь. Надменное спокойствие, усиленное верой в Господа и еще тем, что вчера в помощь монастырской страже прибыл отряд в сто семьдесят копий.
Не то, чтобы Вихорек их считал, но слышал, как посчитали другие. Кто прислал бойцов, пастушку неведомо. Качество подготовки вновь прибывших – тоже. Но кушали хорошо. И баб с собой привезли штук двадцать. Настоятель побухтел, но смирился. А бабы – веселые. С одной такой Вихорек успел побеседовать. По ее инициативе. Мол, если есть среди монахов желающие позагонять бурундучка в норку, то за небольшое вознаграждение… А Вихорьку комиссионные. С головы. Вернее, с другого органа. Также Вихорек слыхал: со дня на день ждут еще один отряд. Тоже сотни на полторы.
Я покинул Вихорька и отправился в обратный «заполз». Следовало сообщить новости ярлам.
Новости наших лидеров не порадовали. Вероятность еще большего усиления монастырского гарнизона – тоже. Конечно, второй отряд наемников вряд ли доберется до цели, но бесшумно и бесследно перебить полторы сотни бойцов почти невозможно. Следовательно, в монастыре узнают, что мы – рядом, и нас – много.
Каменные стены, привратная башня, с которой очень удобно обижать штурмующих… Запрутся – и мы тут до осени просидим. Личное превосходство конкретного нормана над конкретным франком сходит на нет, когда франк с четырехметровой высоты льет норману на голову кипяток. Или смолу, что еще более неприятно.
Нужен хитрый план, который позволит нам проникнуть за стены.
– Может, ночью? – предложил я.
Не понравилось. Скандинавы воевать в темноте умеют. Но не любят. Им нравится публичность, а какая публичность, если твои подвиги и не разглядеть толком. Вдруг там, наверху, в Асгарде, перепутают и заберут в Валхаллу не того.
– Наемники, – сказал Хальфдан Рагнарссон. – Когда они придут, им точно откроют ворота.
– Если они придут… – произнес Тьёрви задумчиво и поглядел почему-то на меня.
Я пожал плечами. За что купил, за то и продаю.
– Никаких «если»! – Мой ярл оживился. – Вороны Белого Бога ждут наемников? Будут им наемники!
Хальфдан – младший из Рагнарссонов. Хитростью и коварством он изрядно уступал Сигурду и Ивару, однако он был далеко не дурак.
Схватил идею на лету и оживился.
– Тьёрви! Возьми две сотни хирдманнов и закрой дорогу на полдень[5]! Когда франки подойдут – они твои.
– Если… – Тьёрви всё еще сомневался.
– Они придут, – уверил мой ярл. – Но с тобой, Тьёрви-хевдинг, пойдут и мои люди.
– Полагаешь, я не справлюсь с большой сотней франков? – Тьерви, похоже, обиделся.
– Не сомневаюсь, что ты сможешь победить и тысячу, – заверил Хрёрек. – Но нам ведь не победа нужна, а их оружие и лошади. И никто не должен уйти. Ни драный пес, ни шлюха. Для этого двух сотен бойцов будет мало. И еще – надо застать их врасплох!
– Брат, – вмешался Хальфдан. – Ты хочешь обидеть моего хёвдинга и моих людей? Франки увидят их не раньше, чем они начнут их резать.
– Я не сказал «напасть внезапно», – Хрёрек усмехнулся. – Я сказал: застать врасплох. А это не одно и тоже. А сделаем мы так…
* * *
Доспехи шевалье Жиля оказались мне чуть великоваты, зато броня его оруженосца – как раз по мерке. Броня - дрянь. Тяжелая, сковывающая движения. Вдобавок – здоровенный щит и еще более здоровенное копье, которым я не умел пользоваться. То есть собственно копьем – умел, но на своих-двоих, а не в седле.
Ну да ладно. Не на турнир еду.
Мне в свиту выбрали дюжину дренгов помельче и почернявей – чтоб сошли за франков. Не скажу, что здешние франки – сплошь брюнеты и задохлики, но процент шестифутовых блондинов среди средневековых головорезов значительно меньше, чем в скандинавской популяции. Так что с моей «свитой» пришлось повозиться. Еще мне дали знамя шевалье Жиля. С гербом. Шевалье никто не спрашивал: он всё еще находился в положении пленника.
В общем, мы замаскировались как могли. Со ста метров угадать, что мы – ряженые, было не так легко. Я бы, к примеру, не разобрался.
Выехали из городка, проехали мимо монастыря, внаглую. Мне что-то кричали со стен. Я не ответил. Только знаменем помахал.
Дальше – проще. Хорошая дорога, хорошая видимость. Мы отъехали от монастыря примерно на километр, когда я заметил первого нашего. То есть он сам показался. Махнул рукой: всё путем.
Поля, поля, виноградники на холме… Дорога огибала холм и вновь возвращалась к реке. Еще полкилометра. Слева – река, справа – лес. Из монастыря нас уже не видно.
А кто это к нам скачет?
Скиди (его белая грива была спрятана под войлочным, усиленным медными полосками колпаком) взялся за лук, но тут же расслабился. Свой.
– Они едут! – крикнул мне Хальфданов дренг. – Тьёрви сказал: делай, как договорено. Всё готово!
Развернул лошадку и поскакал обратно. Эх, загонит он бедную животинку!
Еще с километр. Дорога пуста. Навстречу попался только воз с десятком связанных поросят. Угрюмый французский пейзанин вышагивал рядом.
При виде нас озаботился и сразу закричал, что поросята – монастырские.
Я махнул рукой: мол, не тронем. Проехали. Крестьянин в нас ряженых тоже не распознал. Впрочем, его больше сохранность поросят интересовала.
