Младший лейтенант Иван Иванович Иванов (продолжая жевать) «Ну…нифего сефе…уфения, приблифенные к боефым…А по нам они не фальнут? Нет, я не фонял, а почефу котлета только одна? Малофато буфет…»
(Мгновенная чёрно-белая вставка. Стройный ряд истребителей- вернее, то, что от них осталось…дымящиеся, догорающие обломки…на первом плане- мертвый повар с котлом, из которого рассыпались котлеты, которых уже никому никогда не съесть..)
(Цветное) Крепость Брест. Цитадель. Казарма 7-ой роты 455 стрелкового полка. 23 часа 48 минут.
Рядовой Огородников заботливо трогает за плечо своих подопечных: «Товарищ красноармеец, просыпайтесь…Эй, бабай-ага, тебе говорят, вставай, одягайся, выходи строится…Да проснись же ты, чёрт нерусский…»
Когда аргументы заканчиваются, а красноармеец (впрочем, какой он красноармеец, ежели присягу ещё не принял? Так, гражданское лицо, не известно зачем одетое в казённые синие трусы до колен) не собирается просыпаться, натягивая на стриженную голову тонкое одеяло — Огородников сбрасывает последнего на пол вместе с тощеньким, набитым сеном, матрасом…
«А ну, давай, давай, не задерживай, на выход, на выход…» — сопровождает для ускорения лёгоньким пинком чуть пониже спины особо не понятливых Огородников…Странная какая-то сегодня тревога…никакого тебе «Рота! Подьём! Тревога!» — даже свет на полную не включают…
Во дворе уже строятся рядом со своими палатками призванный на Большие Учебные военные сборы приписной состав- жители Западной Беларуси, всего два года как ставшие советскими гражданами…Эти — вполне всё понимают, и даже более того…
К растерянному, мечущемуся, как потерявшийся без курицы цыплёнок, командиру роты подходит невысокий, с серебристыми висками, подтянутый красноармеец: «ТоварЫш командЫр, разрешите Абратиться? Рядовой Кныш. Что, сынку, вОйна?»
Тот вскидывает голову, пристально смотрит в белеющее в темноте в лицо: «Да что Вы несёте…Что за чушь? Какая война? Так, простая учебная тревога…И я Вам не сынку, а товарищ младший лейтенант!»
«Так точно, товарЫш младшОй лейтенант…только у меня МОЛАДШИЙ сынку у Вашем возрасте…А гэта вОйна у меня будэт чотвёртая, так што я зрозумию, што гАвАрю…»
Ротный с удивлением смотрит на рядового: «А кто Вы, собственно такой…И почему- четвёртая война?»
Старый солдат вытягивается в струнку, лихо, чётко, без малейшего акцента, докладывает: «54-го Пехотного Минского Его Величества Царя Болгарии полка, пулемётной команды старший унтер-офицер Федор Кныш!»
А потом, смущенно добавляет: «Георгиевский кавалер…»
А потом, еще тише, совсем уже стеснительно, потупившись: «Полного банта…»
Ротный оторопело смотрит на Кныша, а тот негромко продолжает: «Так что считайте сами, Ваше благ…то есть тАварЫш кАмандир…германская вОйна, да с Поляками вОйна, да опять же с германами в 39-том…будет усего три- и я гэту крепАсть уже дважды боронял…усё тут знаю! Так можна мне со всеми у тыл не ходЫть? От спасибо! А можна и мужики останутся? Та нам ничого не надо, у нас усё есть…Есть встать в строй!
Ну что, мужики, вроде догАварился. Но! Раз уж остались- слухать меня як пана Буга. А то я вам не тАварищ младшой, шутковать не буду…Во!» И Кныш проносит перед коротким замершим строем таких же, как он, седовласых «мужиков» крепенький кулак…
Совершенно уже ничего не понимающий ротный машет рукой- делайте, мол, что хотите…Обрадованный Кныш, минутку посовещавшись с «мужиками», начинает отделять «овнов» от «козлищ» — кому идти в тыл, кому оставаться воевать…начинает бойцов делить на живых и мёртвых…
(Мгновенная чёрно-белая вставка. Плац крепости, усеянный телами…все они здесь — безоружные, убитые, даже не успевшие одеться…Таджики, Огородников, «мужики», Кныш…)
Отметка 121,3. Юго-Восточнее Минска. 74 Асфальто-Бетонный район ГУШОСДОР НКВД БССР. 23 часа 50 минут.
«Эй, начальник! Ты надел на хуй чайник?
Поговори у меня, морда…Давай, давай, не спи, зечина, замёрзнешь!
Начальник, а у меня давалка сломалась…»
На ремонте автострады Брест-Смоленск-Москва идёт «большой бетон», заливаются оголовки водопропускных сооружений, поэтому зека-зека (от ЗК- Заключённый Канало-армеец) работают круглосуточно. Для стимулирования работ- для всеобщего обозрения- на обаполе (здоровенном дрыне), воткнутом в кучу песка- кисет с табаком (ценный подарок для выполнившей план бригады).
Зека-зека работают весело, с огоньком…Потому как близок конец двенадцатичасовой смены, и план, похоже, перевыполнен. Осталось ещё пара замесов — и домой, в родной барак…А дома ужин, глубокая шлюмка с горячей баландой, полкило ещё тепленькой, пахучей черняшки…
«Расписанный» в синий цвет, «засиженный», с татуировками (карты, женщина и вино и надписью снизу — «Вот што нас губить») КОТ (коренной обитатель тюрьмы) скинул ватник и орудует совковой лопатой, как будто сам товарищ Стаханов…
Наконец, он втыкает лопату в песок и командует «Шабаш, братва! А то второй смене ничего не достанется!»
«Бугор»- «вольняшка» протягивает «расписному» кисет- заработали, так получайте…Но тот не особо доволен — на 500-той «весёлой» стройке, в БАМЛАГе, на укладке путей для стимулирования работяг ставили бидон с «Шилом» — 90 градусным спиртом…Экономят бульбаши, волки позорные…
Зека строятся, и сопровождаемые (нет, не кровавосталинскимиопричниками, и даже не стрелками ВОХР, а само-охраной, то есть теми же зека-зека в таких же бушлатах, но с карабинами в руках) под строевую песню радостно «снимаются» с промзоны:
«Гоп, стоп, Зоя — кому давала стоя?
Начальнику конвоя, не выходя из строя»
(Голос за кадром- в районе Бреста зека массово строили аэродромы, ремонтировали дороги, возводили дома и промышленные объекты…Это были такие же советские граждане, как и все — и даже по одежде не очень-то отличались от вольных…И общая народная беда- коснулась и их)
Внезапно зека замолкают- они вышли на участок автодороги- вдоль которой протянулись столбы с телефонными и телеграфными проводами…Каждый пятый столб спилен…
«Расписной», в крайнем удивлении — «Вот это попадалово…Гадом буду — не знаю- кто, когда, захрен? Прикинь, даже изоляторы на столбах побиты…Вот дела…Начальник, что ж это делается, а?» На этот вопрос нет ответа. Пока нет…
Крепость Брест. Южный военный городок. Парк 22 танковой дивизии.23 часа 55 минут.
Дежурный по парку докладывает комдиву -22 генерал-майору Пуганову В.П.:» Товарищ генерал! За время дежурства чрезвычайных происшествий не было! Матчасть находится на консервации, боезапас и ГСМ их машин выгружены! Личный состав отдыхает, караул несёт службу согласно наряда! Дежурный — майор Квасс!»
Пуганов: «Вольно. Майор, слушай приказ. Поднять дежурный батальон 44 танкового полка! Технику заправить из НЗ, иметь на каждой машине по половине Бе-Ка…Батальон вывести в район сосредоточения к трём-ноль! Вопросы?»
Квасс: «Товарищ генерал, а где же пол-козы, то есть виноват, пол-быка брать? Есть, думать головой…»
Спустя полчаса…
Капитан Басечка, командир второго батальона 44 ТП: «Товарищ майор, на что мы холостые патроны и учебные снаряды в танки грузим? Может, тогда уж и плакаты учебные с собой брать?»
Квасс: «Головой надо думать, капитан! Приказано погрузить «пол-козы«…а где ж её взять? Вот и догрузим в БК, что есть…Ты что, вправду воевать собрался? Забей большой и пролетарский! Очередная генеральская блажь. Сегодня, например, комдив внеочередной строевой смотр устроил, понял, нет? Зачем?
Пробздитесь, и к завтраку- в расположение..»
При этом командиры идут вдоль бесконечно длинной шеренги стоящих на козлах, без гусениц, танков Т-26…
(Голос за кадром. Ещё 18 июня в войска поступила директива Генштаба — вывести танковые корпуса с мест постоянной дислокации и замаскировать в лесных массивах…Поэтому авиационные удары врага в ПрибОВО и КОВО пришлись по пустым военным городкам…До танковых корпусов ЗапОВО эта директива так и не дошла…Почему-то.)
Часть Третья. «Коса на камне». Самое длинное утро
22 июня 1941 года. Московское время — ноль часов…
«Вставай, проклятьем заклеймённый
Весь мир голодных и рабов!
Кипит наш разум возмущённый
И смертный бой вести готов…»
Это ничего- это просто «Интернационал«…Исполняется по Всесоюзному радио в 12 часов ночи…
Во Владивостоке- уже утро, солнце давно уже сияет над Золотым Рогом и Босфором Восточным…Моряки в белых форменках строем, широко шагая, идут на водно-спортивный праздник…
В Москве- сияют звёзды над Кремлём, прохожие любуются прекрасным видом с Большого Каменного моста…Юноша показывает девушке на горящие окна в Большом Кремлевском дворце- ОН- не спит, ОН- думает о нас, о всех советских людях…
