— Глыба, — простонал Лекс, — мне и так Тойво своей матушкой… А теперь еще ты!
— Стыдно? — оживился Барракуда. — А что, девкато не дала, что ли? Пообещала, да не дала? — И довольно заржал.
Лекс хотел напомнить о своем звании, но сдержался. Эти люди знали его еще сопляком и сейчас стыдили по-дружески.
На центральной площади толпились люди — свои, ни одного заезжего. Младший сын старосты, прыщавый Угрюмка, бил в колокол. Сам староста, кузнец Молот, замер у колодца, широко расставив ноги. Макс кожей ощутил: что-то случилось. Если то, о чем он грезил долгие годы…
Мужики галдели, пялились на Молота с надеждой и страхом. Сохраняя невозмутимость, староста откашлялся и проговорил:
— Я получил донесение. Послезавтра в гостя пожалует Омега. Порядки свои устанавливать будет. — Сплюнул под ноги.
Толпа возмущенно загудела. Деревня, даже скорее городок, существовала сыто и безбедно. После того как неподалеку построили гарнизон, жизнь у людей наладилась, как и в других селениях, находящихся недалеко от омеговцев. Выдержав паузу, Молот пророкотал:
— Говорят, война у них. Большая война. Омеговцы отбирают еду, угоняют мужчин на войну. Люди потом с голоду мрут. Посоветоваться хотел: мужики, что делать будем? Бабы, засевшие в тени домов, заголосили.
— Уходить! — крикнули из толпы.
— Да, — поддержал крикуна толстяк с головой гладкой и блестящей, как яйцо маниса.
— Не могу, у меня работы много, я останусь, — буркнул тощий мельник Лопасть, подергав седую бороду.
Он стоял рядом с Максом и, похоже, не был напуган. Хотя кто его знает? Лопасть бесчувственный, как симбионт. Говаривали, что он симбионт и есть, потому весь сезон один потрепанный плащ и носит. Нормальный человек давно поджарился бы в том плаще. Бабы у мельника нет, дружбы он ни с кем не водит, денно и нощно на мельнице своей пропадает. Даже помощников не берет.
— Останется он! — всплеснул руками Мыш — маленький шустрый скотник. — Да кто тебя спросит?! Цоп — и в гарнизон. Мельник раздул ноздри, пошевелил усами, но смолчал.
— Разграбют! — заголосила Тося, сложив пухлые руки на необъятной груди. — Ой, разграбют! Шо ж делыть-то? Ой, горе горькое!
— Смолкните! — рявкнул Молот, свел у переносицы кустистые брови, потер сизый носище и изрек: — Сегодня делаем недоделанное, собираем пожитки и выдвигаемся на рассвете.
— Ой, горе, горе-е-е! — голосила другая баба — кто это, Макс за спинами не видел.
— Скотину жалко бросать, — сказал Мыш, похоже сам себе. Его длинный нос-хоботок шевелился, как у животного.
— Голосуем, — пророкотал Молот. — Кто за то, чтобы уходить? — И первым вскинул ручищу, поросшую черными курчавыми волосами.
— А точно омеговцы идут? — не унимался Мыш.
— Когда я вам врал? — Староста ударил себя кулаком в грудь, его пузо-барабан колыхнулось.
Макс скрипнул зубами. Хоть бы постеснялся, дерьмо ползуновье! Все знали, что Молот — лжец еще тот, и это не самый страшный его порок. Если заподозрит, что его интересы страдают, ни перед чем не остановится, волчара ненасытный! И что отец Макса с крыши по его вине свалился и покалечился, тоже все знали, но предпочитали помалкивать — боялись Молота и его головорезов. Вон глазенками зыркают. Пока отец Макса был старостой, урожай и приплод поровну делили и плату для омеговцев тоже одинаковую брали. Теперь же что идет в гарнизон, а что — в подвал Молоту, непонятно. И все молчат. Скажет кузнец Молот прыгать в Разлом — прыгнут. Велит удавиться — удавятся же! Ропщут по углам, а как до дела доходит, хвосты поджимают. Вон тянут ручонки, голосуют. А если подохнет выродок, пир закатят. Все, кто Молоту противостоять вздумал, либо мертвы, либо уехали из поселка. И ведь с омеговцами нынешний староста на короткой ноге — пожаловаться некому. Но сколько веревочке ни виться — конец будет, отберут власть у Молота. Лучше сделать это сейчас, чужими руками.
— А ты, гончаренок, что? — Сосед Митек ткнул Макса в бок. — Никак остаться решил?
— Задумался просто, — подавив ненависть, буркнул Макс и проголосовал как все.
Он пять сезонов вынашивал план, как избавить поселок от коросты по имени Молот, — наконец момент настал. Он справится.
Легкое касание — Макс подпрыгнул, сбросил руку с плеча и лишь потом обернулся: Надин. Чуть раскосые глаза блестят, на высоких скулах горит румянец.
— Извини, — прошептал Маке— Что-то я сегодня не в себе.
Мужики окружили старосту и принялись обсуждать подробности бегства. Бабы, сбившись в кучки, причитали поодаль.
— Ничего, — Надин взяла его под руку, — идем от- сюда.
Последний раз обернувшись, он встретился взглядом со Старостиным сынком Угрюмом. Парень надул губы и смотрел с ненавистью. Набравшись смелости, Макс улыбнулся от уха да уха. Недолго Молоту осталось издеваться!
Обычно Макс и Надин встречались за сараями, под навесом. Макс уселся на сено — в стороны прыснули вспугнутые ящерицы, Надин осталась стоять. Набравшись смелости, он сказал:
— Давай останемся. Черные глазища Надин округлились.
— Неужели ты веришь Молоту? — удивился Макс.
— Сейчас — верю. — Девушка принялась наматывать на палец черный локон. — Зачем ему лгать? У него кузня… он тоже теряет, как мы.
— С ними пойдешь… С Угрюмкой… Поженитесь, заживете… — Макс сплюнул под ноги. — Врал Молот, Как обычно — врал! Он вас использует, как ты не понимаешь! Всех вас. Выйдешь за Угрюмку, да?! Дом у него большо-о-ой! Надин рассмеялась:
— Ну и дурачок ты! Придвинувшись, Макс взял ее за руку и ткнулся носом в прохладную ладонь.
— Омеговцы — чужаки, — шепнула девушка. — Они… хуже симбионтов. Вроде люди, но живут по непонятным правилам. Лучше остаться со скверным, но проверенным человеком, чем пустить в дом чужака.
Макс хотел возразить, но сдержался. Он еще мальчишкой мечтал сбежать на обучение к омеговцам, уже было решился, даже сухарей собрал, но именно в тот сезон отец отправился крыть черепицей дом Молота, упал с крыши и поломал ноги. Все знали, что кузнец метит на место старосты, шептались потом, что Молот и подстроил несчастный случай. И отец в этом был уверен. С тех пор кормильцем в семье стал Макс — какая уж тут Омега!
Отцовские кости срастались плохо, раны постоянно гноились, сыну пришлось гончарничать по мере умения, но всё до последней кружки выгребал Молот. Вы-де в поле не работаете, скот не растите, а жрете больше всех, будьте благодарны, что вас, лишние рты, кормят.
Когда у Макса выросли усы, он полностью освоил мастерство, но как со взрослым с ним не считались — привыкли, что работает бесплатно.
— Офицеры Омеги сыто живут, гораздо лучше нас. И там у них порядок, — сказал Макс.
— Ну и шел бы к ним. — Надин надула губки.
— И нанялся бы, если б не отец. И не ты. Люблю я тебя, Надин. Щеки девушки залил румянец, Макс продолжил:
— Я хочу, чтобы в поселке было все справедливо и правильно, как у омеговцев: украл — руку рубят или уши постригают, убил — повесили. А тут обворовывает нас Молот, и все молчат. Нельзя так.
— И я хочу. — Девушка вздохнула, тонкие пальцы зарылись в шевелюру Макса. — Но сдается мне, что добрые и справедливые омеговцы — это сказки. Не делай глупостей, Максим, идем с нами. Ну?
Сказать ей? Не стоит. Не поймет. Нужно сделать все самому, самому и ответить за поступки. Он отряхнул приставшие к шортам травинки, чмокнул девушку в лоб.
— Собираться надо. Подумать, на чем отца везти… Едва скрипнули проржавевшие дверные петли,отец крикнул:
— Что случилось, сын?
А ему сказать? Переложить ответственность? Нет. Ни у Макса, ни у отца нет выбора. Возможно, Макса и заберут, а вот старого гончара точно бросят. Кому нужен калека, когда он сумел вырастить достойную замену? Нужно сделать все самому, тихо. Наняться в омеговцы, отвоевать, вернуться в обновленный поселок. Макс не сомневался, что омеговцы повесят Молота как дезертира. Когда кузнец издохнет, справедливость будет восстановлена.
— Говорят, омеговцам новая плата нужна, война у них, — солгал отцу.
— А-а-а, тогда понятно, откуда столько шума. Всё забрали. Не дотянем до сезона дождей, с голоду помрем. Посмотри, что я сделал.
Макс принял из морщинистых рук продолговатый кувшин с двумя ручками, повертел, делая вид, что разглядывает нарисованных птиц, и поставил на верхнюю полку к готовым изделиям.
— Красиво. Пойду-ка я с Хватом свяжусь, узнаю что к чему, а то переполошились все… ужас, как переполошились!
Хотелось спросить отца, что он думает, но не хватало решимости. А вдруг осудит? Как и Надин, скажет, что лучше плохой свой, чем хороший чужак… Как это говорится? Лучше ящерку к пиву, чем маниса в поле? Так. Люди нерешительны, нужно помочь им избавиться от гнета Молота. И только он, Максим-гончар, сможет, потому что у него есть знакомый сержант-омеговец по прозвищу Хват, который частенько приезжал из ближайшего гарнизона забирать плату с их деревни…
