Утром мы быстро позавтракали холодным лосиным мясом, похожим на размоченную подошву, как по твердости, так и по вкусу. Предлагали мне взять мяса с собой, но я отказался. Зато с удовольствием принял бурдюк с красным вином. Шорник с сыновьями приладили на спину моего коня седло. Я затянул подпругу и прицепил стремена, отрегулировав длину ремней под себя. Вроде бы не такая уж и мудреная вещь — седло, а как только я оказался в нем, сразу и посадка, и осанка стали другими. Я уже не выглядел только недавно освоившим верховую езду. Даже Скилур, который втихаря потешался над моей ездой охляпкой, посмотрел на меня с уважением.
Я расплатился с шорником, оставил ему аванс на второе седло и две пары лосин. Уверен, что фракиец впервые в жизни был обладателем сразу нескольких золотых монет. Их бы, наверное, хватило, чтобы купить его дом вместе со всей живностью.
Я уже собрался отправиться в лагерь, когда во двор заехали три всадника-фракийца. Они были в дешевых кожаных доспехах, а кожаные шапки-колпаки, набитые овечьей шерстью, были заткнуты за широкие кожаные пояса, на которых слева висели длинные ножи с костяными рукоятками и в деревянных ножнах. Справа на ремне висел берестяной колчан-тубус со стрелами. Лук в кожаном налуче висел за спиной на узком ремне, надетом через левое плечо. Двуручные мечи почти полутораметровой длины висели у приехавших за спинами. Я видел такие у других фракийцев. Называются они ромфеями. Изготовлены из сварочного булата, полученного путем многократной проковки. Эту технологию освоило фракийское племя бессы, которое жило севернее македонцев, в районах залежей железной руды, и занималось кузнечным делом. Клинок однолезвийный, сужающийся к острию и немного загнутый, из-за чего напоминает косу. Гарды нет. Треть длины ромфеи составляет рукоять с кольцом на конце, за которое подвешивается за спиной владельца. Тонкая рукоять изготовлена из дерева толщиной пара сантиметров, в верхней половине обмотанного кожей. Несмотря на большую длину, ромфея была сравнительно легкая, одной рукой управишься, если не долго махать. Таким оружием можно и рубить, и колоть, поэтому копий у приехавших не было. Они перекинулись с шорником парой фраз, поглядывая на меня.
Старший — лохматый и густобородый, кряжистый мужик лет сорока — повернулся ко мне и произнес на плохом македонском языке, добавляя на языке жестов:
— Мы хотим присоединиться к твоей армии. Нам сказали, что надо обратиться к командиру всадников. Ты командир?
— Нет, но могу вам помочь, — ответил я больше жестами, чем словами. — Вас трое?
— Нас больше, — ответил лохматый фракиец.
С умением считать сейчас проблемы у большей части населения. Даже среди богатых редко встретишь преодолевшего десять своих пальцев. Это привилегия торгашей, учетчиков и немногочисленных архитекторов и учителей математики.
— Только может случиться так, что похода на трибаллов не будет, армия вернется домой, — предупредил я, поскольку не знал, чем занимался Александр Македонский до похода в Азию, с кем воевал.
— Не вернется, — уверенно заявил он.
Видимо, фракийцы знают то, о чем не догадывается командование македонской армии. Как подозреваю, Терес затеял переговоры, чтобы успеть собрать силы. На территории будущей Болгарии сейчас проживает конфедерация независимых племен, иллирийских, фракийских, галатских (галльских, то есть кельтских?) и еще каких-то, названия которых мне ни о чем не говорили. Греки обзывают их всех фракийцами. Эти племена выбирают на вече военного вождя, которого греки называют привычным словом гегемон, а македонцы — царем. По эту сторону Балканских гор военным вождем был Терес, по ту — Сирма. Юго-западные районы, ставшие частью Македонии, называли Одрисским царством.
За воротами нас поджидало еще девятнадцать всадников, решивших присоединиться к походу. Все оснащены так же бедненько, разве что кони хороши. Они молча пристроились к нам и неторопливо поскакали вслед за мной к тому месту в лагере, где расположился мой отряд.
Тиманорида предупредили о моем приближении, и он вышел из своего шатра. Судя по припухшему лицу и густому перегару, вчера он оттянулся круче, чем я. Может, даже за столом самого Александра. Македонский царь каждый вечер пировал с гетайрами, в том числе и с Эригием, командиром конных наемников, который в свою очередь изредка брал с собой одного-двух командиров отрядов. В нашем отряде был явный недобор, что принижало важность и самого командира, поэтому я не сомневался, что Тиманорид будет рад пополнению.
Если это было и так, уроженец Коринфа все равно повыпендривался:
— Эти варвары хоть умеют говорить по-гречески?!
— Они нанимаются воевать, а не болтать, — ответил я.
— Еще неизвестно, будем воевать или нет, — отмахнулся Тиманорид.
— Будем, — уверенно произнес я.
— Откуда ты знаешь?! Говори давай! — насел на меня командир.
— Случайно подслушал разговор двух гетайров, — соврал я.
Тиманорид догадался, что я соврал, но докапываться дальше не стал. Новость была приятная. Ему, как и остальным воинам отряда, не хотелось возвращаться без добычи. Тем более, что жалованье выплатят не скоро и, вероятно, не полностью. Несмотря на золотые и серебряные рудники, македонская казна постоянно была пуста. Подозреваю, что казна любой страны в любое время полной бывает по недоразумению и недолго.
— Ладно, возьму их, — согласился Тиманорид. — Только отдадут мне жалованье за пятнадцать дней.
Догадавшись, что фракийцы не поняли его слова, я перевел их на язык жестов, показав серебряную драхму.
— Отдадим тебе? — переспросил жестами лохматый фракиец, которого звали Битюс.
— Ему, — показал я на Тиманорида.
Битюс переглянулся со своими соратниками и изрек:
— Скажи ему, что мы согласны.
То, что Тиманорид стоит рядом и сам все слышит и видит, не смутило предводителя фракийцев.
Командир отряда засопел сердито, видимо, пожалев, что принял в отряд таких грубиянов.
— Скажи им, что будут общаться со мной только через тебя. Я с варварами разговаривать не умею, — отомстил он, после чего резко развернулся и зашел в шатер.
Я перевел его слова фракийцам, хотя, как заметил, они и сами все поняли.
— Так будет даже лучше, — сказал Битюс за всех своих соратников.
8
Мы едем по пологому горному склону между толстыми, вековыми деревьями, северные бока которых щедро покрыты мхом. Впереди скачет разведка из трех человек, за ними — Битюс, потом я и остальные бессы из моего отряда. Они считают себя именно бессами, хотя говорят на диалекте фракийского языка, перематывают младенцам черепа, чтобы голова была длиннее, и поклоняются тем же богам, что и остальные фракийцы. Как-то само собой получилось, что мы стали отдельной боевой единицей внутри отряда Тиманорида. При том количестве языков, которое я знаю, мне не составило труда выучить сотню самых ходовых фракийских слов. Тем более, что это язык индо-европейской группы, и многие слова похожи на фригские и хеттские. Наверное, были позаимствованы у этих народов или наоборот. Как и сказали бессы при первой нашей встрече, переговоры с Тересом кончились ничем, и македонская армия пошла к Балканским горам. Живущие здесь одриссы отступают, бросая свои деревни, защищенные валом с частоколом, понимая, что за такими укреплениями долго не продержишься. Как и македонцы, они не любят города. Я такие народы называю колхозниками, деревенщиной. Жители равнин пашут землю, жители гор пасут овец и коз. Жизнь в гармонии с природой. Зачем им вонючие города с вечной спешкой, сутолокой и сварами?! Кстати, бессы — горное племя. К фракийцам с равнин относятся с презрением, считают слабаками, трусами. Типичное поведение жителей гор, которые постоянно проигрывают войны более слабым жителям равнин.
Сейчас мы ищем одриссов, спрятавшихся в горах. Без добычи не остаемся каждый раз. Один горец всегда найдет, где затаился другой. Делаем это в свободное от перехода время. Добравшись до места стоянки, застолбив там площадку для ночевки и оставив барахло под присмотром дежурного, мы отправляемся на охоту. Не зря ведь приперлись в такую даль. Кроме нас, занимаются этим еще несколько «варварских» отрядов. Македонцы и греки говорят, что им по облому тратить время на такую ерунду, а на самом деле, как догадываюсь, боятся соваться в незнакомые густые леса. Мужчины-одриссы, способные воевать, ушли со своей армией. В горах прячутся их семьи, которым не под силу сражаться с моим отрядом. Так что у нас больше возни с тем, чтобы не дать разбежаться молодым и ценным рабам. Стариков мы не трогаем. Пусть расскажут своим сыновьям и внукам, если те вернутся, что нельзя бросать свою семью без защиты.
