приятно пахнет? – принюхалась Римма Марковна и уселась за стол. – Чай пьешь, смотрю?
Подавив зевок, я достала вторую чашку с этажерки и налила чаю Римме Марковне. Та довольно отхлебнула и потянулась за баранкой.
– Лида, ты сегодня утром этот возмутительный кошмар слышала? – поинтересовалась она.
– Слышала, – устало буркнула я.
– Угадай, кто это был?
– Да что тут угадывать, – пожала я плечами, – Петров, конечно же…
– А вот и нет! Федор у нас тихий, – с видом фокусника разулыбалась Римма Марковна – Грубякин это был!
И она принялась в деталях рассказывать, как вусмерть поддатый Грубякин вернулся под утро домой и с пьяных глаз разгромил кухню.
– Кстати, и твой суп сожрал весь прямо из кастрюли, – хихикнула Римма Марковна, и лучики морщин веером прорезались в уголках глаз.
– Так он же прокис, – изумилась я.
– А ему в таком состоянии все едино было, – Римма Марковна поддернула растянутый рукав некогда фланелевого халата и достала из заштопанного крупными стежками кармана неизменную пачку "Полета", – пойду я, пожалуй. Спасибо за чай, Лида. Я после чая всегда курить хочу. Не буду дымить тебе тут на ночь. Пахнет у тебя уж очень приятно.
Ссутулившись, по привычке поддергивая слишком длинные полы халата, она пошаркала к двери. И я не выдержала:
– Римма Марковна, секундочку! А давайте я вам новый халат подарю? У Лидочки… тьфу, у меня… есть совсем новый, ни разу не ношеный… мы с вами примерно одного размера… – затараторила я и достала из шкафа сверток. – А то ваш уже совсем старый…
– А зачем? – удивилась она, – у меня есть халат! Новый, прекрасный халат. Смотри.
Римма Марковна распахнула свой линялый халат и под ним я увидела точно такой же, но абсолютно новый, блестящего темно-зеленого бархата.
– Эээээммм… – я уронила челюсть.
– Я всегда ношу его под низ, чтобы не испачкать. Жалко, новый же… – словно неразумному ребенку терпеливо объяснила Римма Марковна и, снисходительно улыбнувшись, аккуратно закрыла за собой дверь.
Да уж, вживаться в этот мир мне придется гораздо дольше, чем я ожидала…
Глава 3
На работу я чуть не опоздала.
Пока собралась, пока нарезала кусками мыло (второй шоколадный слой с люфой резался с трудом), пока перевязала каждый кусок узкой атласной тесемкой… Но до сигнала успела!
Я рассортировала еще две стопки бумаг, и потихоньку напечатала пробную анкету.
С печатной машинкой особых проблем не возникло, все как на компьютере, только буквы выбивались туго, а буква "э" западала, и мизинцем не выбивалась вообще (сил не хватало), поэтому приходилось стучать по два раза указательным пальцем. Это слегка затормаживало процесс, но все равно оказалось лучше, чем я боялась. Как менять ленту я еще не поняла, но, думаю, в процессе научусь.
А вот с расчётами была беда. Калькулятора у Лиды не было. На столе лежали отполированные временем деревянные счёты, но пользоваться таким прибором я не умела совершенно. В детстве, в школе, нам показывали, но принцип действия я полностью забыла. Пока умножала на листочке "в столбик", но для больших массивов данных эдак я всю работу запорю. Поэтому в список необходимого, я дописала калькулятор. Не знаю, насколько широко они в это время распространились, но нужно поискать, должны ведь уже продаваться.
За этими размышлениями меня и застала Аллочка, которая велела пройти к Ивану Аркадьевичу.
Памятуя про коварство лестницы, спускалась я на этот раз предельно осторожно.
Сегодня в кабинете Иван Аркадьевич был один. На столе возвышалась целая гора папок, которые он внимательно изучал, морща лоб и что-то яростно подчеркивая карандашиком. Меня он, кажется, даже не заметил.
– Добрый день, Иван Аркадьевич, – обозначила свое присутствие я. – Вызывали?
– Да, Лидия Степановна, присаживайтесь, – со вздохом оторвался от бумаг хозяин кабинета и посмотрел на меня. – Мне передали вашу служебную записку.
Я изобразила внимание.
– Вы предлагаете нам новый метод работы с документами, правильно я понимаю?
Я кивнула.
– А чем вам, Лидия Степановна, не угодил старый метод?
К этому вопросу я готовилась со всей тщательностью. И обоснование выработала. С примерами и иллюстрациями. Кратко, четко, по существу. Весь мой доклад занял минут пять.
Когда я закончила, в кабинете воцарилось молчание. Иван Аркадьевич продолжал смотреть на меня, но теперь уже с интересом.
– В результате данное рацпредложение будет способствовать повышению эффективности труда. Кроме того, если Вы поддержите, и мы отработаем его у нас в депо, то, в случае успеха, попробуем получить авторское свидетельство. А это – нам "плюс" к показателям экономической эффективности использования в народном хозяйстве новых рацпредложений.
– Хм… ладно, оставьте, мы подумаем, – задумчиво сказал Иван Аркадьевич, что-то записывая в своем блокноте.
Окрыленная этими словами, я продолжила:
– И еще вот, Иван Аркадьевич, – я протянула листок с отпечатанной анкетой.
– А это что? – заинтересовался он.
– Анкета-опросник для оценки эмоционального выгорания работников депо, – сообщила я.
– Зачем?
– После проведения диагностики мы будем знать, что и почему происходит у нас в депо и, если выгорание у сотрудников подтвердится, мы сможем вовремя разработать и провести соответствующие мероприятия для повышения мотивации и профессиональной коррекции.
– А вот этого не надо! – рассердился вдруг Иван Аркадьевич. – Не надо! У нас на производстве нет никакого выгорания! Советская власть создает все необходимые условия труда, и не вам, Лидия Степановна, сомневаться в эффективности работы Партии!
Он еще минут пять поорал и выпроводил меня вон.
Мдааа, облом.
С отстраненным видом я шагала по коридору. Хотя, по правде говоря, в душе у меня, словно винегрет в желудке пьяного школьника, болтался триллион самых разных эмоций. Какой облом! Безотказная, идеально обкатанная поколениями менеджеров среднего звена схема в этом времени дала сбой.
Вот как все меняется! В моей (прошлой) жизни этот, придуманный когда-то америкосами, хайп по поводу эмоционального выгорания моментально подхватили и понесли в массы: в каждом уважающем себя офисе, или корпорации считалось само собой обращать внимание на всевозможные депрессии
