интересно.
— На днях скажут точно, — сказала Зоя, — я только знаю, что обязательно нужно принимать участие во всех мероприятиях к Олимпиаде и покупать всякие лотерейные билеты и еще сувениры — значки, марки...
— Отлично, — усмехнулась я, вспомнив управдомшу из «Бриллиантовой руки»: «кто купил билетов пачку — тот получит водокачку!». А у меня почти также: «хочешь на Олимпиаду — купи билетов на зарплату!».
— Вот завтра вечером у нас будет большое мероприятие, — тем временем продолжила Зоя, — приедут товарищи из Комитета по пропаганде рассказывать про Олимпиаду. Так что приходи.
Я пообещала, что приду. Раз надо, значит — надо.
В кабинет заглянул Марлен Иванович с черновиком протокола, и Зоя быстренько распрощалась.
Рабочая рутина продолжалась.
Дождавшись обеденного перерыва, я сбегала на проходную. Сегодня дежурил Петрович, глуховатый хмурый старик. Буркнув на мое приветствие, он протянул телефон, и я набрала знакомый номер:
— Аллё! — проскрипел голос по ту сторону.
— Добрый день, — сказала я. — Пригласите, пожалуйста, товарища Валерия Горшкова.
— Валерий Анатольевич уже второй день как на больничном, — заявил голос. — До пятницы.
— Простите, а он сейчас дома или…
Ответом мне были гудки.
Ну, ладно, раз на больничном, значит нужно идти на улицу Механизаторов. Попался, голубчик!
Я шла по улице домой. Ливень давно закончился и напоминал о себе разве что глубокими лужами, яркой зеленью и более густыми запахами летних цветов. Перепрыгнув очередную лужу, я пообещала себе, что на Олимпиаду попаду обязательно. Я не могла четко и конкретно сформулировать, зачем мне туда надо — тянуло интуитивно. А раз так — значит туда попасть я должна обязательно!
А завтра с утра нужно зайти на Механизаторов, и, если там будет Горшков, надо брать его за жабры и тащить в ЗАГС. На работу опоздаю, конечно, но с Аллочкой договорено, если что — подстрахует. Иван Аркадьевич ругаться не будет, остальное — переживу.
Задумавшись, я незаметно добралась на улицу Ворошилова, дом 14.
— Простите, это вы Горшкова из 21 квартиры? — прозвучал женский голос за спиной.
— Да, я, — ответила я и развернулась, чтобы рассмотреть собеседницу.
— Ах ты ж, дрянь такая! — рассмотреть я не успела, так как женщина дико заверещала на всю улицу и уцепилась мне в волосы.
Я попыталась отцепить орущую тетку от себя, право волосы у меня еще не отросли и пальцы ее легко соскальзывали.
— Мразь! Дрянь! Разлучница! — надрывалась тетка, перейдя на ультразвук.
— Женщина, вам плохо? — попыталась урезонить ее я, — успокойтесь…
Но тщетно. Дамочка продолжала истошно вопить практически на одной ноте, а затем вдруг решила меня пнуть, но промахнулась.
Тут нервы мои сдали, и я со всей дури залепила ей оплеуху. Голова тетки дернулась, и сразу стало так тихо, что было слышно, как скрипят качели на детской площадке в соседнем дворе.
Пока дамочка хватала щедро накрашенным ртом воздух, я успела ее рассмотреть: возраст «баба-ягодка», с бараньей прической, необъятным задом и двумя подбородками, тем не менее одета она была дорого и добротно.
— Так, а теперь извольте объясниться, — припечатала я суровым голосом. — а то полицию… то есть милицию вызову!
— Правильно! Участкового надо звать! — донеслось сзади.
— Безобразие какое!
— Во дворе уже спокойно пройти нельзя, чтобы не убили!
— Хулиганье!
Я оглянулась — к нам начали активненько подтягиваться соседи. Старушки-веселушки из подъездного десанта взволнованно проталкивались сквозь жидкую толпу, расстроенные, что пропустили самое интересное. Из окон тоже выглядывали любопытные. В толпе на заднем плане мелькнуло растерянное лицо Риммы Марковны.
— Ну, так что? — спросила я, — будете объясняться или зовем участкового? Нападение, причинение телесных повреждений, хулиганство… при свидетелях… на статью вы себе уже насобирали.
— Лес валить будет, — гыгыкнул в толпе кто-то. На него сердито зашикали.
— Разлучница! — неуверенно заявила тетка и всхлипнула.
— Обоснуй, — потребовала я.
— Да ты! Да ты! — тетка набрала полную грудь воздуха и приготовилась заорать.
— Товарищи… — требовательно раздался голос Ивана Тимофеевича. Он как раз тоже вернулся домой и стал свидетелем этой отвратительной сцены. — Что тут у вас случилось? Гражданка, вы почему порядок нарушаете?
— Это она! — тыкнула пальцем в меня тетка, — мужа моего из семьи уводит.
Вот так Лидочка! Хотя у тетки позднее зажигание, наверное, так как я здесь чуть больше месяца и, точно ничего ни с кем не было… Но, может, раньше, до моего попадания?
— Лидия Степановна? — Иван Тимофеевич круто развернулся ко мне и даже очки нервно снял, но потом одел обратно. — Объясните, что здесь происходит, пожалуйста.
Я пожала плечами и обратилась к тетке:
— С чего вы взяли, что это я увожу вашего мужа? И, кстати, кто ваш муж?
— Но ты же Горшкова! — сказала тетка. — Проживаешь на улице Ворошилова, дом 14, квартира 21. Сама сказала.
— Стоп. А имя у мужа есть?
— Лёвушка… Лев Юрьевич…
— Что еще за Лёвушка? — переспросила соседка Наталья.
— Баба Варя называет его «опиюс», — прояснила я.
— А-а-а-а, — понятливо заулыбались соседи, — знаем-знаем такого.
— Значит все подтверждают, что ты, тварь, сношалась с моим мужем?! — зарычала тетка и опять сделала попытку уцепиться в меня, но была мягко оттеснена соседями.
— Гражданка, послушайте, — наконец сообразил Иван Тимофеевич и поморщился, — произошла какая-то путаница.
— Да какая там путаница! — заорала тетка трубным голосом. — Разлучница она! И что он в тебе нашел только?! Ни кожи, ни рожи!
Вот сейчас прям аж обидно стало.
— Да нет же! Ваш муж действительно ходил сюда. Но только раньше здесь жила Ольга Горшкова. А это — Лидия Горшкова, жена ее брата.
— Так он что, к обоим ходил? — захлопала глазами тетка.
— Ходил он к Ольге Горшковой, но она уже здесь не живет.
Общими усилиями удалось растолковать супруге Льва Юрьевича, что она ошиблась. Римма Марковна не удержалась и злорадно подсказала новый адрес Ольги, в переулке Механизаторов.
Наконец, нервная дамочка ретировалась. Передо мной она, кстати, так и не извинилась. А я решила, что пришла пора лично встретиться с Львом Юрьевичем. И чем быстрее, тем лучше.
Появилась тут у меня одна
