беспросветная, но вот без этого никуда, если хочу в столице закрепиться. Праздник-то религиозный, обязан соответствовать, прямо в шкуре императора себя почувствовал – везде наливали, обнимали, принимали поздравления, конвейер да и только.
Перебил все это Столыпин. Стоило мне заявиться к нему, даже рта открыть не дал, взревел нечленораздельное и за рукав потащил в кабинет.
– Петя! – только и ахнула Ольга Борисовна, но Столыпин отмахнулся на ходу.
– Вот полюбуйся! – сунул мне под нос пачку бумаг премьер-министр.
– Христос Воскресе, Петр Аркадьевич!
– Воистину, – буркнул Столыпин, но отгородился столом, так что обошлись без поцелуев.
– Что опять стряслось? – спросил я, перебирая бумаги и вчитываясь в полицейские рапорты.
– Забастовки на прядильнях Выборгской стороны! Женские! Все вашими молитвами! Небесники… тьфу.
– Забастовка по моей молитве? Да вы меня прямо в чудотворцы определяете, Петр Аркадьевич, – попытался я шуткой разрядить обстановку, но успеха не имел.
Пришлось читать бумаги. Забастовали Сампсониевская мануфактура, прядильни Гергарди, Торшилова и еще несколько помельче. Главным требованием была равная оплата за равный труд, ну и прочее, из нашей программы – декретные отпуска, сады-ясли, ничего особенного, если не считать того, что забастовка почти исключительно женская.
– И при чем тут я?
– «Небесная Россия» чья? Взбаламутили фабричных совершенно неуместным суфражизмом!
– Ну да, а два года назад кто забастовщиков взбаламутил? Или в Москве тоже я виноват с небесниками? – перешел я в наступление. – Вы народ в стальную узду взяли, вот он и бьется, и биться будет, пока не ослабнет хватка!
Да кому я рассказываю! Столыпин – сам помещик. Выжимает каждую копейку из крестьян.
Со Столыпиным надо мириться, он мне явно нужен. Но как? Оказанная услуга – не услуга. Дочка премьера пошла на поправку, аппарат «Распутина» уже сняли, девушка пытается ходить. С костылями, но тем не менее. Никаких новых болячек у нее не наблюдалось.
Семья была не очень религиозная – моя «мистика» на них не действовала.
Через царя зайти? Этот вариант я отложил на потом, а сначала телефонировал одному пронырливому репортеру по фамилии Гурьев. Из газеты «Новое Время».
Он уже давно меня «окучивал» – пытался сделать репортаж об общине, шнырял там и здесь. Заодно во время одной из встреч намекал, что со мной хотят познакомиться значительные люди. На прямой вопрос «кто?» проблеял: «Граф Витте».
Опальный премьер в конце прошлого года вернулся в Россию и сразу начал интриговать против Столыпина. Не помогло. Все признавали, что позиции Петра Аркадьевича прочны, в разгаре была аграрная реформа и уж на такой (!) бурной переправе коней точно не меняют.
Витте пошел на опасный спектакль, чтобы напомнить о себе. В конце января столицу облетела новость: экс-премьер чуть не погиб от взрыва в своем собственном доме на Каменноостровском проспекте. Газетчики по горячим следам наперебой передавали подробности, причем весьма натуралистично. Героем, спасшим премьера, стал истопник по фамилии Антонов. В печной трубе квартиры графа он обнаружил веревку, к которой был привязан сверток с бомбой.
Обезвредить адскую машинку Антонову помог – сюрприз-сюрприз! – Александр Гурьев, который был не только газетчиком, но еще и секретарем Витте в период его премьерства. Уже одно это насторожило публику.
Прибыли стражи порядка, сверток с большими предосторожностями вынесли на двор и вскрыли. Там обнаружили деревянный циферблат, какие бывают у дешевых кухонных часов, и массу, похожую на манную кашу или на крупный песок, – впоследствии выяснилось, что это нитроглицерин. Градус страха поднялся еще выше, когда в соседней печи обнаружили точно такой же «подарок». Оказалось, что бомбы могли сработать как от удара молоточка, прикрепленного к часовому механизму, так и от топки печи – опасность была нешуточная.
Полиция стала выяснять, каким же путем адские машинки попали в дом. Постоянно дежуривший на парадной лестнице швейцар божился, что мимо него никто не смог бы незаметно пронести столь объемные предметы. Если же злоумышленник рискнул пробраться в особняк с черного хода, то ему пришлось бы пройти через множество обитаемых комнат, так что и этот путь был маловероятен. Получалось, что террористы по ледяным крышам, словно акробаты перебрались с соседнего дома и опустили адские машины в трубы.
Следствие установило, что взрывчатку заложили революционно настроенные рабочие якобы по указанию Александра Казанцева, который, по предварительной версии следствия, был агентом охранного отделения (второй сюрприз!) и одновременно членом «Союза русского народа».
Правда, расследование вскоре застопорилось, поскольку Казанцев внезапно был убит одним из исполнителей, Василием Федоровым, нашедшим прибежище во Франции.
Витте начал активно намекать, что заказчиком покушения были вовсе не революционеры, а Столыпин.
Правительственные газеты мигом ответили карикатурами, на которых граф, сидя на коньке печной трубы, собственноручно спускал на веревке бомбу к себе в квартиру.
– Я готов к встрече, – это единственное, что я произнес, когда мне доложили о прибытии Гурьева.
Тот поклонился и мигом испарился из кабинета. А уже через час за мной прибыл наемный экипаж. Полчаса по пыльным улицам, и вот я на месте.
Привезли меня в какой-то пустой загородный ресторан. Пока ехали, я заметил, что пролетку пасут – далеко позади ехал закрытый экипаж. Ясно. За Витте и его помощниками, скорее всего, следит охранка. Но мне это даже на руку.
В отдельном кабинете, за накрытым столом сидел сам экс-премьер. Постаревший, обрюзгший. Витте явно нужно было скинуть десяток килограммов.
Мы поздоровались, я уселся за стол, положил очки на скатерть. Сергей Юльевич поежился от моего взгляда, собственноручно разлил коньяк по рюмкам.
– Я бы хотел, чтобы факт этой встречи остался между нами, – предупредил граф.
– В газетах не сообщат, – неопределенно ответил я.
Тихо постучавшись, вошел официант. Поставил горячее. Это были жульены. Витте тут же начал свое дело:
– Григорий Ефимыч, я давно наблюдаю за вами. И могу сказать вот что. Между нами много общих точек. Я точно так же, как и вы, начал с низов – инженером-путейцем. Поднялся в горние выси, но не удержался, рухнул вниз. Меня задвинули на чердак, словно старую мебель. А ведь я столько сделал для России!
– И что же ты хочешь? – я демонстративно зевнул.
– Уверяю вас! Царь очень скоро разочаруется в Столыпине. И вспомнит обо мне!
– Хочешь ускорить дело?
– Никаких бы денег не пожалел!
Витте достал кошелек, вытащил из него десять сотенных купюр. Подвинул пачку ко мне.
Дешево покупает. Я рассмеялся, кинул деньги на пол.
– Полмиллиона.
– Что?!
– Пятьсот тысяч! И ни рублем меньше.
– Милостивый государь! – Витте вскипел. – Это огромная сумма…
– Кою ты быстро отобьешь, когда станешь обратно премьером.
Граф внимательно на меня посмотрел, мигом остыл. Да… ушлый товарищ. Настоящий финансист.
