– Ну, быстрей летите, кони, отгоните прочь тоску!..
– Иван Кузьмич! – внезапно позвал Мехлис. – Шансы я и сам прикинул, но вдруг вам очень повезет… Напишите, пожалуйста, моему брату…
– Погодите-ка!
Кречетов, привстав, недоуменно покрутил головой.
– А ведь не стреляют!
Выглянул из-за камня, охнул. Затем, спохватившись, помог подняться соседу, ткнул рукой в сторону каменных Врат.
– Вот!!!
Небо исчезло, скрывшись за серой песчаной метелью. Вместо привычных облаков горизонт закрывала невероятной высоты стена, вознесшаяся к самому зениту. Она двигалась, с каждым мгновением становясь ближе, исторгая из своих глубин низкий тяжелый гул. Дрогнул камень, рыжие скалы расступались, пропуская Девятый Вал – вставший на дыбы, потревоженный в своем неспокойном сне Такла-Макан. Врата затуманились и сгинули. Смятые серой толщей, песчаные волны с громким шорохом прокатились по прижавшимся к земле людям, погребая их в холодной многометровой толще, хлестнули, потянулись дальше, к самому подножию перегородившей ущелье скалы. Замерли, постояли, теряя мощь и силу, и наконец начали медленно отползать.
В самой гуще взбесившегося песка, под потерявшими покой небесами, беззвучно распустился знакомый красный цветок.
Пачанг ответил.
– Товарищу Троцкому значительно лучше, – радостно доложила Мурка. – Температура стаби… стабили… ну в общем почти нормальная, сон улучшился…
– И это очень хорошо! – товарищ Ким, закончив набивать трубку, щелкнул зажигалкой. – Здоровье товарища Троцкого – наше революционное достояние. Докладывайте о положении дел каждые двенадцать часов. И подготовьте бюллетень для «Правды»…
Климова, что-то черкнув в блокноте, закивала, потом бросила короткий взгляд в сторону товарища Москвина. Леонид сделал строгое лицо и незаметно подмигнул.
Товарищ Троцкий захворал совершенно не вовремя. Еще в октябре, после очередной «царской» охоты, он умудрился подхватить странную лихорадку, перед которой пасовали лучшие врачи. В ноябре дела пошли совсем плохо, и Председателя Реввоенсовета пришлось срочно эвакуировать в Сухуми, как раз туда, где находился гелиотерапевтический центр. Врачи, возглавляемые преемником Владимира Берга, взялись за дело настолько всерьез, что уже через неделю «Правда» напечатала первый тревожный бюллетень.
Временная «тройка», утвержденная на совещании в Горках, лишилась главы. Был еще Зиновьев, но Григорий Евсеевич не спешил уезжать из Петрограда. Поговаривали, что местное ОГПУ раздобыло материалы о готовящемся покушении, и глава Коминтерна, известный храбрец, занял круговую оборону на укрепленной даче.
Все дела свалились на широкие плечи Кима Петровича. Он не жаловался.
– Что у нас еще?
– Сталин, – негромко проговорил Егор Егорович, вынимая из папки какие-то бумаги. – Опять послал своего сотрудника в Германию.
Совещания в кабинете Кима Петровича проводились теперь каждый день. Леониду пришлось оставить группу на заместителя, более того, начальство прямо намекнуло, что Техсектор скоро будет если не ликвидирован, то сильно сокращен. Наступали новые времена.
– «Я могилу милой искал, но ее найти нелегко. Долго я томился и страдал. Где же ты, моя Сулико?» – улыбнулся секретарь ЦК, бегло просмотрев документы. – Но почему могилку милой надо искать обязательно в нацистском Мюнхене? Что ж, ответим симметрично. Прошлым летом товарищ Сталин напечатал в Германии секретные документы о нашем Предсовнаркома. Да-да, именно он передал немцам письма Вождя к Ганецкому. Мы предложим вниманию немецкой публики материалы по кавказским экспроприациям. Пусть там оценят подвиги нашего Кобы. Неделя сроку, Егор Егорович, справитесь?
Лафар невозмутимо кивнул.
– Что еще? Про Пачанг ничего нового? Не страшно, в любом случае наше письмо попадет по назначению, и чем больше будет шуму, тем нам быстрее поверят… Но за этими делами мы не должны забывать главного. «Генерал-марш» сыгран, пора в поход! Следующий съезд РКП(б) будет не просто очередным подведением итогов. Партии требуется новое руководство, избранное, само собой, строго в соответствии с уставом. Леонид Семенович, как там у вас дела? Сможете завтра доложить на Секретариате?
– Так точно, товарищ Ким! – Леонид встал, протянул папку. – Особое внимание обращено на меры безопасности и ужесточенный контроль за соблюдением тайны голосования.
Предложения безвестного товарища Резунова воплощались в жизнь в невиданных масштабах, постоянно дополняясь и совершенствуясь. Работы предстояло еще много, но уже сейчас товарищ Москвин был уверен в результате. Система голосования, надежно защищенная от любых случайностей, не подведет.
Будущий съезд был только одной из многих свалившихся на товарища Москвина забот. В круговерти дел он даже начал забывать о Тускуле. Лишь иногда, в редкую свободную минуту, достав из сейфа фотографии, раскладывал их на столе, смотрел, улыбался.
Мечтал…
– Садитесь, Леонид Семенович. Мы, слава богу, не на параде, – начальник, затянувшись трубкой, устало повел плечами.
Встал.
– А вот я, пожалуй, поброжу… На будущем съезде нам требуется решить два принципиальных вопроса. Первый, о котором мы не станем распространяться в прессе, это наши отношения с Церковью. Война кончилась, пора налаживать сотрудничество. Бессмысленные атеистические эскапады следует прекратить, репрессии свернуть…
– Емельяна Ярославского отправить обратно в Якутск, – негромко добавил Егор Егорович.
– Можно и на Землю Санникова… Значительная часть трудящихся верит в Бога, и партия не имеет права оскорблять их чувства. Все это уже решено. Теперь главное – правильно разъяснить новую политику рядовым членам РКП(б). Второе…
Леонид мельком подумал, что Вождь, не так давно требовавший массовых расстрелов духовенства, не только не похоронен, но еще жив, полузабытый в своих Горках. И пусть живет – подольше и подальше! Может, его рассудка хватит на то, чтобы понимать газетные новости.
– …Октябрьскую революцию совершил прежде всего великий русский народ. Но именно русские сейчас лишены всяких прав, унижены и поставлены в невозможное положение. Это мы исправим. На съезде следует провозгласить новый, советский патриотизм. Русский патриотизм, товарищи!.. А если отдельные космополитические недоумки будут против, мы им сумеем разъяснить…
– Может, начнем еще до съезда? – деловито поинтересовался Лафар. – Я и списочек уже составил. Первый номером идет Раковский с Украины…
– Нет! – Ким Петрович резко повернулся, рука с зажатой в ней трубкой сжалась в кулак. – Никаких публичных репрессий! В том варианте истории, который вам известен, в варианте Сталина, главной ошибкой было то, что расстреливать начали своих же товарищей, однопартийцев. Именно это не простили и не простят, а вовсе не коллективизацию или высылку татар. Гильотина должна остаться сухой! Никаких Московских процессов и Особых совещаний!
