сложившееся еще со времен Гатчины. Тяжело вам будет пробиться, да и нет пока никакого смысла получить какую-то должность в столице, которая окажется синекурой. Вы, как человек государственного ума, должны понимать, что кому-то надо и в губерниях работать. А года через три-четыре ваши таланты будут оценены по достоинству. Столица рядом, вы на виду. Никуда хорошая должность от вас не денется. А вот войти в историю как государственный деятель, который стал основателем в России целой отрасли, дано единицам. У вас такая возможность есть.
Судя по затуманившимся глазам Митусова, он уже примерял на себя звание первопроходца в области валяния или уборки снега. У супруги взгляд был немного подозрительный, она явно не полностью поверила моей пафосной речи. Ну не рассказывать же ей, что я немного знаю историю. Поэтому мне удалось предотвратить опалу Суворова, а ее муж не будет обласкан Павлом как надзиратель великого полководца. Невелика честь, как по мне. Даже если тебя сделают потом сенатором и дадут пару орденов.
А на следующее утро я слег. Меня натурально покинули силы, как будто вышел воздух из пробитого шарика. Началось все с высокой температуры, а далее я вообще начал периодически выключаться. Впадал в беспамятство, если выражаться языком этого времени. Вольф поил меня какими-то микстурами, когда я приходил в себя. Но никакой пользы они не приносили. Может, моя небольшая командировка в это время закончилась, и пора возвращаться в свое? Или надо отправляться туда, где я должен был оказаться сразу после того, как меня сбила машина. Удар я получил сильный, еще и в дерево влетел, по идее с таким травмами долго не живут.
Очнулся утром в своей новгородской спальне. Вернее, просто проснулся и чувствую себя нормально. В комнате было светло, будто за окном не февраль в Новгороде, а июль в тропиках. Организм сигнализировал, что нужно освободить кишечник от плодов его жизнедеятельности. Аккуратно сел на кровати и начал искать взглядом тапки. В принципе, можно и босиком пройтись, в комнате тепло, просто привычка. Сунул ноги в недавно сделанные по моему заказу войлочные тапки «бабушкина радость». Встал на прикроватный коврик, меня слегка качнуло, аж в глазах потемнело. Облокотился на стоящий рядом с кроватью стул и пошел в смежную комнату, где располагалась уборная.
Не знаю, сколько я провалялся, но тело затекло и меня слегка пошатывало. Сделал свои дела, вымыл лицо и вернулся в кровать, накрывшись одеялом. Одежды на мне не было, под простыней ощущалась какая-то плотная ткань, типа пеленки, наверное. На полке перед зеркалом лежало несколько писем, перетянутых шнуром, и большой бумажный сверток. Тут в дверь кто-то сначала поскребся, а потом она начала медленно открываться. В проеме появилось заспанное лицо Первушина, которое тут же озарилось улыбкой.
– Очнулись, ваше высочество, – не то спросил, не то констатировал Иван и буквально влетел в комнату.
Следом забежал также улыбающийся Дугин, а за ним Некрасов с Ильиным. Приятно, черт возьми, что есть люди, которые искренне за тебя переживают. Чувствую, что сам начинаю улыбаться в ответ. Только у Ильина улыбка больше похожа на оскал, лицевые мышцы явно не знают, что это такое, и выглядит он диковато.
Самыми последними в спальню зашли Вольф с учеником, который растолкал всех остальных и подошел к кровати. Доктор сел на стул, поставил на столик свой чемоданчик и пристально посмотрел на меня.
– Судя по всему, чувствуете вы себя лучше. Жар спал еще вчера, сегодня мы и ожидали улучшения. Как же вы всех испугали, ваше высочество, – произнес доктор. – Давайте я вас послушаю, но сразу рекомендую строгий постельный режим, до окончательного выздоровления.
– А сколько я пролежал?
– Три дня, ваше высочество, – чуть ли не прокричал Дугин, перебив Вольфа, который хотел ответить. – Прямо извелись все, ждали, когда вам станет лучше.
– Вот прямо-таки все извелись? – с улыбкой спрашиваю Петра.
– Так точно, – отвечает тот по-военному. – Посыльные от губернатора, полковника, городского головы почитай каждый час прибегают. А еще от купцов, господа офицеры заходят, и не только они. От господ изобретателей с помещиками, да и простые горожане подходят, спрашивая о вашем здоровье.
Не буду врать, но приятно слышать подобное. Не испытываю заблуждений по поводу людской натуры, но хочется верить, что хоть десятая часть людей волнуется искренне, а не из-за шкурного интереса.
– Как вы себя чувствуете? – прервал монолог Дугина доктор, перестав слушать меня через трубочку. – Шумов в грудине нет, пульс равномерный. Жара нет.
– Слабость и небольшая ломота в теле. Доктор, а что со мной произошло?
– Тогда три дня попрошу не покидать постель, пить чай с лимоном и вареньем. И поменьше посетителей, – произнес Вольф, глядя на толпу, стоящую у двери. Там уже и Савва с Кузьмой появились. – А случился с вами упадок физических и эмоциональных сил. Еще и простуда, которая стала причиной жара. Организм у вас молодой, но и он требует отдыха. И вы совсем забыли о травмах, которые были получены летом. Ушиб головы может сказаться через несколько лет, уж поверьте моей практике.
– Учту ваши пожелания, доктор. Петр, прикажи подать мне поесть, а то я голоден как волк, – обращаюсь к Дугину.
Народ сразу засуетился и начал выходить, судя по топоту, кто-то из слуг побежал на кухню.
В спальне остались Вольф, его ученик Макар и Дугин.
– Петр, потом расскажешь, как обстоят дела. Вижу на столе письма, а рядом это то, о чем я думаю?
– Так точно, ваше высочество. Это и есть первый номер газеты «Вести», – отрапортовал Дугин.
– Замечательно. Как поем, ознакомлюсь, что же получилось у Новикова.
После приема пищи сразу почитать не получилось. Началось паломничество посетителей. Первым примчался губернатор. Понять его можно, смерть сына императора, да еще при таких загадочных обстоятельствах – это как минимум конец карьеры. Плохо я думаю о людях, а ведь, может, Митусов искренне за меня переживает, у нас с ним установились практически приятельские отношения. После появился полковник фон Миллер, за ним потоком пошли офицеры полка. В итоге после криков разъяренного Вольфа, которого немного испугался даже я, всех посетителей выставили за дверь и обязали три дня меня не беспокоить. Не думал, что флегматичный немец умеет так орать и быть таким страшным в гневе.
Немного позже пришел Дугин и привел дебелую тетку из служанок, которая протерла меня ароматной водой. Следом зашла служанка, которая быстро поменяла белье, и я наконец-то смог приступить к чтению. Петр распечатал письма и вытащил из свертка газету, положил на столик и вышел.
Сначала
