Гу-оу!!!
С треском распахнувшаяся дверь пропустила полуодетого князя, тут же страдальчески поморщившегося от пронзительного дуэта оцепеневших от ужаса девиц. Сделав ровно три шага до опытного экземпляра пылесоса, он перекинул тумблер в позицию «выключено», подождал, пока стихнет не такой уж и громкий гул электромотора, и с явными искорками раздражения осмотрел примолкших «экскурсанток». Причем младшая глядела на него из-за старшей, и обе они стремительно наливались густым румянцем смущения.
— Ульяна. Я ведь просил НЕ ЗАХОДИТЬ в этот кабинет?..
В ответ на это девочка бросилась на шею к дяде Саше, уткнувшись лицом в его сорочку, где и разрыдалась, невнятно оправдываясь и обещая никогда-никогда более не ходить туда, куда ей запретили.
— Честно-пречестно!!!
— Ну-ну.
Легко подхватив на руки совсем не хрупкую воспитанницу, хозяин особняка легким наклоном головы пригласил замершую в полнейшей растерянности Гликерию на выход. Довел ее до гостиной, где и оставил в полном одиночестве переживать полнейший провал своего собеседования — ясно ведь, что после такого конфуза ей откажут от места. И горничная, еще недавно смотревшая на нее с неприязнью, чуть ли не лучится от удовольствия… Зато экономка, совсем наоборот, смотрела на неудавшуюся гувернантку с явным сожалением. Так же, как и вторая горничная, удивительно похожая на Глафиру Несторовну лицом.
— Госпожа Орлова.
Стоило только аристократу появиться, как его прислуга удивительным образом исчезла, оставляя их наедине. Невольно встав, поименованная госпожой девушка приготовилась с честью встретить очередной удар судьбы — но, против ее ожидания, ей не указали на дверь, а вручили какой-то документ.
— Потрудитесь ознакомиться и поставить свою подпись. Вы приняты!..
Десятый день апреля одна тысяча восемьсот девяносто третьего года «сестрорецкий затворник» Агренев встретил на «на борту» канареечно-желтого вагона первого класса, и в знакомом до последней мелочи купе. Все тот же дорожный кофр, стопка газет на столике… Разве что вместо экзотического (пока) растворимого кофе в чашке исходил тонким ароматом свежезаваренный чай с тоненьким ломтиком лимона. Между прочим, напиток, также представлявший собой редкостный эксклюзив — ввиду того что плантации чайного куста, разбитые в полусотне верст от Екатеринодара по правому берегу реки Кубань, только-только начали расти вверх и вширь. И в ближайшее время урожая с них можно было не ожидать. Поэтому екатеринодарский чай был представлен всего дюжиной «взрослых» кустов (с которых, собственно, его история и начиналась), урожая с коих едва-едва хватало на то, чтобы побаловать новым вкусом старого напитка членов совета директоров и его двадцатипятилетнего председателя.
Дамц!..
Легкий рывок вагона и свист паровозного гудка, на краткое мгновение возвысившийся над Ярославским вокзалом, ознаменовал долгожданное отправление поезда Москва — Вологда. Появился и начал нарастать ритмичный перестук колес, добавилось легкое покачивание вагона… Который, кстати, чуть ли не полностью занял скромный путешественник князь Агренев. В одном купе (в том, что посередке) он ехал сам. Во втором — его охрана. В третьем опять-таки его воспитанница Ульяна, в компании со своей статной гувернанткой Гликерией Орловой. Четвертое же заселила горничная Маша и девушка Ольга, выполнявшая довольно непонятные для прислуги обязанности. Потому что — ну не бывает же девушек-телохранительниц, верно?
— Так, что у нас здесь?
Раскрыв папку с отчетом, прибывшим довольно сложными (зато надежными) путями аж из самого Цюриха, аристократ-промышленник на добрых два часа выпал из реальности, знакомясь с трудовыми подвигами (вернее, с результатами оных) клерков кредитного заведения Хоттингера. Что сказать — те уже в который раз подтвердили свою высокую квалификацию, прикупив за смешные деньги вольфрамовые рудники в Галисии и в провинциях Кордова и Саламанка. А на сдачу умудрившись взять парочку месторождений молибдена — бывшие хозяева не видели в них ну абсолютно никакой ценности. Вот если бы цинковые или даже медные!.. Тогда да, такое продавать — дураков нету.
«Учитывая, сколько сейчас в Испании безработных, за шахтерами дело не станет. А станет оно за переработкой руды в металл… Строить на месте металлургический комбинат? Благодарю покорно, он и в России будет неплохо смотреться. Значит, тратимся на транспортировку руды? Которую, в случае любых осложнений, разом обрежут. М-да».
Александр немного поломал голову, выбирая наилучший вариант — потому что кроме «швейцарского инвестора, пожелавшего остаться неизвестным» в испанский вольфрам неплохо вложился и Вениамин Ильич Лунев, вполне официально прикупивший своему работодателю (и примкнувшему к нему в качестве компаньона Вестингаузу) рудники в Санта-Барбаре, а также в провинциях Леон и Сьерра. Более того, почтенный юрист и сам заинтересовался этим делом, став полновластным хозяином трех небольших месторождений.
«Да чего я мучаюсь? Уговорить Тиссена на совместное предприятие, разбавить нашу компанию Вестингаузом и банком Хоттингера — да и отстроить в Испании на акционерных началах горно-обогатительный комбинат, а в России соответственно завод по производству вольфрамового и молибденового концентрата и металлургическое производство. Пусть только попробуют отжать бизнес, с таким-то набором учредителей и промышленной географией! А если по каким-то причинам поставки руды все же прервутся, завод и металлургический комбинат прекрасно обойдутся и сырьем с Тырнаузского месторождения. Кстати! Надо бы поторопить геологов, чего они медлят с его открытием?»
По зрелом размышлении князь решил заменить кандидатуру Тиссена на Круппа. Во-первых, чтобы тот охотнее помогал ему с реконструкцией Пермских пушечных заводов. А во-вторых, Август Сильный подложил своему российскому коллеге изрядную свинью (вернее, владелец Кыштымского горнозаводского округа ошибся сам, понадеявшись на отчет германских геологов), отстроив домны и мартены там, где заканчивается железная руда и отсутствует нормальный уголь. В результате аристократу пришлось неплохо растрясти свою мошну для строительства двух веток полноценной железной дороги и трех узкоколеек, а также полудюжины новых рудников.
— Определенно, это будет Крупп!.. Опять же можно будет поговорить с ним насчет небольшого кредита…
Потому что «сестрорецкому затворнику» относительно недавно пришлось потратиться на неустойку по контракту Доливо-Добровольского, а также переслать на Дальний Восток немалую сумму бывшему пограничнику Дымкову, на поддержку энтузиазма геологов и новых партий переселенцев. Триста тысяч рублей успешно освоил Аристарх Петрович Горенин (промышленный шпионаж — это святое!), и почти столько же выклянчил Лазорев. С обычной уже формулировкой — на развитие производства.