«И почему мне так плохо, когда я вспоминаю мертвого мальчишку? А сколько таких еще по просторам моей необъятной родины? Умерших от голода, болезней, безотцовщины и тяжелого труда. Может, это и есть цель, достойная стать смыслом жизни? Чтобы дети в империи не умирали от голода? Чтобы не было ему причин — война ли, неурожай, болезни…»
— Александр Яковлевич, дозвольте обратиться?
— Конечно, Трифон Андреевич.
— Савватей с денщиков ушел. А как господину офицеру без денщика? Непорядок, стал-быть. Я и узнать — может, кого сами подобрали?
— Да нет, Трифон Андреич, по вашему усмотрению.
— Желающих-то много, даже этот и то прям-таки рвется.
— Кто — этот?
— Бибиков, будь он неладен.
— А, зашевелился. Вот его и поверстайте мне в денщики.
— Слушаюсь…
«Посмотрим, что ему поручили узнать. Или наш взводный дятел решил инициативу проявить? Опять же какое-никакое, а развлечение».
Через неделю после разговора с подполковником Росляковым последний опять навестил Олькушский погранотряд. Отставку штаб-ротмистра князя Агренева приняли и обещали все устроить как можно быстрее, но не раньше конца лета. То есть как только в распоряжении штаба бригады окажется очередной выпускник одного из немногочисленных военных училищ Российской империи. Узнав конкретные сроки (а князь из беседы с подполковником тайны не делал), тяжело вздохнули сразу три человека. Сам Александр, втайне рассчитывающий на более короткое ожидание (хотя, если вспомнить, сколько некогда пришлось томиться корнету Зубалову, то ему действительно пошли, даже можно сказать побежали, навстречу). Ротмистр Розуваев, явно надеявшийся на то же самое. И корнет Дымков, который был огорчен столь скорым расставанием с напарником по тренировкам и где-то даже наставником в нелегком деле службы на «мирной» границе.
Зато у старшего унтера второго взвода таких задержек не намечалось. Его увольнение в запас было назначено на середину июля (и практически на это же число — отвальная для всех приятелей-сослуживцев).
Служба текла легко и ровно, тем более что контрабандисты, проведав, что князь Агренев вернулся на службу, как-то резко притихли (чего не скажешь о соседних заставах, там все было как обычно — перестреливались, гонялись, задерживали и все прочее в том же духе).
Пользуясь нежданно подвернувшейся возможностью немного сачкануть, Александр наконец-то добрался до давно уже доставленного рижского заказа на пиротехнику: две дюжины коротких пироксилиновых шашек, используемых на горных работах и саперами, — почти пять кило магниевого порошка и столько же марганцовки, небольшая бухточка бикфордова шнура и жестяная банка с бездымным порохом. Надрубленные гвозди и железная проволока нашлись на самой заставе (только гвозди пришлось довести до кондиции топором). Так что изготовление аналога наступательной и оборонительной гранаты проблем не составило: единственно, что взрыв получался излишне сильным, но это уж дело привычки. А вот быстротой применения он остался недоволен: сначала чиркнуть кресалом зажигалки, от нее — огнепроводный шнур, потом быстро кинуть — секунд десять, как минимум. Это в спокойной обстановке. А когда рваный ритм боя? И делать шнур длинным тоже нельзя — «контрабасы» не лыком шиты и вполне могут переправить подарок обратно или разбежаться в стороны. Отсутствие нормального взрывателя делало невозможным устройство растяжки, и самое плохое — пироксилин сам по себе не любил… Нет, не так. Наоборот, он очень любил влагу и при любой возможности впитывал ее в себя, а впитав, наплевательски относился ко всем потугам его взорвать. Так что желание снабдить своих дозорных гранатами так и осталось желанием. Разве что какой хуторянин опять заупрямится и не захочет общаться? Зато световые гранаты получились на славу — после первого же испытания Александр с унтером минут пять досадливо морщились, прогоняя зайчиков в глазах.
— Да уж…
— Сильно. Особливо если шумнуть, чтоб куда надо глядели, или в потемках жахнуть!
— Вот-вот, ты и предлагал ночью попробовать. До утра бы как слепые кроты были.
— Так кто ж знал, что так по глазам бьеть? Еще разок?
— Я знал! Но подзабыл. Нет, все на сегодня, собираемся.
«Да, придется Валентину Ивановичу еще одну тему на себя взять. А вот как быть с толом? Надо бы поинтересоваться у «пушечного короля», старины Фридриха. Если не знает, пойду на поклон к Менделееву. Полное название-то я помню, глядишь, и справится. А вот нормальный взрыватель и форму гранаты придется самим. Черт, очередные расходы. Не забыть бы состояние всех своих финансов проверить».
Едва закончились материалы для «экспериментов», больше походивших (да и являвшихся ими на самом деле) на обычные развлечения великовозрастных мальчишек, как на заставу, вернее, на квартиру к Александру пожаловал долгожданный, но изрядно припоздавший гость. По уже сложившейся традиции господин Лунев для начала молча выложил на стол одну пухлую папку, вторую, третью, а поверх них — небольшую коробочку из плохо обработанного дерева. С интересом раскрыв ее, хозяин увидел стопочку узких металлических пластин. Что интересно — полированных до зеркального блеска. Не дожидаясь вопросов, стряпчий довольно пояснил:
— Это, изволите ли видеть, образцы нержавеющей стали выделки вашего завода. Хотя какого там завода — заводища! Вот ей-богу, не преувеличиваю: ежели не племянник, так: сразу бы заплутал среди цехов. Все производства работают, как часы марки «Бреге», примите мои самые искренние поздравления!
— Благодарю, Вениамин Ильич. Что в папках?
— Так. Вот в этой укладке полный отчет о состоянии дел на Первом металлургическом — сменная и месячная выработка, выполнение текущих договоров, доходы, расходы, разные отчеты и тому подобное. Вот в этой — по поводу остальных ваших заказов у господина Круппа, также состояние дел с лицензиями и отчислениями за них. А вот в этой разного вида коммерческие предложения. Очень интересные попадаются, позволю себе заметить.
— От кого?
— В основном от купечества, но исключительно первой гильдии. Несколько из Бельгии, есть из Франции, одно из Германии.
— Ну что же, я ознакомлюсь. Вы ведь отбываете через два дня?
— Да.
— Значит, успею. Что-то еще?
— Господин Греве просил передать, что уже отправил посылку с новыми образцами. Но я так и не понял, о чем велась речь.
— Ничего, это нормально. Так. Теперь следующее: Вениамин Ильич, как вы знаете, я подал прошение о своей отставке.
Хозяин ненадолго прервался, вставая из-за стола и пересаживаясь поближе к гостю в удобное кресло. Гость же всем своим видом (особенно мимикой) выражал самое горячее одобрение решения, принятого его клиентом.
