– Хорошо. Полагаю, ваши просьбы и требования будут выполнены. Правда, в отношении последнего нашим дипломатам придется долго и упорно поработать. В нашем мире опасность международного терроризма еще не настолько осознана.
– Спасибо.
– Ну а для вас и для вашего мира что мы можем сделать? Не забывайте, что вы здесь прежде всего спасли как минимум несколько миллионов людей. Человечество перед вами в долгу.
– Не знаю. Честно говоря, не думал об этом.
– Может, для вашей страны что-нибудь сделать? Ну, скажем, внедрить наших людей в среду ваших олигархов и использовать методы психологической манипуляции, сформировать сознание того, что богатство человека – это обязанность его перед обществом, обязанность создавать рабочие места, давать высокие заработки, заботиться о здоровье и образовании других… У кого сила и власть, с того и спрос.
– Красиво. Но знаете, мы уж как-нибудь сами. Если мы сами не научимся строить свою жизнь по-человечески, мы всегда будем вверять себя в руки мошенников и воров.
– Тоже верно. Но если все-таки что-то понадобится – ищите точку перехода.
Глава 31
И двух миров мало
– Наверное, ты последняя, с кем мне удастся просто по-человечески переговорить перед возвращением. Завтра я ухожу.
– А ты ведь один раз уже уходил.
– Боюсь, что на этот раз навсегда.
– Тогда не забудь про цветы… для нее… Кстати, как самочувствие? Никаких последствий не наблюдается?
– Нет, все нормально, даже сам удивляюсь.
– Я поговорить с тобой хотела. К нам тут приехал новый хирург, ему тридцать восемь, он раньше в Москве жил с семьей. А потом, представляешь, жена бросила его и ушла к какому-то профессору и детей оставила. Двое детей, оба мальчики.
– «Мальчик и еще мальчик…» Он тебе нравится?
– Ну… он хороший, только какой-то беззащитный… Оставил ей квартиру, все, уехал с детьми к нам на периферию… Специалист, конечно, классный.
– Главное, чтобы он тебе нравился.
– Так просто отпускаешь?
– Какое право я имею тебя удерживать? Просто, не просто… Считай, что очень не просто, но я хочу, чтобы ты наконец встретила свое настоящее счастье.
– Ты чудак. – Зина взъерошила ему волосы. – Я пока не знаю, где мое настоящее счастье.
– Узнаешь. Обязательно узнаешь. Я это точно говорю, потому что я из будущего.
– Ты просто добрый чудак из будущего.
– Твой хирург тоже чудак из будущего. Про таких потом будут снимать фильмы, добрые, хорошие комедии со счастливым концом. Мы сами делаем свое будущее. В вашей реальности это особенно заметно.
– Хочу, чтобы и в вашей было заметно.
– Попробуем… Жизнь еще не кончена.
Меланхолический блюз в исполнении Бетти Грейбл медленно замирал в приемнике, словно пламя угасающего камина. Последний розовый луч заходящего солнца скользнул по потолку и исчез в сиреневых сумерках. Нити, связывающие его с этим новым миром, ставшим за короткий срок таким близким, одна за другой обрывались.
…На площади автостанции продувало, и ветер превращал влагу, налипшую на железных ступенях пешеходного мостика, в тонкую корочку льда. Держась за перила, Виктор осторожно спускался туда, где на выложенном брусчаткой тротуаре в незастывших лужах отражались пробившиеся через рваный тюль облаков утренние звезды. На торговом центре Тимошковых горела рекламная панель, поражая внимание своей бессмысленностью в это раннее время. Когда он видел такую мягкую середину зимы? Пожалуй, разве что в рейхе…
Ветер гнал низкие тучи в сторону Радицы. Все было точно таким же, как и в тот самый день, когда он, шагнув в двери вокзала Орджоникидзеград, очутился в другом времени и в другой истории. Все осталось позади и виделось теперь каким-то долгим сном. Оставалось только обойти детскую площадку, чтобы вновь не встретиться с Ковальчуком.
Он уже практически дошел до дверей подъезда, когда его окликнули по имени. Он резко обернулся, увидел перед собой высокого человека и с ужасом узнал в нем Альтеншлоссера.
Виктор быстро сунул руку в карман:
– Оставайтесь на месте! Буду стрелять!
– Послушайте, ну что вы как ребенок…
– Думаете, мне не дали оружия на случай, если кто-то из ваших попадет сюда? Стоять!
– Ну допустим. Но я здесь на совершенно законных основаниях. Я – гражданин Германии, у меня подлинный паспорт, я приехал в ваш город по делам своей фирмы и решил, между прочим, вас повидать, как старого знакомого. Вообще с моим прошлым покончено. После того как вы столь элегантно сбежали, я понял, что мне надо менять профессию. Кстати подвернулись интересные выкладки одного ученого. Информации этой я в имперскую безопасность не сообщал – не хватает только, чтобы они до меня здесь добрались. Так что, Виктор, любимый город может спать спокойно.
– Не верю. Чего вам от меня надо?
– Абсолютно ничего. Я действую иррационально. Как говорил герой одной вашей комедии, нам не хватает безумных поступков.
– Смотрите наше кино?
– Да. Смотрю кино, изучаю бизнес. Полагаю, мой опыт здесь будет востребован.
– Вы уверены?
– Конечно. Мир потребительской экономики подгнил, скоро он свалится, и болтовня политиков об его спасении не сможет его остановить. Как вы думаете, куда, к какому будущему побегут все эти ваши имущие классы? Туда, где надо выпускать реальные товары, где не нужны спекулянты, махинаторы, производители иллюзий, в этот советский эконом-класс, мир комфорта без роскоши? Не-эт. А как же их вечные понты, а как же их любовь к своему «эго», ради которого они живут? Они побегут туда, где мирок обывателя можно заморозить, забальзамировать, прикрыть красивыми правильными словами о державном величии. Они побегут в рейх, вечный рейх, они построят его у вас.
– Не дождетесь.
– Посмотрим. Вы слишком похожи на Веймарскую республику. Кусок великой державы с отторгнутыми исконными территориями и обложенный контрибуцией. У вас слишком много людей, привыкших жить добычей. Выживать честных людей с постов, мошенничать, извлекать сверхприбыли за счет господства в экономике, захватывать земли и имущество других. Они уже живут по «Майн кампф». Объявляют кого-то неполноценной расой и забирают их жизненное пространство.
– Уж не метите ли вы и здесь в фюреры?
– А что, место занято? В вашей системе это вопрос только времени и денег.
– Размечтались. Россию мы вам не отдадим.
– Уже отдали.
– Война не окончена. Вы слишком рано отмечаете победу.
– Разве вы сами не видите, что эту войну вы проиграли?
– У вас все?
– Да. Прощайте.
– Только после вас.
– Пожалуйста.
Виктор дождался, пока спина Альтеншлоссера скроется в серой пелене заморосившего дождя, и осторожно, в обход пробрался к двери подъезда.
…Через несколько месяцев, а точнее – 12 июня, Виктор улучил время, чтобы попасть в тот самый поселок, где на мраморной доске мемориала в честь павших партизан и подпольщиков в числе других было выбито: «Зина Нелинова». Мемориал, по путеводителю, находился на центральной площади; по пути на брянский автовокзал он захватил на рынке четыре гвоздики.
Поселок был небольшой, и, выйдя с остановки, после недолгих расспросов он обнаружил искомую площадь – и не узнал ее.
Там, где на старой фотке должен был стоять небольшой памятник и несколько стел с надписями, торчало сооружение, похожее на склад, с обшивкой из окрашенного волнистого железа и полосами окон. Оно выглядело абсолютно заброшенным, теплый летний ветерок лениво качал обрывки каких-то вывесок и реклам, навешанных на фасаде. Виктору стало казаться, что он не совсем точно угадал со своей реальностью.
– Здравствуйте… А вот не скажете, это не та площадь, где памятник должен стоять? – спросил он какую-то проходившую мимо местную тетку.
– А как же! Та, и памятник был тута, только последнее время заброшенный был, плиты потрескались, буквы некоторые отвинчивать пытались. Сами знаете, как одно время цветнину воровали. Ну вот… А недавно эту землю один москвич под магазин купил.
– Купил… А как же общественность? Ветераны?
– Да возмущались – нарушения, нарушения, – а что поделать? Теперь говорят: общественное – значит, ничье.
«…Они объявляют кого-то неполноценной расой и забирают их жизненное пространство…»
– А памятник? – упавшим голосом спросил Виктор.
– А памятник на кладбище перевезли, это на автобусе вам ехать надо, но сегодня его уже не будет. Из родственников кто, что ли?
– Ну да. Знакомые.
– А памятник там починили, только опять же ездить туда далеко. Все хорошо обустраивали, с попом. А только вот не пошло с магазином потом все равно, сглазил кто, видно.
– Это как это?
– Да вот был случай, человек тут с ума сошел, покупатель. Пришел нормально, а потом стал говорить о гестаповцах, что Гитлера видел живого. Так и не вылечили, а молодой еще.
«Точка перехода…»
– Ну вот, а народ у нас суеверный – вот и решили, что магазин этот – место проклятое. Даже попа приводили, он везде водичкой покропил, молитвы почитал, а все равно никто не ходит. Так вот он и стоит теперь, ненужный.
