Так и Суннх-Ерм. Что-то до него дошло, но основ не коснулось. По крайней мере – внешне.
– Я бы предложил вам пройти в зал Совета и там обсудить интересующие нас вопросы, – сказал дуггур. Он был вальяжен и представителен. На голову выше Шатт-Урха. Лицо его, гораздо более европеоидное, чем у любого ранее виденного представителя этого племени, выражало достоинство. По принципу: первый парень на деревне – я. Тоже верно. Члены руководящей касты должны зрительно отличаться от нижестоящих. Как брахман от неприкасаемого, как первый секретарь обкома партии от председателя сельсовета. Всем понятно и никому не обидно. Никаких погон не надо.
Так примерно понимал о себе Суннх-Ерм. К его глубокому, только не осознанному пока сожалению, Антон принадлежал совсем к другому типу не только людей, а биологических существ. Не всем и не всегда это было ясно, отчего на всей Главной исторической последовательности за полтораста лет только три человека сумели общаться с форзейлем сначала на равных, а потом и с иной позиции.
– Ваши слуги пусть остаются на месте, – сказал дуггур, и в его тоне прозвучали командные нотки. С чего вдруг?
Почти три десятка сотрудников, клерков или полноправных членов Совета толпились за спиной председателя, и лица их не выражали ничего, кроме неприязни и готовности к никакими нормами не ограниченной агрессии. Хоть клыками глотки рвать!
«Неужто я где-то слабину дал? Не стоило, наверное, говорить о дружбе и желании забыть о прошлом. Не совпало. Очень возможно, что в его системе координат посредник – не та фигура. Андрей, вспомнив о Перри, был куда более прав. Разнести для начала половину их дворца гравипушкой, потом и предложить товарищеские переговоры с позиции силы, на фоне горящих развалин, безголовых трупов и воющих, агонизирующих от безнадежных ран советников…»
– У меня нет слуг, – жестко ответил Антон. – Все, кто здесь, – такие же, как я. Или – сильнее, поскольку – полноправные хозяева своего мира. В отличие от тебя. Мы не хотим уничтожать вас лично и вашу цивилизацию, но если придется – сомнений не испытаем. Хотите жить – сложите оружие. Не хотите – ваш выбор. Шатт-Урх! – со всем напряжением мысли позвал стоящего рядом на подгибающихся от нервной перегрузки ногах парламентера Антон. – Покажи им Хиросиму! Или Дрезден, на твой вкус. И объясни, что это такое…
– Не слуги? – проигнорировав следующие слова Антона, спросил Суннх-Ерм. Ему и Хиросима была не столь интересна, как факт равноправных взаимоотношений «высшего» существа с существами гораздо менее организованными. Или с «Артемом», от которого не исходило вообще никаких ментальных посылов. «Глиняный Голем», сказал бы кто-то, знакомый с данным уровнем мистики и некромантии. – Как же не слуги? Они не понимают мыслей и слов.
– Специально. Зачем им твои мысли? Они специально закрыли свои мысли, чтобы не мешать разговаривать нам с тобой. В зал Советов мы пойдем все. И уже там будем разговаривать, кто и как захочет. Или – не будем…
Антон увидел, как одобрительно кивает ему Удолин, приближаясь неспешными шагами, чтобы не вызвать вспышки агрессии членов Рорайма, совсем не понимающих, что происходит.
– Хорошо, пойдемте…
В словах Суннх-Ерма прозвучали нотки, очень не понравившиеся Антону. Он снова поддернул автомат в положение, удобное для стрельбы.
Вслед за Константином Васильевичем подошел Новиков, прикрывавший тыл. Робот «Артем» переместился к левому краю входных арок, направив пулемет во фланг толпы облаченных в разнообразные плащи, накидки, тоги и туники дуггуров. Длинная очередь, если последует приказ, – и все они тут и лягут кучей изорванных пулями тел.
А потом на их место придут другие, вообще не способные к диалогу, которых будет гораздо больше, чем патронов в ленте?
– Пойдем, – вместо Антона сказал Андрей, без всякой телепатии, и уж тем более – толерантности посмотревший на председателя тяжелым, не обещающим снисхождения взглядом.
«Неладно получается, очень неладно, – подумал он. – Что-то они крутят. Ждут помощи извне, или мы на чем-нибудь должны сорваться?»
– Как там насчет «демонов полуночи»? – спросил Андрей профессора, пока они пересекали громадный, как крытый стадион, вестибюль.
– Психофон сгущается, – ответил Удолин. – Не пойму пока – это они нас так боятся, или их самих пугают… Помнишь, как при Яшке Агранове люди, готовые кандидаты на роль светил мировой науки, с собственными комиссарами из дворников остерегались лишнее слово сказать? Я с ними после этого разговаривать перестал, а многие уж так хотели объясниться… Тюрьмы, мол, боюсь, а Горький пайки академические раздает и ордера на квартиры и дачи. Не успеешь, так и не хватит.
– Как не помнить, – согласился Новиков. – Зато ты у нас герой. В узилище сидел, а не поддался. За что и люблю, при всех твоих невыносимых чертах характера. Моя б воля – на Соловки сослал, для развития истинно научного, не замутненного прозой материализма стиля мышления.
– Чем бы, скорее всего, и вошел в историю грядущих веков. Как просвещенный гонитель разума… Сейчас предлагаю примолкнуть. Нас начинают доставать. Пока – только отраженный сигнал. Не чувствуешь?
– Кроме смутной тревоги – нет, – ответил Андрей. – Я мыслеформу прикрытия держу, сил хватает.
– Я тоже. Но главное – впереди. Только, упаси бог, не вздумайте стрелять раньше времени.
– Мы не будем. А Сашка – может. В нужное время и в нужном направлении…
Они говорили, идя по длинному коридору, местами безусловно растительно-животного происхождения – из переплетенных лиан, каких-то мягких стенок, передергиваемых судорогами перистальтики. А местами, неожиданно – в стиле хай-тек. Светлый металл и разноцветное стекло, требующие для своего производства развитой промышленности как минимум земного типа.
Зал для заседаний Рорайма вполне отвечал назначению. Огромный, с амфитеатром расположенными сиденьями, окружающими подиум для председательствующих. Только, в отличие от подобных помещений на Земле, каждое место отделялось от прочих высокими глухими переборками. Никто не мог видеть своих соседей. В этом имеется свой смысл, подумал Андрей. Нужно будет, персональный ракопаук высунется из-под кресла, перекусит пополам несоответствующего, и никто ничего не заметит.
Поэтому они, не обращая внимания на слова и жесты хозяев, сразу прошли к столу президиума. С шумом сложили перед собой автоматы. «Артем» с каменным лицом стал сзади и сбоку, положив ствол «ПКМ» на согнутую руку так, чтобы под прицелом находились и сцена, и амфитеатр.
– Зачем это? – явно с подсказки Суннх-Ерма спросил Шатт-Урх. Иначе откуда бы ему знать о назначении этих металлических изделий? Интеллектуалы ведь с теми, кто заведовал производством и использованием здешнего оружия, якобы не соприкасались? И Шатт-Урх будто бы не подозревал, откуда и для чего их монстрам митральезы. – Здесь вам ничто не угрожает.
