– Так точно!
– Вот и хорошо. А дней через двадцать тут уже наши войска будут – так что схему минирования саперам отдадим и про это можно забыть. Еще вопросы есть?
– Никак нет!
– Тогда – за мной!
Километров десять проскочили внаглую – по нешироким лесным проселкам, но потом пришлось свернуть. Просто по пути нос к носу столкнулись с патрулем, который передвигался верхом на велосипедах. Но они даже документы у нас не проверили. М-да – мельчают фрицы. Хотя и патруль был не фельджандармерии, которым плевать на любые чины и рода войск, а фольксштурма, который при виде эсэсовцев подобрался и козырнул мне так, что чуть не свалился с велосипеда, я посчитал нужным уйти подальше в лес. Сейчас эти лохи попались, а дальше, глядишь, и на толковых нарвемся – оно нам надо? Так что лесочком привычнее будет, тем более спешить совершенно некуда.
К озеру подобрались засветло. Огляделись, обнюхались и, убедившись, что в округе людей нет, замаскировались метрах в двухстах от воды. Было тихо, безветренно и как-то по-весеннему тепло. Даже птицы это почувствовали и чвиркали совершенно жизнеутверждающе. Ближе к вечеру мы добили сухпай, и только я собрался распределить дежурства, как вдруг внимание привлек странный звук. Эдакое стрекотание с присвистом. Еще не поняв, откуда он идет, начал крутить головой, а Гек, врубившийся быстрее, протянув руку, спросил:
– Ого! Это что за бублик?
Марат удивленно подхватил:
– Немецкий! Смотри – вон свастика! Е! Никогда таких не видел! Командир, не знаешь, что это?
Я знал… Еще как знал, только вот сказать ничего не мог. Заклинило напрочь! Только и получалось, что вхолостую открывать рот и хлопать глазами. А все потому, что в вечернем небе над озером, двигаясь в сторону северо-запада, проплывала самая обычная, невзрачненькая такая, летающая тарелка…
– Как это – трагически погиб? Это точно?
Я сидел, слушая Гусева, совершенно не представляя, как такое вообще могло произойти.
– Позавчера шифрограмма была. Трагически погиб при испытаниях нового оружия.
– Блин! Зачем его вообще туда понесло?
Серега, тяжело вздохнув и пожав плечами, ответил:
– Ты маршала лучше меня должен знать… Но насколько я наслышан, Лаврентий Павлович никогда не упускал момента поприсутствовать при проверке новых вооружений, особенно находящихся под его контролем.
– Но ведь они же не в чистом поле стояли и смотрели?! Для этого бункер есть!
– Бункер и был… Просто до этого шли испытания малого количества смеси и вела она себя по-другому. А здесь, видно, решили удивить высокое начальство и рванули около пятисот килограммов. Убежище стояло предположительно в безопасной зоне, но и его чуть не смело обломками щебня и бетона, оставшимися от предыдущих испытаний. Из двенадцати наблюдателей пятеро погибших, остальные ранены. В числе погибших и маршал…
Во бли-и-н… Я настолько растерялся, что даже спрашивать дальше ничего не мог. «Кровавый тиран» и умнейший человек, «душитель свободы» и самый лучший хозяйственник, из всех, кого я только знал – Лаврентий Павлович Берия, погиб при испытании объемно-детонирующего боеприпаса. Это то, что впоследствии журналюги будут неправильно называть – «вакуумная бомба».
Когда стало понятно, что с атомным оружием идет сильная пробуксовка, то внимание высокого начальства очень привлекли мои слова про оружие, которое по мощности сравнимо с ядерным, но при этом не загрязняет все вокруг отходами и является гораздо более простым в изготовлении. Вот за полгода и смогли, получается, слова провести в жизнь. На нашу голову… Черт, и что дальше? Ведь Берия был главным «паровозом» всех наших новейших разработок! Без него все замедлится в несколько раз…
А воткнут на место главы НКВД какого-нибудь Абакумова или Чередниченко, который в этих делах ни ухом ни рылом, может совсем невесело получиться. Да и Сталин уже старенький, помрет вот так же неожиданно – кто на его место придет? Я-то, честно говоря, очень в этом смысле на Лаврентия рассчитывал, а тут… Жопа какая-то… Воткнув окурок трофейной сигареты в массивную чугунную пепельницу, доставшуюся от прежних хозяев, спросил:
– Серега, а кто теперь вместо него будет?
– Пока назначен наш командир…
– Не понял, какой командир?
– Колычев назначен. Теперь Иван Петрович является главой НКВД СССР.
Охренеть… Вот уж чего совершенно не ожидал. Хотя с другой стороны… Командир являлся первым замом Берии, был посвящен в самые ответственные дела, курировал направления, являющиеся стратегическими и особо секретными. А в последнее время ко всему прочему еще и политическими играми сильно увлекся. То есть не то чтобы увлекся, но с Лаврентием Павловичем они в ЦК, которое всегда делилось на кучки, группки и группировки, конкретно шишку держали. М-да… А если учесть, что он стал очередным главой «кровавой гэбни», то получается, со смертью Берии не только остался на плаву, но и влияния не утратил.
– А УСИ кто теперь вести будет? И самое главное – мы теперь в чьем подчинении?
– В УСИ, наверное, его зам – Самойлов, точно не скажу, а подчиняемся мы по-прежнему Колычеву. Если раньше через Ивана Петровича – Берии, то теперь напрямую – командиру.
Ядрен батон… Вот ведь как выходит… В задумчивости прикурил еще одну сигарету и молча стал глядеть в окно. Мыслей в башке было – миллион, но все какие-то прыгающие и хаотичные. Думал о разном: и о том, что дальше будет, и о том, что, похоже, история совершает очередной резкий поворот, совершенно не предусмотренный известным мне сценарием. Думал, как может измениться Колычев, будучи на месте главы ТАКОГО ведомства, и чем это может грозить лично мне. Хотя насчет грозить это я сильно загнул. Как раз, пока командир сидит наверху, мне вообще ничего грозить не может. Ивана Петровича знаю давно, про его отношение к себе тоже знаю давно, а также знаю то, что Колычев за своих людей всегда горой стоит. Сам наказать может – мама не горюй, но чужим в обиду не даст. Так что пока можно выдохнуть. Смерть Берии – это, конечно, очень хреново, но вот личность человека, занявшего его место, может компенсировать подобную потерю. Работоспособности, мозгов и энергии у Ивана Петровича не меньше.
Потом мысль неожиданно перескочила на другое – вот интересно, почему я там, в будущем, фамилию Колычева никогда нигде не встречал? Наверное потому, что важных постов этот человек не занимал, а историей ЧК—КГБ я никогда не интересовался. Но что-то сидевшее в мозгу не давало принять эту нормальную и логичную версию. Тут еще Гусев отвлек:
– Ты чего в окно уставился и примолк? Смерть Лаврентия Павловича – это, конечно, крайне херово, но мы все смертны. Просто очень неожиданно все произошло. Только, с другой стороны, ты представь – ведь и Колычева в любой момент, пока он на фронте был, убить могли. Вот это было бы действительно горе. Во всяком случае для нас… Я ведь такого человека и командира еще не встречал…
