— А как же с божьим провидением, батюшка? — поинтересовался капитан. — Отчего господь не карает злодеев, даже совершающих такие зверства, как большевики, в том числе против церкви и ее служителей? Преосвященного Вениамина и то расстреляли…
— Не нам судить, — строго возразил игумен. — Сказано: нечестиво возлагать на бога то, что может быть сделано хорошею полицией.
А теперь вдобавок Новиков по радио заверил Басманова, что опасаться внезапного вторжения ЧК или иных представителей власти не следует. Капитан имел возможность убедиться, что командир зря не скажет, хотя и не понимал, как можно утверждать такое, находясь во вражеской столице. И, во избежание неожиданностей, послаблений в несении караульной службы не допускал.
В «каптерке» монастыря нашлось с десяток старых подрясников, которые надевали заступающие в боевое охранение офицеры. На стенах и башнях Басманов разместил огневые точки, с вершины колокольни наблюдатель просматривал все подходы к воротам. Береженого бог бережет.
И очень много времени оставалось на размышления. А поразмыслить было о чем.
С каждым днем происходящее становилось все более загадочным и непонятным. Поступая на службу, он принял изложенную Новиковым легенду без лишних рассуждений. Другого выхода у него просто не было. Если не хотел подыхать в стамбульских подворотнях или вербоваться в Иностранный легион. Но теперь, когда он многое узнал и поближе познакомился со своими хозяевами…
Сказка про фамильные сокровища отпала сама собой. Хотя он верил в нее довольно долго. Полковник Сугорин, к примеру, предположил, что их интересует таинственная библиотека Ивана Грозного. Но это тоже чушь. Если даже очень приблизительно посчитать, сколько средств уже потрачено на эту экспедицию, то станет очевидно, что ни древние рукописи, ни бриллианты царской семьи не стоят их десятой части. Бывают, конечно, вещи и другого сорта. Так сказать, нематериальные. Вроде Гроба Господня или чаши Грааля, за которые сражались крестоносцы. Только времена сейчас другие.
Представляя самый научный по тем временам род войск, капитан Басманов был стихийным материалистом и мистические объяснения происходящего заведомо отсекал. Тезисом «Все действительное разумно» он руководствовался инстинктивно. Поэтому сейчас он задумался о личностях тех, чью волю исполнял, надеясь подобраться к истине с этой стороны.
— Господин капитан! — крикнул с верхнего яруса дозорный. — Кто-то из наших едет. На «додже»…
«Легки на помине», — удивился совпадению Басманов и побежал вниз по крутой лестнице.
Александр Иванович Шульгин прибыл не один, а в обществе девушки, которая показалась капитану очаровательной. Конечно, годы, прожитые под властью коммунистов, наложили свой отпечаток, она была чересчур худа и бледна, но уж лучше бледность, чем чахоточный румянец. Зато взгляд, черты лица, фигура! Порода чувствовалась сразу. Басманов и без представления догадался, что это и есть кузина Ястребова, дочь действительного статского советника, принадлежащая к весьма знатному, пусть и не титулованному роду, раз корнета приняли в Пажеский корпус.
Держалась девушка просто, и видно было, как она счастлива вновь оказаться в «приличном обществе».
Басманов, считая себе комендантом крепости, доложил Шульгину, что в отсутствие начальства происшествий не случилось, в строю тридцать шесть человек, раненых пятеро, больных нет. Из числа монахов добровольно вступить в ополчение получили благословение игумена девять, каковые и проходят сейчас первоначальную подготовку.
Шульгин выслушал рапорт, пожал Басманову руку.
— Спасибо за службу. Рад сообщить, что приказом Главнокомандующего за отличие в боях вы произведены в следующий чин. Поздравляю. Вечером можете отметить, а пока покажите мне систему вашей обороны…
Обойдя стены и убедившись, что придраться не к чему — да и странно было бы, — Шульгин спросил, где им удобнее будет побеседовать наедине.
— В моей келье, если угодно. Или на колокольню подняться. Вид оттуда красивый. Анне Ефремовне будет интересно.
— А нельзя ли на кладбище пройти? — спросила девушка. — Я там еще в детстве любила бывать. Вы поговорите, я памятники посмотрю.
На кладбище действительно было хорошо. Тихо, благостно, сквозь золотые и багровые кроны деревьев на дорожки падал мягкий рассеянный свет. Под ногами шуршали опавшие листья. Посвистывали какие-то птички, порхая между склоненными к могильным холмикам ветвями. Анна пошла искать могилу Гоголя, а Басманов с Шульгиным присели возле памятника мичману, погибшему на испытаниях подводной лодки «Окунь» в 1911 году, сняли фуражки, закурили.
— Обстановка опять поменялась, господин полковник, — сказал Шульгин, наблюдая, как завивается в косом солнечном луче синеватый дым. — Ждут нас новые, забавные дела…
Коротко обрисовал случившееся за последние дни и поразил Басманова сообщением, что теперь на них работает верхушка ВЧК.
— Так что штурм Кремля пока откладывается, но не отменяется. Да и не штурм теперь это будет, надеюсь. Живите здесь, набирайтесь сил для очередных подвигов, тренируйте людей. Скорее всего, нам предстоит в ближайшее время своеобразная партизанская деятельность. Начнутся разборки в советском руководстве, и мы в них тоже поучаствуем…
— Но цель, Александр Иванович, конечная-то цель?
— «Движение — все, цель — ничто», как любит повторять один из наших будущих клиентов товарищ Троцкий, — ответил Шульгин благодушно, расстегнул верхние пуговицы френча, откинулся на спинку скамейки, заложив руки за голову. Погода совсем разгулялась, уже заблестели под лучами солнца летящие паутинки, да и атмосфера кладбища действовала расслабляюще.
— Вам что, перспектива свержения большевизма кажется не стоящей внимания целью? Тогда считайте это своей ближайшей задачей. В ходе ее выполнения вы уже достигли значительных успехов. В том числе и для себя лично. А что дальше будет… — Шульгин зажмурился, и непонятно было, то ли от удовольствия в предвкушении того, что будет дальше, то ли просто от солнечного блеска в просвете между кронами деревьев. — По крайней мере, генеральский чин, графский титул и приличное состояние я вам гарантирую…
— Александр Иванович, — решившись, спросил Басманов. — Надеюсь, вы меня дураком не считаете?
— Я вам дал основания к такому вопросу?
— Вы как бы негласно исходите именно из этого. Я не знаю, доживу ли до победы, возможно, что и нет. Судьба и так хранит меня неоправданно долго. А мне не хотелось бы уйти, терзаясь мучительными сомнениями. Я дам вам слово чести, что сохраню вашу тайну. Но хоть немного ее приоткройте. У Андрея Дмитриевича я бы спрашивать не стал, с вами говорить проще.
