Единственное, что вызывало у меня некоторые опасения, – личность напарника. После моих последовательных отказов у Грифа не могло быть никаких причин любить меня. Более того. Насколько я помнил рассказанное мне в той, прежней жизни, Гриф всегда отличался редкой злопамятностью и при первой же возможности припоминал человеку все подлинные и мнимые обиды. Так почему же он выбрал меня? Только ли потому, что я и в самом деле остался единственным, кого можно с натяжкой назвать моряком? Ярцев-то пропал неизвестно где, и, учитывая огромное количество островов в архипелаге, найти нашего Шкипера попросту нереально. Да, до боли жаль Лену, да и Валера был неплохим парнем, но правде надо смотреть в глаза…
И все-таки какое-то предчувствие удерживало меня от согласия. Пусть я сейчас самый полезный для Грифа человек, но где гарантия, что на Гаити он не избавится от меня, как от отслужившего свое хлама? А может, это предложение и вовсе ловушка, и Гриф намерен извлечь из него одному ему ведомую выгоду? Но какую?
Идиотский выбор. С одной стороны – беспросветное рабство, с другой – авантюрный план побега с возможной угрозой для жизни даже в случае удачи. И выбирай, что хочешь. Предложи мне подобный вариант Кабанов – согласился бы без тени сомнения. Хотя командор такого бы и не предложил – он попытался бы спасти всех… кто уцелеет при его методах спасения. Зато никаких подвохов. Плох командор или хорош, но он человек долга. Похоже, его вообще мало заботят собственные выгоды. А может, для него главным является само приключение? Я где-то читал, что есть люди, любящие всяческие опасности, и преодоление их доставляет им невероятное удовольствие. Уж не из таких ли наш Сережа? Но в любом случае с ним всегда спокойнее.
Тем не менее что-то решать надо. Долго выдержать эту каторгу я не смогу. Вкалывать от рассвета до заката и питаться одной бурдой… А ведь в будущем, до которого не доживет никто из моих нынешних современников, включая младенцев – да что там младенцы? их правнуки не доживут! – на моих счетах в разных местах лежат несколько миллионов зеленых, да намного больше крутится в обороте фирмы. Если она, конечно, не разорится без меня. Знал бы… Ну да ладно!
Бежать. Только бежать. И пропади все остальные пропадом! Каждый сам за себя. Не понимает этого лишь слабоумный. А Грифа слабоумным не назовешь. Поэтому моя личная судьба его не волнует. Или волнует, но лишь пока ему это выгодно. Доберемся до безопасного места – и прощай! Даже если мы и окажемся на Гаити с деньгами, то не видать мне этих денег, как своих ушей. Расплачиваться за услуги Гриф явно не станет, делиться – тем более. В лучшем случае бросит на произвол судьбы, а в худшем – уберет. Отвечать за меня все равно не придется. Так что я выигрываю?
Да. Похоже, игра не стоит свеч. В любом случае мне ничего не светит. Как ни крути… Разве что попробовать переиграть Грифа и шлепнуть его втихаря? И совесть мучить не будет… Нет, не получится. У него в таких делах куда больше опыта и сноровки. Расправится, как с котенком…
Эти размышления стали итоговыми и, протянув для виду пару дней, я отказался от затеи с побегом.
– Это твое последнее слово? – осведомился Гриф, не сводя с меня цепкого оценивающего взгляда. – Другого случая может и не представиться.
– Последнее, – как можно тверже ответил я. – Не верю я в это. Не одни мы такие умные. И до нас многие наверняка пытались бежать. Вряд ли у них вышло. Будь у нас наготове лодка, другое дело. А так… Поймают – еще хуже будет.
– Смотри, как бы потом не пришлось пожалеть, – не предвещающим ничего хорошего тоном ответил Гриф.
– Все может быть, – заметил я. – И все-таки шансы на успех слишком малы. Если они вообще есть. Ну, ограбим мы хозяина, а если он раньше времени заметит кражу? К тому же на ночь нас запирают, а куда убежишь днем?
– Дурак! Стал бы я предлагать безнадегу! – процедил Рдецкий. – Мне с моим опытом виднее.
– Все равно. Не верю – и точка. Очень уж много разных «если». Добром это не кончится. Не здесь, так в море. Знаешь, сколько плыть до Гаити? Вот и я не знаю.
– Как хочешь. – Гриф с подчеркнутым безразличием пожал плечами. – Но только заикнись кому о нашем разговоре…
– Само собой. Ничего не слышал, ничего не видел, ни о чем не ведал. У бедного еврея своих забот хватает.
– Правильно, – подтвердил Гриф и неторопливо удалился. Потом, уже вечером, я заметил, как он о чем-то шушукался с долговязым Вовчиком. Меня очень удивил выбор его нового напарника. Владимирцев хоть какими-то единоборствами занимался, но Вовчик! Он даже на роль живых консервов не годится!
Но, как говаривал Лаврентий Павлович, попытка – не пытка. Пусть бегут, если получится. А я лучше попробую дождаться командора. При его талантах вырваться на волю – пара пустяков. Не бросит же он нас на произвол судьбы!
И снова потянулись дни, нудные и, несмотря на палящее солнце, беспросветные. Тело постоянно ныло от боли, одолевала нарастающая слабость, донимала жара, и лишь бич надсмотрщика не давал мне упасть где-нибудь в тени и лежать там без всяких мыслей. Нашим черномазым собратьям было намного легче, они хоть к солнцу привычные, а мы…
Я поймал себя на том, что меня все чаще охватывает какое-то отупение. Ни мыслей, ни чувств. Даже желания куда-то пропали. Кабанов, Валера, Ленка почти ушли из моей жизни и памяти, я больше не тосковал и не думал о них. Я вообще временами переставал думать, а более или менее энергично шевелиться начинал, лишь когда мимо проходил надсмотрщик с бичом. Боли я боялся по-прежнему.
И в тот день, в очередной раз заметив приближение властителя наших израненных спин, я изо всех сил начал делать вид, будто старательно работаю. Беда заключалась в том, что сил почти не было. Я на секунду оглянулся посмотреть, долго ли еще горбатиться? Тут-то все и произошло.
Надсмотрщик как раз миновал Вовчика, и тут последний прыгнул, обхватил мучителя левой согнутой рукой за шею, а правой с зажатым в ней предметом принялся неумело колотить его по груди и животу. Надсмотрщик вскрикнул, попытался вырваться, но после нового удара в живот согнулся. Тогда Вовчик перехватил нож обеими руками и со всей силы вонзил его сверху и сзади в шею.
Работа мгновенно прекратилась. Все стояли и смотрели, что будет дальше. Один Рдецкий медленно и молча направился к Вовчику. Тот выхватил из-за пояса у убитого длинноствольный пистолет, и тут мы увидели бегущего сюда второго надсмотрщика. Очевидно, он услышал крик своего товарища и теперь мчался на помощь.
Надо отдать Вовчику должное. Он не растерялся, не пустился бежать, а вскинул пистолет навстречу бегущему. Надсмотрщик не смог бы резко увернуться на бегу, и, выстрели Вовчик, судьба его была бы решена, но тут неожиданно вмешался Гриф.
