Улыбающийся Иван Лошаков пояснил:
– Се ногаи романовские [33], такоже на бранное поле спешат.
Тем временем кочевники обходили нашу выстроившуюся походным строем дружину. Перекрикиваясь, поделились свежими слухами. Один из сыновей степей, ткнув в мою сторону нагайкой, оповестил соплеменников:
– Улу патша джомла Уруснынг ак хан улым.
Потомки золотоордынцев настороженно ощупали меня взглядами и, прибавив ходу, начали резво обгонять.
– Чтут, нехристи, семя великоцарское, – хмыкнул препиравшийся со мной меланхоличный старый воин.
– Что сказали-то? – поинтересовался я у него.
– Да пустое, дескать, вот сын усопшего белого царя всея Руси.
Уже в движении, поравнявшись с нашим головой, Самойлой, я донес до него свои опасения:
– Больно уж зло смотрят татарове, аки лиха бы не сотворили.
– Они опаскою глядят. Извевствуют сплетники, мол, душа великого государя Иоанна Васильевича на тебе возродилась, а поганые в сеи сказки веруют, – успокоил Колобов и, вздохнув, продолжил: – На кажный роток не сверзишь платок, творят изветы на имя твоё, царевич, де, животин ты палицей железной бьёшь, огнём жжёшь, человечьи куклы сабелькой сечёшь, потешаясь.
Поуспокоившись, я снова прибился к бывалому бойцу, начал его расспрашивать. Тот поведал, что имя его Бакшеев, Афанасий сын Петров, служил он в рязанских выборных дворянах, как отец и дед его, тридцать лет ходил стеречь рубеж в станицах и сторожках, а сейчас постарел, оставил поместье сыну, а сам подался в Ростов, на более спокойное место. Человеком он оказался сведущим и смог значительно увеличить мои знания о военном деле и татарских обычаях. Потомственный пограничник разъяснил, что набежал на Русь хан Казы-Гирей, с юных лет удачливый в набегах, хитрый и осторожный, прозвищем Борей, что по-татарски значит буря. Посмеялся он над слухами, что татар пришло сто пятьдесят тысяч, мол, если поднять все улусы, перекопский да белгородский, собрать кочевников азовского да казыева улуса и посадить в седло всех от отрока до старика, и то столько не собрать. Так под рассказы о нравах южных соседей Российского государства добрались до места очередной ночёвки – Троице-Сергиева монастыря. Моя свита собралась ломиться в запертые на ночь ворота, но поддалась уговорам остаться в общем лагере.
Новый день начался, как и два прежних, ни свет ни заря. Я еле ходил от боли в нижней части туловища, стёртые бёдра горели огнём, но решил не понижать воинский дух своих охранников стонами и жалобами. На этот раз в связи с возможной близостью вражеских разъездов все выехали облачённые в воинский доспех, с оружием наготове. Надо признать, что вблизи наше воинство не выглядело особо опасным для врага. Редко у кого имелась кольчуга с пластинами, основным доспехом были боевые тягиляи, выглядевшие как халат с коротким рукавом, сделанный из стёганого одеяла, разнообразного вида конусные шлемы, из оружия сабли, шестопёры, топоры да саадаки, то есть лук в налучнике, да пара колчанов стрел, причудливого вида ружьём владел лишь один воин. Особо нетерпеливые новики пытались сразу натянуть тетиву на рога луков, но более опытные бойцы их остановили. Все эти приготовления были крайне занимательны, чувства опасности я не испытывал совершенно. Болтая с объяснявшим азы местной воинской науки старым рязанским порубежником, открыл для себя много интересных сведений, которые стоило обдумать.
Не доезжая нескольких вёрст до столицы, встретили разъездную сторожку из боевого охранения московского войска. От них узнали, что татары уже под Москвой и собираются переправляться на левый берег. Дворяне, перекрестясь, пересели на боевых коней, которых ранее вели в поводу, и изготовили оружие – лучники натянули тетиву, пищальщик разжёг фитиль. Однако тревоги оказались беспочвенными, к городу подъехали без приключений. Я вертел головой по сторонам, пытаясь соотнести виденное со своими знаниями о географии этого будущего мегаполиса. Заметив мой интерес, Самойла подъехал и стал обсуждать со мной местные достопримечательности, однако я поддержать разговор не мог.
– Мал ты был, когда отъехали к Угличу, запамятовал, – сообразил голова и начал, как мог, проводить экскурсию, указывая на видневшиеся впереди мощные кирпичные стены с башней. – Царёв град. Горододелец Фёдор Конь, Савелия Иванова сын, учинил.
Укрепления впечатляли: высокие стены с наклоном, разбросанные по всей поверхности бойницы, перед стеной ров с водой. Проезжие Сретенские ворота имели изгиб в середине и затворялись четырьмя дверьми. Через километр дорогу перегородило новое белокаменное монументальное ограждение.
– Се Китай-город, – развеял недоумение мой командир конвоя.
За проездными решётками этой стены началась Усретенская улица, в отличие от остальных замощённая досками. Миновав её, мы попали на торговую площадь, которой в будущем было суждено стать Красной.
Военный совет во главе с Колобовым и Тучковым решил царя челобитьем не беспокоить, начать уговоры с его шурина, который находился в воинском обозе. Проследовав Торгом вдоль стен кремля, отряд добрался до наплавного деревянного моста через Москвуреку. Со стороны крепости переправу прикрывали два знатных артиллерийских орудия, одно из которых я знал под именем Царьпушки, второе же представляло собой какую-то странную многоствольную систему. Переход через реку по гуляющему под ногами мостовому настилу был смертельно опасным аттракционом.
Замоскворечье – явные выселки. Сразу за переправой дорога шла вдоль большого болота, за которым потянулась сквозь Татарскую слободу улица Ордынка. Местные обитатели своих южных соплеменников решили не дожидаться и массово сбежали на северный берег, под защиту крепостных укреплений.
Подхлестнув коней, эскорт менее чем за полчаса доставил меня до основного места сбора русских войск. Военный лагерь был ограждён связанными между собой телегами, с приваленными к ним бревенчатыми щитами, в его тылах роилась московская кавалерия. Воинские люди по приезде направились записываться к полкам, кого куда пошлют, а я с телохранителями попытался пробиться к главнокомандующим – первому воеводе большого полка князю Фёдору Михайловичу Мстиславскому и к Борису Фёдоровичу Годунову, занимавшему должность товарища воеводы большого полка. Прорваться к старшим воеводам, окружённым младшими командирами и рындами, не удалось, и кучка угличан выехала поближе к фронту лагеря, посмотреть на сражение.
Поспели мы уже к шапочному разбору, битвы уже не было, лишь небольшие группы всадников носились по полю, перестреливаясь из луков, да из нашего укреплённого обоза и находящегося слева гуляй-города изредка били пушки. Солнце уже порядочно склонилось к западу, когда большие массы кавалерии на горизонте заколыхались и двинулись вправо.
