- Ты ещё скажи – несправедливо, – хмыкнул Никита.
- И скажу! – с энтузиазмом взмахнул рукой Женька. – Именно что несправедливо. Спасибо, нашёл точное слово. Это несправедливо, когда погибает жизнь в целом мире. Жизнь, и в особенности разумная жизнь, должна это... продолжаться и развиваться. А также всемерно распространяться и активно воспроизводиться, в чём я с Оскаром целиком и полностью согласен.
- В первую очередь, – сказал Никита, – жизнь, и в особенности, как ты верно заметил, разумная жизнь, должна быть ответственной. А ежели она, к примеру, сама себя задушила в экологической или ядерной катастрофе, то о какой разумности мы говорим? Может быть, в данном случае туда ей и дорога, да простят меня за цинизм?
- Нет! – яростно замотал головой Женька. – И тысячу раз – нет. Кто мы такие, чтобы судить? Ты ещё естественный отбор сюда приплети. С него уж точно взятки гладки.
- А почему бы и не приплести? – пожал плечами Никита. – Естественный отбор – вещь серьёзная, спорить с ним трудно...
- Вот мы и пришли, – прервал их Оскар, останавливаясь перед широкими выкрашенными вертикальными синими полосами воротами, чуть углублёнными в стене. – Транспортный сектор. Оружейный обозначается алыми полосами. Для начала я действительно рекомендовал бы освоить костюмы-антигравы. Во-первых, они самые простые в управлении.
- А во-вторых? – спросила Маша.
- А во-вторых, летать – это очень приятно, – улыбнулся Оскар, положил руку на квадратный выступ сбоку, и створки ворот бесшумно заскользили в разные стороны.
О том, где провести эту и, возможно, последующие ночи в Москве и вообще оборудовать временную базу, мы подумали заранее. В Приказе никому не было известно, что Мартин Станкевич, помимо стандартной «двушки» в окраинном панельном доме, является ещё и обладателем небольшой, но очень уютной однокомнатной квартирки в Лефортове, на левом берегу Яузы. То есть я был стопроцентно уверен в том, что никто у нас в Приказе об этом не знает. Даже шефу Михалычу и Владу я раньше о ней не говорил, а об остальных и речи нет. Правда, о ней знали моя бывшая жена и дочь, но к Приказу обе не имели не малейшего отношения и вообще не подозревали, что таковой существует.
Чем хорошо дома – меньше напряжения. Не надо ежеминутно контролировать свои действия и слова и в глубине души бояться, что окружающие по одному только внешнему виду заподозрят в тебе нежелательного и опасного чужака. А уж если ты имеешь возможность точно выбрать место и время перехода из одного мира-реальности в другой, то беспокоиться и вовсе не о чем.
Мы и не беспокоились. Почти. За полчаса до полуночи в Лефортовском парке начала сентября хватает тёмных аллей, где без проблем могут материализоваться двое симпатичных, молодых и хорошо одетых Стражников Внезеркалья.
- Смотри-ка, – сказал я, убедившись, что мы одни и нас окружает лишь тёплах московская ночь. – Повезло.
- Повезло, что не испугали до икоты какую-нибудь парочку? – беря меня под руку, спросила Марта.
- Парочка – ладно. Лефортовский парк – место историческое. Одной легендой больше, одной меньше... Да и не верят нынешние москвичи ни в старые, ни в новые легенды. Впрочем, нет, вру. Последнее время снова верят. Спасибо «жёлтым» газетам и телепрограммам. Повезло, что погода хорошая. Запросто могли в дождь и холод попасть. В сентябре для Москвы это обычное дело, сама знаешь.
- Знаю, – сказала Марта. – Но вообще-то смешно.
- Что именно?
- Да всё. Вот мы с тобой. Только что совершили фантастическое путешествие из одной реальности в другую, а говорим о погоде. Что может быть банальнее разговора о погоде?
- Не знаю. Наверное, только разговор о женщинах.
- И о мужчинах тогда уж.
- О женщинах банальнее.
- Почему?
- Вас больше.
- Смеёшься, – догадалась Марта и пихнула меня локтем.
- Ага, – сказал я. – Стараюсь. Да и с какой стати я должен чувствовать серьёзность момента? Вот ты говоришь – фантастическое путешествие из одной реальности в другую. Мало мы с тобой по альтернативным реальностям шлялись, чтобы по сю пору ощущать их фантастичность? Пора бы привыкнуть.
- Всё-таки ты, Мартин, бываешь иногда нудным до оскомины, – заявила Марта. – Даже когда шутишь. Расслабься, начальник. Всё путём. Скажи лучше, далеко до твоей конспиративной квартиры?
- Нет, – буркнул я. – Недалеко.
- Обиделся, – констатировала Марта. – Брось. Всё от волнения на самом деле. Это ты у нас невозмутимый ветеран, а у меня так всегда после перехода – дрожь в коленках и словесное недержание. Ну-ка, иди сюда.
Она обняла меня за шею и притянула к себе.
Какие всё-таки сладкие губы у этой женщины... Да уж, хорошо, что до квартиры совсем отсюда недалеко. Только не забыть купить еды и что-нибудь выпить, чтобы вечер совсем удался, а то в холодильнике, насколько я помню, шаром покати...
Профессиональная засада не выдаёт себя ничем. Ни скрипом, ни шорохом, ни стуком. Не говоря уже о свете или запахе. Её нельзя услышать, увидеть, учуять. Её можно только почувствовать. Да и то лишь в том случае, если ты заранее, что называется, «заточен» на это дело и обладаешь изначально хорошей интуицией.
Ну, интуиция у меня вроде достаточно хорошая, но в том, что мне удалось бы учуять засаду в своей квартире, я не уверен. Скорее всего, с учётом того, что мысли мои были заняты идущей рядом со мной красивой женщиной, с которой я намеревался в течение ближайшего часа-полутора улечься в постель – нет, не учуял бы.
Спасло нас то, что принято называть случайностью.
Я специально формулирую таким образом, так как уверен до глубины души и разума, что случайностей не бывает. За редчайшим исключением. Да и то, ежели как следует разобраться, всякому редчайшему исключению своё объяснение найдётся. А если не найдётся, значит, это говорит лишь о том, что мы плохо его искали.
Вот и теперь. Не имей я редкую в Москве привычку здороваться с соседями, невзирая на их, скажем так, общественное положение...
- Здорово, сосед! – окликнул меня негромко хрипловатый пропитой голос со скамейки в глубине двора.
Я остановился и оглянулся. То, что обращались именно ко мне, сомнений не вызывало – мы с Мартой были одни на тротуаре перед моим подъездом в этот поздний час. Первоначальное удивление, что меня в нынешнем, изрядно помолодевшем, облике так быстро узнали, сменилось пониманием: так и должно быть. Потому как на тротуаре довольно темно, лица моего не видно, а походка и голос с возрастом меняются очень мало. Если речь не идёт о детях и стариках. Или каких-нибудь совсем уж кардинальных переменах в жизни, когда возникает уже иная личность вместо прежней. Я же с Мартой перебросился парой слов, войдя во двор. Вот и был опознан. По совокупности признаков, так сказать.
