Капитан Колдомасова, не открывая меню, безразлично глядя с полуопущенными веками на цветы, своим холодным, ровным голосом поздоровалась и попросила:
«Пожалуйста, если есть, шоколад германский, „Caprichio“ или „Zartbitter“, с пятьюдесятью процентами какао в нём. В крайнем случае, „Alpen Gold“ с изюмом, с лесным орехом и тёмный, всего три плитки разных. Сочное, чтобы сок выбрызгивался из него при раскусывании, при этом холодненькое, кисло-сладкое, небольшое яблоко, – пять штук. Белое мороженое „Пломбир“, – сто пятьдесят граммов, с клубничным или черничным вареньем. Сок натуральный сливовый с мякотью, желательно краснодарский или молдавский, – четыреста грамм. Чернослив без косточек, – пятьдесят граммов. Орехи грецкие очищенные, желательно Абхазские или из Одессы, – пятьдесят граммов. Салат из свежих помидоров с небольшим добавлением свежих огурцов под сметаной, – одну порцию. Эскалоп из свинины, но такой, чтобы сок, и сало с него текло, как со свиньи, чтобы можно было слюнями подавиться, глядя на него, и чтобы не пережаренный, но с жёлтенькой поджаристой корочкой, ну и, конечно, с рисовым гарниром и всем тем, что к нему полагается. Одну свежую, бледно-жёлтого цвета московскую плюшку или что-нибудь подобное, вместо хлеба. И небольшой пакетик, чтобы я могла вынести отсюда шоколад и оставшиеся яблоки».
Взяв из рук капитана Колдомасовой меню, официантка сверкнула чистой, открытой, сияющей улыбкой. Оттого что эта капитан, на вид строгая и величавая, оказалась ещё и приколисткой. Затем располагающе сказала:
«Всё это у нас есть. Подождите, пожалуйста, сейчас всё сделаем. – после этих слов она, со своей точки зрения, добавила. – А пить что-нибудь будете? Вино сухое? Есть разный ликёр, из них итальянский „Амаретто“, армянский коньяк или, может, ещё что-нибудь будете пить?»
Капитан Колдомасова повернула голову в её сторону и, посмотрев в глаза официантки потеплевшим вдруг, взглядом, сказала тем не менее ровно, но утвердительно:
«Да! Я буду пить! Сливовый сок, который вы мне обещали принести. Который я заказала вам, если вы не забыли. Надеюсь, вам не жалко мне соку?» – закончила капитан Колдомасова, расплываясь уже в улыбке, обнажив свои белоснежные зубки, глядя в тёмные глаза этой девчонке, своими засиявшими вдруг, тёмными глазами.
Между ними во взглядах мелькнули тёплые, радостные, дружественные чувства. Официантка на мгновение, слегка почему-то смутившись, отвела свои помасленевшие глаза немного в сторону и вниз. Но тут же подняла вдруг игриво указательный пальчик вверх, и так же игриво сказала:
«Так! Щас приду!»
Развернулась, как бы балуясь, и затем быстро пошла к служебному проходу в производственное помещение, пока не скрылась в нём.
Спустя пять минут она принесла на подносе германский шоколад «Caprichio» фирмы «Zartbitter». Яблоки. Мороженое с клубничным вареньем в изящной хрустальной вазочке. Чернослив. Очищенные грецкие орехи, отметив, что они именно из Абхазии. Сливовый сок в изумительном графинчике. Салат из высококачественных свежих помидоров. Отдельно, в пиалочке, двести пятьдесят граммов густой свежей, при этом деревенской сметаны. Московскую плюшку. Нож, вилку, десертную ложку, две ложечки, красивый фужер для сока и две белоснежные матерчатые салфетки, а также пакетик для яблок и шоколада.
Разложив всё это на столе, она, уже, как подружка, стала объяснять капитану Колдомасовой, что одна ложечка предназначена для сметаны, вторая – для мороженого, а матерчатые белоснежные салфетки, чтобы закрыть колени и грудь во время приёма пищи. После она сказала, что эскалоп скоро будет готов, и через пять – семь минут, она его принесёт.
Эти наивные пояснения вызвали у капитана Колдомасовой дополнительные трогательные чувства к этому милому, родному ребёнку в лице этой прелестной, доверчивой, юной девчонки.
Тепло улыбнувшись этому милому созданию, капитан Колдомасова попросила сразу приготовить счёт, чтобы после завтрака, ничто её здесь больше не задерживало.
«Я принесу счёт вместе с эскалопом», – сказала официантка и, тоже улыбнувшись радостно, ушла.
Капитан Колдомасова приступила к завтраку. Отпив немного соку, она стала поедать мороженое вместе с грецкими орехами и с черносливом. Съев всё это, она съела салат из помидоров и половину сметаны, оставив вторую часть для эскалопа, в ожидании которого, она стала есть яблоко.
В этот момент к её столику подошёл только что вошедший в обеденный зал и осмотревший всё вокруг, прилично и элегантно одетый, в изумительном, классического покроя костюме, мужчина лет сорока, не более, к тому же рослый, приятного телосложения и симпатичный.
«Разрешите к вам присесть?» – вежливо спросил он тоном, не требующим ответа, взявшись правой рукой за стул, стоящий напротив её, и отодвигая его от стола, чтобы свободно можно было на него сесть, дерзко и властно, полностью осматривая полузаблестевшими вдруг, своими глазами, капитана Колдомасову, и сев уже при этом, непосредственно за стол.
Вместе с собой этот представительный, симпатичный и стройный мужчина внёс необычайно приятный запах каких-то приличных и благородных духов или туалетной воды, смешанный с лёгкой табачной вонью, которой воняло от его головы, от бортов его пиджака и от его рук. Дополнительно ко всем этим запахам, подмешивалась ещё и лёгкая вонь, видно вчерашней выпивки и нечищеных зубов или кариеса, может тонзиллита, нездорового желудка и что там у него ещё есть. Возможно, и венерички, судя по его не слишком ясным глазам. Кроме всего, после того как он сел на стул, широко при этом раздвигая свои ноги, снизу от него, дополнительно пахнуло тоже очень лёгким, но неприятным «ароматом» запрелого или затхлого, вероятно, не вымытого или не тщательно обмытого, его «междуножья» со всем тем, что там у него имеется под его брюками.
Капитан Колдомасова, не став больше откусывать яблоко, не спеша дожевала откушенный кусочек, и так же не спеша его проглотив, безразличным, ничего не выражающим голосом сказала, глядя своим замороженным взглядом с полуопущенными веками, прямо в улыбающиеся глаза этого, можно сказать, даже красивого мужчины:
«Если вам некуда больше сесть или вам никуда не хочется садиться, кроме, как сюда, то я ничем вам возразить не могу, потому как, место это общественное».
Сказав это, она, продолжая неотрывно смотреть своим замороженным взглядом в глаза севшего напротив её мужчины, стала лениво доедать своё яблоко.
Мужчина ещё некоторое время пытался перебороть своим улыбающимся взглядом, холодный взгляд этой представительницы, неизвестной ему военной сферы.
«Не таких обламывали и уламывали», – подумал он самоуверенно, осознавая свою безусловную неотразимость красавца и своё превосходство перед любыми девушками и женщинами, на которых он положил глаз. Тем более, что его неотразимость и превосходство перед женским полом, подтверждались ему постоянно практикой.
«Знаем, зачем ходят по ресторанам одинокие или одиночные дамы», – с ухмылкой, дополнительно отметил он себе.
Но буквально через мгновение, его начало одолевать вначале лёгкое, затем усиливающееся, непонятное ему смущение или сомнение, переходящее в неприятное восприятие его мозгом и его сердцем, замороженного, безразличного взгляда этой понравившейся ему, красавицы.
Он перестал улыбаться, отвёл взгляд в сторону и опустил глаза. Неизвестно зачем, он взял пальцами беленькую солонку из настольного сервиза и, уперев в стол, стал покачивать её со стороны в сторону с каким-то уже отрешённым, растерянным видом, бессмысленно и тупо упёршись в эту солонку своими глазами.
Через секунду-другую, он попытался глянуть уже из любопытства, ещё раз в глаза этой девушки-капитана. Но встретившись с ней взглядом повторно, он почему-то почувствовал именно со своей стороны, сильную к ней неприязнь, хотя она безразлично, откинувшись на спинку стула, неотрывно продолжала смотреть на него своим замороженным взглядом и есть своё зелёное яблоко. Никаких чувств при этом, от неё не исходило, кроме полного безразличия ко всему.
Он снова опустил глаза, задумавшись. Его стало вдруг наполнять неприятное, тяжёлое, тягостное чувство от её присутствия здесь, рядом с ним, которого он уже выносить не мог.
Он поставил солонку на место, молча встал и пошёл в дальний угол обеденного зала. Там он сел за одиночный столик, спиной ко всем и ко всему залу, откинулся на спинку стула, вытянул под столом свои длинные ноги, левую руку сунул в боковой карман своего пиджака, а правую положил на стол и стал ковыряться указательным пальцем, по белой скатерти, о чём-то задумавшись.
Капитан Колдомасова ничего этого не видела, потому как, он ей был, по «барабану», и ей было лень сопровождать его взглядом, после того, как он встал и куда-то пошёл. Но через пару минут, она всем своим физическим существом почувствовала и с превеликим удовлетворением обратила своё внимание на то, что вместе с ним улетучился навсегда, и его «незабываемый «аромат». Иначе бы ей самой пришлось пересесть подальше, чтобы не осквернять или не засирать его, в конечном счёте помойно-бичёвской вонью, сладостный миг или процесс употребления своего приятного и вкусного заказа здесь, и вообще – общую атмосферу, с приятно и ненавязчиво звучащей музыкой.
