— И что я смогу сделать с малышом на руках?
— Если мы решим, что это разумно, он может остаться в Париже, в моем доме, и жить среди слуг. — Де Шальяк помолчал, давая Алехандро возможность обдумать свое предложение. — В данный момент его святейшество пребывает в добром здравии, и вообще он не такой требовательный пациент, как его предшественники. Я попрошу его отпустить меня в Париж в интересах работы над «Хирургией». Не сомневаюсь, он пойдет мне навстречу. Вы можете ехать как мой помощник; это, наверно, разумнее всего.
Он не стал говорить Алехандро об уже полученных от своих людей сведениях, что король приказал с удвоенными усилиями искать лекаря-еврея, найти его и доставить в Англию. О таких неприятных вещах можно сообщить и позже, уже оказавшись в Париже.
Неожиданно он вздрогнул и раскашлялся. Взгляд Алехандро мгновенно метнулся к нему.
— Вы бледны, коллега. — Он встал, подошел к де Шальяку и пощупал его лоб. — Да у вас лихорадка!
Де Шальяк оттолкнул руку Алехандро.
— Слишком сильные эмоции. Видите, что они делают с человеком? Не пренебрегайте моим советом, действуйте спокойно и осмотрительно, а не то вам грозят печальные последствия.
Алехандро промолчал; такова натура де Шальяка — командовать им, и теперь он не станет обижаться, как когда-то. Он снова сел в кресло, откинулся на спинку и закрыл глаза, угнетенный серьезностью ситуации, в которой оказался.
«И снова, — с горечью думал он, — мне приходится покидать безопасное место. И снова я должен бежать».
— Может, это просто отклонение в пределах статистической погрешности? — спросил Том.
— Конечно, — ответила Джейни, хотя и не слишком уверенно. — Найдется множество объяснений. Скопление неизвестных бактерий не обязательно предвещает проблему.
— Нужно поговорить с Кристиной. Сразу после обеда.
Возникла пауза того рода, когда два человека усиленно размышляют над одной и той же проблемой. И хотя их мысли двигались разными путями, итог, причем весьма неутешительный, был один и тот же: «Как нам уцелеть?»
Рука об руку муж с женой зашагали к дому и вскоре достигли той самой возвышенной точки, откуда закат так манил Джейни своей красотой. Последние лучи солнца сквозь голые ветки деревьев падали на долину и плясали оранжевым золотом на спокойной воде. Том взял Джейни за руку и заставил ее остановиться.
— Нам пора возвращаться, — сказала она.
— Подожди. Просто постой рядом и порадуйся вместе со мной.
Он притянул Джейни к себе. Поток душевного тепла и ощущения безопасности омыл ее, мгновенно рассеяв все тревоги.
— Иногда я спрашиваю себя, будут ли закаты так же прекрасны, когда из атмосферы улетучатся все загрязнения, — задумчиво произнес Том.
— Что ты имеешь в виду?
Он удивленно посмотрел на нее.
— Никаких автобусов, никаких автомобилей, никаких электростанций на угле.
— Может, где-то они еще есть.
— Ты мечтательница, любовь моя. Их больше нет.
— Этого мы не знаем.
Том сжал ей руку.
— Ну, надеюсь, ты права. И если кто-то уцелел, то настроены они дружелюбно.
Они стояли, наслаждаясь сияющим спокойствием момента.
— Я чувствую себя такой незначительной, когда смотрю на мир отсюда. Конечно, в эти дни чувствовать себя незначительной — мое обычное состояние, но это другой, лучший род незначительности.
— Ага, — сказал Том. — Незначительная часть огромной вселенной, а не незначительная часть пищевой цепочки.
Это замечание заставило ее улыбнуться.
— Кстати, о пище. Курица уже наверняка готова.
Они оставили закат догорать в одиночестве и свернули на вымощенную кирпичом дорожку.
* * *
Стоило им войти внутрь, как из-за угла выскочил Алекс и прыгнул в объятия отца, не обращая внимания на то, что одна нога у того еще в сапоге, а другая уже нет.
Сара ненамного отстала от приятеля; Джейни обняла худенькие плечи девочки, любуясь изумительными рыжими волосами, россыпью веснушек и улыбающимся щербатым ртом.
— Покажи мне свои ямочки, — попросила она.
Сара зажмурилась и широко улыбнулась. Совершенно одинаковые ямочки на обеих щеках неопровержимо доказывали, что она дочь Кэролайн Розов.
— Кто хочет посмотреть, как я умею сворачивать трубочкой язык? — спросила девочка.
— Хвастунишка! — закричал Алекс.
— А ты так не умеешь! — поддразнила его Сара.
— Ну и что?
— Хватит! — Из-за угла появилась Кэролайн. — Это не талант, Сара, просто врожденная черта и, кстати, совершенно бесполезная. Отправляйся мыть руки.
Алекс вытянул язык, никак не желающий сворачиваться трубочкой. Сара сделала ему «нос», посмотрела на мать и сказала:
— Но мы уже мыли руки, когда пришли.
— Вымой снова или окажешься в темной спальне, пока все остальные будут обедать.
Алекс вопросительно посмотрел на Джейни.
— И ты тоже, — сказала она.
Дети с ворчанием убежали.
— Прямо как в Средние века, — с улыбкой сказала Джейни.
— В те времена знали, как растить детей. — Кэролайн посмотрела на Тома. — Как Конфетка?
— Копыто все еще немного чувствительно, но, я видел, Эд выводил ее сегодня днем, и внешне она выглядела неплохо. Похоже, кризис миновал, благодаря твоей заботе.
— Это хорошо. Ну, наверно, пора есть.
Привлеченные звуками и запахами еды, со всех сторон начали стекаться люди, и вскоре обитатели лагеря расположились за длинным столом. Обсыпанная мукой Элейн и пахнущий деревом Терри подвинули к столу кресло, в котором сидела его мать, страдающая болезнью Альцгеймера. Патриция, дочь Элейн и Терри, устроилась справа от бабушки, засунула ей за воротник салфетку и нежно похлопала по плечу. Эд Голочак, бывший водитель «Федерал экспресс», по характеру немножко нелюдимый, уселся рядом с Патрицией и одарил ее скупой улыбкой. Еду передавали из рук в руки, разговаривали о том, что происходило днем.
«Ну, прямо Уолтоны»,[3] — подумала Джейни, наблюдая за этой сценой сквозь кухонную дверь.
Свои новости она сообщит потом, сейчас не стоило нарушать драгоценное, хотя и почти неосязаемое единение, столь трудно достижимое в такой большой «семье». Она взяла последнюю тарелку, в основном с репой, и села между Томом и Алексом.
Джейни заметила выражение облегчения на лице Кэролайн, когда Том подробно рассказывал о кобыле, которой, с согласия Эда, Кэролайн сделала повязку с ватно-марлевым тампоном. Лечением заболевших коней должна была заниматься сама Джейни как врач, однако, едва обосновавшись здесь, они поняли, что любую работу лучше поручать неравнодушному человеку, не руководствуясь тем, у кого какая раньше была профессия. Кэролайн, биолог-исследователь, не хотела торчать в лаборатории, но с огромным удовольствием взяла на себя заботу об обитателях конюшни и сарая. Она доила коз, стригла овец и буквально по-матерински заботилась о двух уцелевших коровах из тех двенадцати, которые были у них вначале. Остальные погибли — до них добралась мутировавшая бактерия. Сначала заболела одна корова, за ней другие, от стойла к стойлу; все они проявляли симптомы, очень похожие на человеческую версию чумы. Когда осталось семь коров, их изолировали в надежде остановить распространение болезни. И все равно еще пять умерли.
Джейни смотрела и слушала, как ее муж рассуждает о лошадиной ноге. Этот добрый, благородный человек, когда-то бывший одним из кандидатов на вакантное место в федеральном суде, теперь, во времена «после», стал ремонтником их клана. С бесконечной энергией и поразительным терпением он чинил и переделывал, собирал из разных частей что-то новое, подгонял одно к другому, добиваясь того, что все устройства функционировали, как положено. Он соорудил телеги со съемными колесами, когда понадобилось вывозить мертвых коров; сделал деревянные панели, куда их клали, сжигая позже вместе с трупами. Дерева в лесу, конечно, было полно, но колес у них осталось всего несколько штук.
Услышав громкий смех с другой стороны стола, Джейни посмотрела туда и увидела, что дочь Майкла Розова опять демонстрирует отцу свой свертывающийся трубочкой язычок. Заметив укоризненный взгляд Кэролайн, он подмигнул Саре и сказал с заметным английским акцентом:
— Может, уберешь наконец язычок и займешься своей репой, ласточка моя? — Он взмахнул вилкой в сторону испускающей ароматный пар золотистой груды на тарелке дочери. — Мы с Эдом немало потрудились, выращивая ее для тебя, поэтому будь хорошей девочкой и ешь.
Майкл, бывший сотрудник Биопола, стал здесь одним из двух фермеров, но часто повторял, со своим характерным шутливым подмигиванием:
— Коп — он и в Африке коп.
Однако Джейни и раньше, и теперь воспринимала его более конкретно — как биокопа. Наверно, так будет всегда.
