Но земляки выглядели издалека, когда мы перемигнулись на перроне, вполне довольными и сытыми, деньги есть, а значит, всегда можно прикупить снеди у вечных вневременных бабулек с пирожками, судками и местными, так сказать, специалитетами.
– Что нашли? – я оторвался от форели.
– Так обсерваторию! Вот, телеграмма догнала.
Вспомнив, что действие было привязано к обсерватории, я почему-то решил, что речь идет об астрономической – ну там, телескопы, рефлекторы-рефракторы, звездное небо и все такое. Слава богу, что решил перед выездом проверить – астрономической обсерватории, согласно доступным словарям и справочникам, в Тифлисе не было. Напрямую спрашивать было стремно, отправленные в Университет и на Бестужевские курсы Дрюня и Елена не преуспели. Ученые мужи морщили лбы, пытаясь вспомнить, что там есть после череды переименований, время поджимало, и пришлось ехать наудачу, не дожидаясь ответа. Но вот теперь нас нагнала телеграмма – есть там обсерватория! Только давно уже магнитная. Ну и за погодой следили, метеостанция, в общем. В телеграмме указан и адрес, Михайловский проспект, против военного училища и стрелковых казарм.
Кроме телеграммы, Дрюня притащил и пачку свежих газет, читать я их начал с конца, там поживее.
Революция, может, и закончилась, но как-то странно – в Красноярске перестрелка. Неизвестные дали несколько залпов по тюрьме и гауптвахте. Стража ответила. Кто, зачем – незнамо, писаки предполагают «месть революционеров»… Правительство усиливает надзор за провозом из-за границы оружия, в Польше пограничная полоса увеличена с двадцати до пятидесяти верст… За пять месяцев текущего года выручено от продажи казенных питей около трехсот миллионов рублей, больше, чем за такой же период прошлого года на тринадцать миллионов. Это сколько же за год? Миллионов семьсот пятьдесят, при бюджете в два с половиной миллиарда? Однако…
Я полистал газеты дальше – волнения в Португалии. Ну да, баррикады и перестрелки с войсками это волнения, зачем публику страшными словами пугать… А, вот и про новую Думу – рабочие организации обсуждают вопрос, идти на выборы или нет. «Есть сторонники участия в выборах, но не мало и бойкотистов». Что логично, рабочим и крестьянским куриям оставили всего четверть мест, а две трети закрепили за высшими классами. Надо бы мне эту самую верхушку тряхнуть как следует, чтоб в небесники подались.
А! Вот и милейший Сергей Юльевич. «В Пекин для представления императору Цзяйтяну отбыл недавно назначенный послом граф Витте». Шустро, ничего не скажешь. И напечатали где-то внизу второй страницы, хотя, быть может, я пропустил обсуждение новости о назначении.
Первые же страницы были почти целиком посвящены амнистии подписантам «Выборгского воззвания», что трактовалось как «знак примирения, которые правительство желает подать обществу». Ага, правительство. Подало бы оно знак, когда бы не один старец. Но вышло хорошо, теперь есть известные люди, которые мне благодарны, из которых может получится неплохая фракция.
Баку, куда мы приехали через несколько часов, пах нефтью и деньгами. К вокзалу поезд шел параллельно с несколькими ветками труб – так себе, потоньше тех, в серебристой обертке, к которым я привык в своем времени, да и опоры были деревянные.
Здесь, в Черном городе и окрестностях, черпали и качали половину всей мировой нефти, строили нефтеперерабатывающие заводы и электростанции, тянули нефтепроводы… «Если нефть королева, то Баку – ее трон» – Черчилль сказал, а это вам не хухры-мухры.
Четырехчасовая пересадка на поезд до Тифлиса дала нам время пройтись и посмотреть город. Европейский на один-два квартала от вокзала, азиатский дальше и пролетарский на окраинах. В «Париже Кавказа» можно было встретить французского банкира и английского инженера, немецкого коммерсанта и шведского юриста. Здесь стояли дома нуворишей-нефтянников, соревнуясь между собой блеском и роскошью. А чуть дальше, буквально в паре кварталов – почти Педжент, белые глухие стены, резкие тени от солнца. Почти все окна выходят во внутренние дворы, в окованных желазом воротах – узенькие калиточки. Женщины в чадрах, крики местных коробейников «Аршин мал алан!», армянские лавочки, духаны с одуряющими запахами еды и бесцеремонными зазывалами.
И почти сразу за азиатской идиллией начинался Черный город. Скайлайн прямо как в Нью-Йорке – невысокие деревянные вышки, полностью зашитые тесом, стояли от края до края горизонта. Здесь была вотчина Нобелей и Ротшильдов, между которыми, как шакалы, сновали мелкие «небогатые нефтепромышленники», изредка выкидывая наверх фигуры вроде нефтяного короля Манташева.
Десятки цилиндрических резервуаров, как шлемы растущего из-под земли воинства великанов, заводы и заводики – керосин, масло, бензин, котлы, цистерны…
Рабочие-азербайджанцы, которых здесь именовали «бакинскими татарами», русские, грузины, армяне, инженеры и техники со всего света – Вавилон, самый настоящий Вавилон. Промышленный центр и как следствие здесь очень сильны революционные настроения. Даже электростанцию тут строил инженер Красин, руководитель Боевой технической группы ЦК РСДРП и нарком впоследствии.
Город контрастов, ага. Интересное место, вот как бы сюда в нефтедобычу влезть, чтобы не придушили? Иностранцев потеснить, пусть прибыль в России остается. Или мечты несбыточные?
Глава 5
За Аджи-Кабулом недолгая двухпутка снова сменилась одинокой колеей и раз за разом поезд стоял на станциях и разъездах, пропуская встречные составы. Или проезжал без остановок, когда пропускали нас. Пару раз я внутренне посмеялся, увидев названия станций «Кюрдамиръ» и «Долларъ». Даже когда мы покинули Бакинскую губернию, до самого Тифлиса тянулись тюркские названия – Силоглы, Согут-Булак, Беюк-Кясик, Кара Тапа.
Прямо на вокзале в Тифлисе я понял, что мы попали, причем крупно – полное ощущение, что город на военном положении. На платформах патрули, у каждого носильщика по городовому, жандармы досматривают вещи. У первого класса со всем вежеством, у второго порыкивая, а у третьего чуть ли не рассыпая весь скарб по земле.
И все бы хорошо, но у нас с собой было. Совсем немножко, всего десятка полтора. Тех самых бомб из эсеровского тайника, которые я потащил с собой в надежде подкинуть экспроприаторам. И что хуже всего, раскидал по чемоданам всей группы. Значит, сейчас нас повинтят и сразу сообразят, что мы вместе – бомбы-то одинаковые и пофиг, что в разных классах ехали… Мозг метался в панике, соображая, как подать сигнал землякам и Дрюне, а из вагона уже выходили последние пассажиры. Оставить саквояж в купе и потом не получать багаж? Нет, квитанция выписана на меня, сразу поймут. Да и кондуктор непременно догонит – ваш степенсво саквояжик изволило забыть… И как молнией ударило в голову, что такой же шухер был и на ближайших к городу станциях, да я названия рассматривал и внимания не обратил, идиотина…
Я шагнул на перрон, сжимая в руках саквояж и понимая, что никакого варианта кроме «Подкинули!» у меня нет, а боевиков придется выручать потом, если сумею остаться в силе. Сделал шаг, другой, каждую секунду ожидая окрика. Передо мной услужливо распахнули двери зала ожидания первого класса, я кивнул и с виска предательски сорвалась капля пота. Да я весь взмок, спокойнее, спокойнее… Я прошествовал к буфету и спросил стакан лимонада. Сердце колотилось, норовя загнать в мозг всю кровь сразу, эдак и до инсульта недалеко. Встал у стойки, поставил саквояж с бомбами на пол и оглядел зал.
Он был разделен на две части – в одной шерстили отъезжающих, а во вторую, спокойную, запускали приехавших. Фууу… Сам себя запугал до обморока. Ну конечно же – они ищут деньги, которые будут вывозить из города, а что в него привезут, их сейчас не интересует.
Постоял, допил лимонад, унял дрожь в коленках и пошел дальше, подняв с полу тяжеленький саквояж. Банда уже беспокойно поглядывала на выходы из вокзала – не случилось ли чего? Распопов улыбнулся и доложил:
