поединщик, как я слыхал. Убил многих.
— Ты не ответил на мой вопрос.
— Ха! — Медвежонок хлопнул меня по плечу так, что я едва не выпустил румпель. — Кто-то точно захочет сунуть ногу в наш сапог! [6] Если ты оплошаешь, и он тебя убьет, то проживет недолго! Но что я скажу твоим женам?
Давненько у меня не было хольмгангов. Даже как-то соскучился.
— Лишь бы не штаны! — сострил свей и тут же схлопотал оплеуху, от которой аж звон пошел.
— С уважением к ярлу! — прорычал Стюрмир.
Длинный поправил съехавший шлем и отвесил мне поклон.
Юморист, блин. Другой ярл за такую шутку мог и к рыбам его отправить. Но я добрый. Тем более Длинный — отличный боец. На голову выше среднего хирдмана. В обоих смыслах. Но за языком следить должен.
— После боя позаботишься о чистоте моего исподнего.
Кёль Длинный сразу посмурнел. Женская работа. Но спорить не стал. Ох уж эти свеи. Строить их еще и строить.
Глава шестая
В которой Ульф Хвити испытывает огромное разочарование
Биться решили на берегу.
И я, признаться, больше беспокоился о «Змее», чем о результате поединка. По моим прикидкам, парни уже должны были управиться с уполовиненным хирдом Йорана и вернуться. Но их паруса что-то не видать.
От хирда Везучего в строю осталась примерно половина. Двадцать восемь бойцов, не считая самого вождя. Думал, их будет больше. Впрочем, среди вышедших из строя большая часть — с ранениями конечностей. Дело поправимое. Да и в бою часть из них участвовать может. Хотя, надеюсь, до этого не дойдет. Мы договорились, что при любом исходе резать друг друга не станем. Тем более что я предъявил медальку с лучником, и теперь наши оппоненты, те, что были еще не в курсе, знали, что я не сам по себе, а представитель Большой Семьи. Само собой, хольмганга это не отменяло. Даже сработало в минус. Энок меня вспомнил и, вероятно, будет осторожнее.
Или нет. В окружении Рагнара я славился не боевым мастерством, а, скорее, хитростью. Ну и удачливостью.
Энок, впрочем, тоже. Такого прозвища просто так не дают.
Пока он изучал меня, я разминался и изучал его. С виду — ничего особенного. Ни огромного роста, ни широченных плеч. Сложение среднестатистическое. Хотя у Ивара такое же, а в том, что Бескостный уделает меня меньше чем за минуту, никаких сомнений. Как он двигается, я оценить не мог, поскольку, в отличие от меня, разогревом Энок пренебрег. А вот мои телодвижения рассматривал пристально. Ну на здоровье. Когда придет мой Волк, все изменится.
Щит и копье. Необычный выбор для поединка. Ладно, я его тоже удивлю. В левой руке Вдоводел, в правой — Последняя Слеза. Я и так неплохо работаю двумя руками, а когда приходит Волк, я становлюсь прирожденным амбидекстром. Два клинка и минимум брони. Только легонькая кольчуга арабской работы и открытый шлем, который я позаимствовал у Свартхёвди.
Начали без популярного обмена «любезностями». Мы — дяди солидные. Нам злобиться ни к чему. Спокойно и деловито. Ого! А он понимает. Увидел, как я экипировался, отдал щит и взял вместо него копье. Солидное такое, с длинным наконечником, каким и рубануть можно при случае.
Вышел в круг. Ухмыляется. Думает: переиграл. Ладно. Он оружие сменил, значит, и мне не зазорно.
Я отправил мечи в ножны, снял пояс, передал Медвежонку. А взамен тоже взял копье Вифиля Прощая. Не здоровенное, как у противника, а самое обычное. Но качественное. С древком из правильно высушенного ясеня и узким железком, идеальным для продырявливания доспехов. А еще оно по длине и форме почти соответствует оружию, которое является базовым для того самого откорректированного таолу, которое Бури поэтично назвал «танцем пятого небесного стража фейцуй, растворяющего малые врата».
Ну-ка! Как отреагирует мой условно везучий соперник?
Никак не отреагировал. Вероятно, предположил, что я слегка спятил. Строевое копье без щита? Ну-ну.
Надо полагать, он не видел, как управляется с копьем мой знакомый ирландец Делбает. И уж точно не видел, как пляшем мы с моим Волком.
Ну ничего. Я дам ему такую возможность.
Везучий решил изобразить монумент.
Ладно. Если гора железа не идет ко мне, что ж, я иду к ней. Вернее, бегу.
Надо полагать, Энок удивился, когда увидел начальные движения моей личной таолу. Вернее, не моей, а того самого небесного стража, который открывает.
Научил меня этому еще в той жизни некий мастер ушу, которого Бури метко определил как кучу дерьма на огородной грядке. И аргументировал определение, приведя рисунок ритуального танца в соответствие с правильной формой. А поскольку правильная форма требует правильной сути, то…
Между мной и Везучим было метров десять. Волк пришел ко мне на четвертом шаге. Мир засиял и замедлился, а я, впав в состояние абсолютной гармонии и абсолютного счастья, включил противника в свой танец и на третьем движении, пропустив над головой стальное копейное железко, не стал уклоняться от обратного рывка, а, двигаясь вместе с ним, ведя собственное копье почти вплотную с древком вражеского, развернул острие горизонтально и даже не воткнул, ввел его в правую подмышку Энока. А поскольку к силе выпада добавилась еще и инерция прилично разогнавшегося меня, то, войдя в тело, копье продолжило движение, погрузившись на всю длину наконечника, включая стальную трубку, проворачиваясь внутри Энокова организма и превращая его легкие в рваные тряпки.
Впрочем, это не имело значения, потому что Везучий был уже мертв. Мозг его еще функционировал, так что он даже сумел повернуть ко мне голову, и я увидел, как расширились его зрачки от нестерпимой боли, дошедшей до мозга через мгновение после того, как сталь разорвала сердце.
Изо рта Энока хлынула кровь, но я успел уклониться. Правда, для этого пришлось выпустить копье, но у меня же есть кое-что получше.
Волк был со мной, танец продолжался. Поворот — и мои руки поймали брошенные догадливым Медвежонком мечи. Поворот — и кинувшиеся было к своему уже бывшему вождю хирдманы отпрянули, увидев серебряные крылья моих клинков.
Мой Волк замер в готовности… Увы. Никто не захотел с нами потанцевать. Только брат, положивший лапу на мое плечо.
Мир погас.
Медвежонок сочувственно покачал головой. Он понимал мою утрату.
Я вдохнул-выдохнул, успокаиваясь.
— Ты — как я, — пробасил Медвежонок, потрепав меня по плечу. — Напугал их до усрачки.
Ну да. Одно дело — встретить берсерка в едином слаженном строю, а совсем другое — толпой. Даже толпой матерых воинов. Нет, такие наверняка прикончили бы и берсерка. Но это стоило бы нескольких жизней, а каждый из этих потерявших сначала конунга, а потом и вождя хирдманов получил изрядную прореху в боевом духе. Дыру, в которую так легко проникают неуверенность и страх.
Я оглянулся. Покойник лежал ничком. В одной руке копье, в другой — выдранный судорожно сжавшимися пальцами кусок дёрна.
Никудышный бой получился. Я испытывал разочарование. Слишком просто и слишком быстро. Надо полагать, Энок просто не успел войти в боевое состояние. Ну да Один с ним.
— Слушайте вы все, — сказал я, обращаясь к его хирдманам. — Мы — из одного стана. Мы были хирдманами Рагнара-конунга. Кровь пролилась, но на то была воля богов. Если кто-то намерен мне мстить, пусть выйдет и скажет об этом.
Запереглядывались… Никто не вышел. Ожидаемо. Я, в отличие от героя поэмы Пушкина, не рассчитывал на положительный ответ. От страха эти парни не корчились, но расстаться с головой тоже не спешили.
— Хорошо. Тогда у вас два пути. Один — простой. Поклясться Фрейром, Ньёрдом
