– Они наверняка погибнут в лесу.
– Они наверняка погибнут и тут. Это не энтрада. Это уничтожение.
Земба колебался лишь миг:
– Уводите женщин и детей.
Гонцы, сидевшие у его ног, склонили головы, сосредоточившись на приказах. Фалькон, двигаясь зигзагом, спустился по склону, чтобы передать известие Кайше и ее людям.
– Я тебя не оставлю, – с жаром возразила она. Женщины с маленькими детьми покинули траншею, малыши ревели от страха. – Кто-то должен за тобой присмотреть.
Новый взрыв ударил по холму. Когда дым и пыль рассеялись, батарея замолчала. С вершины холма раздался громкий крик. Земба стоял, подняв копье и держа над головой крест Носса Сеньора де Тодуз уж Мундуш, горящий на солнце. Фалькон повернулся и увидел, как каноэ выплывают из лесных зарослей.
Их было так много, что между бортами практически не оставалось участков открытой воды. Португальцы в красных камзолах, гуабиру с раскрашенными женипапу лицами. Канонерки вели огонь на уничтожение, но крик раздался снова, и его подхватили воины имбангала и иау, а потом мориша и слуги, Кайша, и сам Фалькон, когда он выхватил меч, выскочил из укрытия и с ревом понесся на врага.
* * *
Квинн стоял, бесчувственный, словно глиняная статуя святого. Это был мир, в который ему не доводилось попадать: немая отчаянная земля за пределами боевого клича, за пределами славной ярости и радости сражения, когда держишь жизнь обеими руками и можешь ее сломать. Это поражение. Это провал. Тихий, присыпанный пеплом мир. Истинная покорность и смирение, где колени преклоняются сами собой, а кольцо целуешь без гордыни или стеснения. Он смотрел, не обращая внимания на летящие стрелы, на плотину. И тут раздался визг, будто у земли выдергивали зуб. По поверхности озера пошла рябь, затем снова, снова и снова. Массивные стволы деревьев, крепкие, словно железо, ломались с взрывной силой. Квинн ощутил, что плотина трясется под ногами. По глине начали расползаться трещины. Верхушки свай наклонились к воде.
– Маир, мне кажется…
Вайтаке мог не заканчивать предупреждение. Квинн, игуапа, старики и мальчики в маленьких каноэ кинулись в бегство, когда большой участок плотины обрушился в озеро и буквально взорвался под напором пенящейся воды. Стволы деревьев разметало, словно прутики. С каждой секундой поток отрывал все новые и новые куски земляных укреплений и дерева. Щель превратилась в отверстие, и теперь уже падали целые куски плотины.
– Люди! О, Богоматерь Миров! Люди! – воскликнул Вайтака.
Гуабиру пытались добраться до берега, до перевернутых каноэ, до рассыпавшейся плотины, но течение было слишком сильным. Их крики слились с треском раскалываемого дерева и ревом воды, воинов перемалывало в мельнице из дерева и земли, они то уходили под воду, то снова выныривали. Квинн прочел молитву и поцеловал крест на четках. И тут земля под ногами пошла трещинами, и он бросился бежать к северному берегу, а за его спиной плотина раскололась, покачнулась и рухнула, разбившись на огромные глыбы. Теперь она превратилась в один гигантский водопад, несущий вырванные ветки и мертвых существ, а речное ложе внизу стало светлокремовым потоком. Стволы деревьев выпрыгивали из воды, как снаряды, чтобы удариться друг о друга и снова пойти на дно. Наводнение вырывало с корнем кусты и деревья на берегу. Риу ду Ору вырвала новое русло у варзеа, подхватывая еще и булыжники, чтобы добавить их в разрушительную стену из воды и дерева.
Квинн вскарабкался по земляной насыпи, соединявшей дамбу и терра фирме. Он чувствовал на своей груди бамбуковый футляр, который дал ему Фалькон, вытащил его и взвесил на ладони. Он представил, как в суматохе наводнения этот футляр будет плыть никем не замеченный среди бревен лесных деревьев, из Риу ду Ору в Игуапару, затем в Катримани, в Риу-Бранку, в Риу-Нигру, а потом и в Амазонку, а оттуда в море, где течения отнесут его к берегам Ирландии или Португалии и выкинут на белый песок прибрежной полосы. Но история еще не закончилась. Он снова сунул футляр за пазуху.
Пироги вытащили на берег и оттолкали выше границы затопления, благо они были легкие.
– Вайтака, как думаешь, можно плыть против течения?
Тот изучил реку, русло которой менялось с каждой секундой по мере того, как размывалась дамба отца Гонсалвеша.
– Можно пройти через варзеа, только осторожно.
– А мне нужно быстро.
– Можно осторожно и быстро.
– Отлично. Вайтака, мне нужна твоя помощь, будешь грести. Мне все еще надо нанести визит отцу Диегу в качестве адмонитора.
* * *
Солдатские ботинки и голые ноги индейцев шлепали по воде, пока каноэ двигались к берегу. Лучники побросали луки, выхватили ножи, чтобы схлестнуться с атакующими в ближнем бою. На склоне холма образовался оползень из тел индейцев: кто-то бежал, кто-то соскальзывал, кто-то падал. Во главе всех стоял Земба, он на бегу метал легкие копья и практически парил по воздуху, когда перемахивал через тела и наполовину затопленные траншеи. Среди индейцев несся и доктор Робер Фалькон с мечом, поднятым над головой, словно у кирасира, он изрыгал ярость и непристойности, каких не ожидаешь услышать из уст члена Французской академии наук.
Наступающие ряды столкнулись с такой силой, что холм Надежд Всех Святых сотрясся до основания. Фалькон оказался с мечом против штыка португальского пехотинца. Он уклонился от удара и одним ударом отрубил парню ногу, а Кайша добила с помощью копья. Робер кинул ей окровавленный мушкет, а себе оставил меч противника. Пока он оценивал трофей, откуда ни возьмись на него набросился гуабиру с копьем, но Кайша проколола его штыком насквозь, а потом провернула мушкет. Парень издал душераздирающий крик и соскользнул с лезвия. Девушка с удовлетворением кивнула.
Вооруженный двумя мечами Фалькон сражался как безумный, крошил все вокруг, перерубив заодно боевой штандарт противника с обнаженной женщиной, увитой зеленой лианой, но, когда один противник падал, на его место поспевали еще трое, а к берегу причаливали все новые и новые каноэ с индейцами-новобранцами, в наряде которых было что-то от униформы – камзол, бриджи, а иногда только треуголка. Индейцы перепрыгивали с одной лодки на другую, чтобы присоединиться к сражению. А вода продолжала пребывать.
Земба вел за собой свой народ, словно неумолимый герой легенд, крест Богоматери Всех Миров то и дело поднимался над полем боя, то прорывался в одном месте, то участвовал в кровавом наступлении в другом. Но Богоматерь Затопленного Леса командовала водой, и нападавшие были красным приливом. Город Бога оттеснил Изумительный город за первый и второй ряд траншей. Отбросив в сторону мысли, рассудок и язык, доктор Фалькон в бешенстве рубил двумя мечами направо и налево, и ему было хорошо. Очень хорошо. Он в ужасе и экстазе понял суть греха, от которого страдал Квинн: пребывать исключительно в настоящем моменте, чувствовать происходящее кожей, когда обостряется восприятие, каждую секунду или ты, или тебя, ощущать роскошь полного контроля над другим человеком. Искусство защиты, и даже все те приемы, которым его обучили жители портовых районов, меркли по сравнению с восторгом битвы.
