Когда над морем взошло солнце, то стало ясно, что уцелели лишь те единицы, которым хватило ума добраться до прибрежных скал и камней, и там покорно ожидать неизбежного пленения, застыв в оцепенении нескончаемого ужаса. После всего пережитого неволя представлялась им не катастрофой, а избавлением.
Ватацис, чувствуя свою вину – вражеский флот он ведь пропустил, – запретил своим людям участвовать в дележе трофеев, тем более что и брать-то особо было нечего. Так что полтора десятка боевых кораблей католиков, которые уцелели, также достались Константину.
Кроме того, как и обычно, было взято рыцарское вооружение, которое почти тут же продали местным купцам, а деньги раздали войску.
Но самой главной ценностью были люди, оставшиеся в живых. После подсчета пленных установили, что из всего разношерстного крестоносного войска уцелело пять с половиной сотен, включая раненых. Всех их старательно рассортировали, даже рыцарей разделив по орденам, к которым они принадлежали.
На это ушел целый день. Ночевали пленники на берегу, который уже под вечер сами же и расчистили от трупов.
Следующее утро началось с того, что дюжие дружинники принесли массивное кресло, которое чуть погодя занял высокий русобородый мужчина. Он был одет просто, а о его сане говорил лишь тонкий золотой обруч с пятью небольшими зубчиками, надетый на голову. Пленным даже не верилось, что это и есть тот самый легендарный царь Константин.
Спокойно поглаживая свою небольшую бороду с тонкими нитями седины, особенно явственно видными по краям, он властным жестом пригласил к себе первую и самую многочисленную группу уцелевших католиков. Это были венецианцы.
Услышав сумму выкупа, назначенного Константином, те едва не взвыли. Известные во всем Средиземноморье торгаши, решив, что самое страшное позади, ринулись в отчаянный спор, наперебой утверждая, что такие деньги выплатить просто невозможно. Гвалт длился минут десять, после чего все венецианцы разом притихли и недоуменно уставились на унылую процессию, состоящую из полусотни дружинников и такого же количества пленников.
Процессия, даже не задержавшись возле государя русичей, столь же неторопливо проследовала дальше, к столбам с перекладинами и петлями, вкопанным на соседнем холме.
– Это кто? – вполголоса спросил кто-то у своего более опытного соседа, но тот лишь молча пожал плечами.
– Это те, кто не захотел платить выкуп, – пояснил царь, услышав вопрос.
Среди пленных мгновенно воцарилась мертвая тишина. Зрелище людей, которых русские воины по очереди подводили к столбам, поднимали их на скамеечки, а затем вышибали их из-под ног, гипнотизировало, лишало воли, не позволяло сопротивляться и протестовать.
– Сейчас вот сижу перед вами и думаю – а не погорячился ли я? – с тяжким вздохом произнес Константин. – Теперь с них никакой прибыли – один убыток. Стало быть, придется вам за них уплатить, – и взвинтил цену еще на две тысячи русских гривен.
Русских, потому что «рязанских» говорили все реже и реже. Раз русские, значит, рязанские, потому что других на Руси не осталось вовсе – переплавили.
Особо знатные пленники, поделив в уме запрошенную сумму на количество всех граждан республики святого Марка, выживших в ночном аду, пришли к выводу, что выкуп не так уж и велик, если его считать отдельно на каждого. Об этом они немедленно известили царя.
Однако тот был непреклонен, заметив:
– Вы же в республике живете, следовательно, у вас все равны. Поэтому и сумма выкупа общая – за всех вместе. А если вы мне тут прения устраивать будете, то я прикажу повесить еще кого-нибудь, а выкуп за них тоже возложу на ваши шеи. Придется вам еще с полсотни висельников оплатить.
Венецианцы окончательно сникли, добитые даже не угрозой, а именно тоном – спокойным, в меру циничным и даже несколько равнодушным.
«Этот и повесит, и увеличит», – решили они почти одновременно, после чего согласно закивали.
А уже через месяц черед подвывать настал для многих именитых семей республики святого Марка – Полани, Морозини, Дзиани, Малипьеро, Тьеполо, Кантарини и прочих.
Наиболее решительные хотели было немедленно наброситься на ненавистных схизматиков, благо их и было-то всего полсотни, причем приплыли они на венецианском корабле, но гонец, привезший горестную весть о выкупе, тут же остановил разбушевавшихся граждан Венеции сообщением о том, что голова каждого русича оценена их королем в две тысячи гривен, а он из тех, кто свое слово всегда держит.
Придирчиво поглядев еще раз на русичей, равнодушно развалившихся на корме и на носу корабля, торговый народ пришел к выводу, что эти варвары, конечно же, весьма крепки телом, но выкладывать за них такую сумму, да еще не за живых, а за мертвых, – верх расточительства.
С рыцарями-монахами разговор у Константина был отдельный. Выразив сожаление по поводу того, что под Судаком уцелело всего двадцать семь тамплиеров, он заявил, что хорошо знает, какими сокровищами те обладают. Простых людей среди них нет [194] . Посему цена каждого вне зависимости от его знатности и положения в ордене составит тысячу русских гривен. Торговаться он ни с кем не собирается, а просто ставит перед фактом.
В то время как Италия погрузилась в траур… по деньгам, Арман де Перигор, багровея от бешенства, читал дерзкие слова короля схизматиков, адресованные непосредственно ему, как великому магистру ордена тамплиеров.
«И если только в течение года вышеуказанная сумма не будет привезена, то я, царь и великий князь всея Руси, беру на себя добровольное и совершенно бесплатное обязательство использовать всех пленных тамплиеров, числом двадцать семь, для подкормки рыб, а то последнее время мне стали жаловаться на плохие уловы.
Кроме того, я постараюсь ославить ваш орден и лично великого магистра на весь белый свет, рассказав о вас, как о людях, жадно сидящих на своих неисчислимых сокровищах и не желающих выделить из них даже самую малую толику ради спасения своих братьев.
Сослаться же на то, что сокровищ нет, у вас тоже не получится, поскольку я знаю, где именно они находятся».
Сразу после этого последовал перечень замков, в которых хранились орденские богатства, а в конце добавлялось, что этот список сознательно неполон, потому что есть опасения, что письмо может попасть в чужие руки, а тогда всякое может случиться.
Тут Константин несколько рисковал. Он не был уверен в том, что исторические источники, которые ему доводилось в свое время читать, не лгут, рассказывая о сокровищах тамплиеров и о местах, где они хранились. Так что перечисление замков было скорее авантюрой, но она сработала.
