Я видел Карвера в госпитале.
Он был худ, желт и выглядел истощенным; со мной, незнакомым человеком, он разговаривал очень приветливо.
Теперь он умер. С его смертью в Марионе одной проблемой стало меньше. Как жаль, что пули помощников шерифа не перебили всех шестьсот неблагодарных людей, работающих на фабриках Марионской компании! Тогда бы их, как и мистера Карвера, уже не мучили никакие проблемы…
Но вернемся к изложению событий, прерванному получением телеграммы. Предприниматели из Марионской текстильной компании заявляют, что они лишь по чистой случайности не приняли обратно на работу людей, игравших видную роль в профсоюзе. Произошло же это потому, что вышеназванные лица, как показало глубокое исследование, не обладают блестящей квалификацией, необходимой текстильщику, претендующему на получение 13 долларов в неделю.
Вне зависимости от того, какая сторона в данном случае права, отметим, что уволенные рабочие стали выражать недовольство. Билл Росс, представитель Объединенного Профсоюза Текстильных Рабочих, решил объявить забастовку на фабриках Марионской компании, очевидно, намереваясь в дальнейшем распространить ее на Клинчфилдские предприятия.
Начало забастовки было ориентировочно назначено на 2 октября, потому что мистер Болдуин, президент Марионской текстильной компании, находился в отъезде и забастовщики, проявив свое обычное безразличие к интересам работодателей, решили подождать его возвращения. Они хотели выяснить, не захочет ли он уладить все это дело миром вместо того, чтобы заваривать новую кашу. Но 1 октября управляющий фабрикой Адам Хант, встревоженный слухами о готовящихся событиях, вызвал шерифа Адкинса, который явился вместе с одиннадцатью помощниками.
Существуют разноречивые версии относительно того, что произошло на фабрике этой ночью.
В Марионе говорят, что шериф и его люди напились кукурузной водки. Я видел шерифа и его людей. По-моему, им совсем не нужно напиваться для того, чтобы открыть огонь. У них вид отпетых молодцов из какого-нибудь кинобоевика.
Есть также расхождения относительно того, какие события ночи побудили рабочих к беспорядкам, случившимся утром. Согласно одной версии, мастер так вызывающе себя вел, так издевался над рабочими, утверждая, что у них не хватит духу начать забастовку, что, даже не получив никаких приказов от злокозненных лидеров-иностранцев с явно большевистскими именами вроде Джона Пила, рабочие стали по собственной инициативе примерно в час ночи расходиться по домам.
Утренняя смена заступает на Марионских фабриках в семь часов. Любопытно отметить, что рабочие, несмотря на всю притягательную силу домов, сдаваемых им в аренду компанией, имеют обыкновение приходить на работу задолго до фабричного гудка. Я сам видел, как они собираются у входа и болтают в ожидании гудка.
Вполне вероятно, что между шестью и семью часами утра 2 октября толпа рабочих собралась столь рано, замыслив что-то недоброе. Как бы там ни было — злые у них были намерения или добрые, большевикам они сочувствовали или ротарианцам, — в шесть часов сорок пять минут рабочие собрались у входа на фабрику.
Теперь представьте себе кирпичное здание не очень больших размеров, вмещающее всего шестьсот рабочих; перед ним заросший травой дворик, узкую дорогу а по другую сторону от нее здание, в котором находятся управление компании, почта и магазин.
Кто виновник событий, имевших здесь место, должен решить суд суверенного штата Северная Каролина. Я провел долгие часы в зале суда неподалеку от судьи Гардинга, слушая показания свидетелей обеих сторон и пытаясь уяснить себе, что же на самом деле произошло.
Показания сильно расходятся.
Одни утверждают, что шериф Адкинс застрелил двух человек, другие — что он даже не вынимал револьвера из кобуры.
Одни говорят, что забастовщики представляли собой разъяренную толпу, вооруженную дубинками и револьверами, другие — что у них не было ни одного револьвера.
Но кое-что можно сказать с определенностью: управляющий Хант предложил забастовщикам, желающим работать, пройти к своим местам; стачечники ответили на это свистом и руганью; тогда шериф Адкинс и его люди пустили в ход слезоточивый газ.
После этого началась стрельба.
Силы закона и порядка — естественно, я имею в виду силы шерифа и хозяев фабрики — заявляют, что выстрелы загремели со стороны дороги из рядов забастовщиков и что перед лицом разъяренной толпы шериф и его помощники были вынуждены открыть ответный огонь.
Забастовщики же утверждают, что у них вообще не было оружия и имелось всего несколько дубинок. Они обращают внимание на то, что шериф и его одиннадцать помощников совершенно не пострадали, если не считать царапины на щеке одного из них, тогда как потери рабочих составили сначала четыре, затем пять и наконец теперь, после получения телеграммы о смерти Карвера, шесть человек убитых и двадцать раненых.
Постороннему человеку может показаться странным, почему, если рабочие были вооружены и находились в воинственном настроении духа, ни один из полицейских не пострадал, а все раненые забастовщики, исключая двух, получили пули в спину. Похоже, что они бежали от драки, а отнюдь не затевали ее.
Удивительное дело!
Расстрел двадцати пяти или тридцати рабочих временно приостановил развитие событий, а забастовщики теперь пытаются найти правду у…
Но где им искать правду?
С тех пор как я написал этот очерк, суд Северной Каролины преподнес рождественский подарок полицейским, окончательно оправдав тех из них, которые не были освобождены судьей Гардингом во время первого судебного разбирательства; теперь, заявил фабрикант Нил, «все в полном ажуре».
II
Обратимся к истории старика Джонаса.
Когда шериф Адкинс пустил в ход слезоточивый газ, старик Джонас, стоявший к нему ближе всех, ударил его палкой. Адкинс — широкоплечий, грузный и крепкий мужчина лет сорока; он был вооружен, и его поддерживало все величие закона штата Каролина, который он представлял. Рядом с Джонасом находился полицейский Брод Робинс; ему около пятидесяти лет, но он похож на крупного, хищного волка. Старику Джонасу было 68 лет, его так скрутил ревматизм, что он ходил, опираясь на палку, — ту самую, которой и нанес-удар шерифу.
Казалось бы, эти два грозных и могущественных блюстителя порядка могли бы совладать со стариком Джонасом, и не убивая его. Во всяком случае, они неплохо начали. Адкинс обхватил старика, а Брод ударил его по голове дубинкой. Джонас упал на четвереньки. В этом положении он и был застрелен.
Суд пришел к выводу, что Адкинс не был убийцей Джонаса.
Наверно, кто-то другой застрелил этого хромого шестидесятивосьмилетнего старика, стоявшего на четвереньках в пыли.
Началась стрельба, забастовщики бросились бежать. Если бегущие и стреляли, то пули должны были бы идти поверху; они никак не могли попасть в лежащего на земле человека.
После побоища старик Джонас, смертельно раненный, был доставлен в госпиталь в наручниках, положен на операционный стол также в наручниках и умер на этом столе по-прежнему в наручниках.
Теперь я перехожу к судебному разбирательству, на котором решался вопрос о предании шерифа Адкинса и его людей суду по обвинению в убийстве. Непривычное впечатление производил состав юристов: в данном деле юристы компании выступали в роли защитников шерифа Адкинса и его людей, обвиняемых в убийстве, а не представляли обвинение, как было в Шарлотте на процессе коммунистов Гастонии.
Не сомневаюсь, что судья Гардинг стремился к выяснению истины. Но я надеюсь, что никогда в жизни не предстану перед судом по делу, грозящему мне смертным приговором (разве что у меня будут такие же защитники, как у Адкинса), где против меня будут выступать юристы, подобные тем, что представляли фабрики, а следовательно, согласно странной практике Северной Каролины, представляли штат, который, следуя примеру своего губернатора-фабриканта, видимо, согласен, чтобы его отождествляли с фабрикой.
Конечно, зал суда был полон народа, набит простыми, рядовыми людьми. Но, побывав в Марионе, я уяснил, что простые люди мало значат и едва ли заслуживают того, чтобы их описывать.
Это были высокие, стройные люди: мужчины в большинстве своем пришли в спецовках, женщины щеголяли в своих лучших нарядах, сшитых в 1900 году, а то и раньше; зато их дети, юноши и девушки, были одеты совсем неплохо.
Следует сказать, что, несмотря на ужасные жилищные условия, молодежь Мариона старается хорошо одеваться. В один прекрасный день они, возможно, захотят иметь автомобиль и прилично питаться. Интересно, что тогда произойдет? Захотят ли они мириться с недельной заработной платой в 13 долларов?
III
В настоящий момент в Марионе камнем преткновения является позиция Марионской текстильной компании, которую здесь называют Болдуиновской фабрикой. Президент компании мистер Р. У. Болдуин — человек небольшого роста с растерянным взглядом и суетливыми манерами.
