С точки зрения чисто военной, можно было считать, что кампания повстанцами уже проиграна. Так фон Ферзен и доложил на совещании в ставке князя, только что ответившего согласием на всеподданнейшее обращение Государственного Совета и Государственной думы о принятии на себя бремени военной диктатуры.
Олег Константинович был слегка возбужден, ему предстояло ровно в полночь выступить по общенациональному каналу с обращением к народу, и слушал он доклад полковника не слишком внимательно. Почему, собственно, генерал Агеев и передоверил эту миссию всего лишь начопероду. Понимал, что пока что больших лавров, стоя у карты с указкой, не стяжаешь, вопросы же могут возникнуть самые неожиданные и не всегда приятные.
Вот о полном разгроме мятежников он уж непременно доложит сам и в должной тональности.
А пока говорил барон. В умении представить собственные труды в наиболее благоприятном свете ему тоже было мало равных. Клуб «Пересвет» давал хорошую школу.
– … Таким образом, на час «М+25» дивизия генерала Ливена, имея в первом эшелоне двенадцать стрелковых батальонов и три танковых батальона на фронте в двести пятьдесят километров, четыре стрелковых батальона, танковый батальон и артиллерийскую группу из трех пушечных и одного гаубичного дивизиона во втором эшелоне, развивает наступление общим направлением на Ольштын – Влоцлавек, имея в виду к часу «М+45» выйти на восточный берег Вислы на всем протяжении Большой излучины. После подхода кораблей флота начать ее форсирование.
Обвел указкой названный район.
– Дивизия генерала Слонова, практически не встречая сопротивления, ротными колоннами трех стрелковых полков стремительно продвигается с Сандомирского плацдарма через Кельце на Лодзь. Танковый полк, также поротно, наступает на Ченстохов, прикрывая одновременно Малопольскую границу от прорыва мобильных групп неприятеля в ту и в другую сторону. Так как, – счел нужным пояснить полковник, – отмечается встречное движение добровольческих отрядов краковцев на север и деморализованных нашим наступлением повстанцев на юг. Причем в перехватываемых танкистами и разведчиками транспортных колоннах отступающих обнаружено непропорционально большое количество грузов невоенного назначения…
– Что вы деликатничаете, барон, – впервые подал голос Великий князь, – барахло, что ли, вывозят?
– Так точно, Ваше Императорское Высочество! Вывозят. Личное имущество, товары со складов, продовольствие… Много чего. В занятых передовыми отрядами населенных пунктах замечены следы многочисленных грабежей и погромов.
– Пресекать без малейшего сожаления и мягкотелости, – бросил князь. – Мародеров и погромщиков расстреливать на месте. Считаю необходимым немедленно направить в освобождаемые районы отряды полевой жандармерии. За счет формирований петроградского подчинения. Нашим – воевать надо!
– Будет исполнено, Ваше Императорское Высочество! – щелкнул каблуками уже Чекменев, поскольку эти-то вопросы в компетенцию фон Ферзена никоим образом не входили.
– Остальные подразделения дивизии намечено также перебросить к Малопольской границе, поскольку проникающие через нее отряды боевиков проявляют гораздо большую активность и боевую устойчивость, нежели инсургенты.
– Это тоже понятно, – кивнул князь, – решение правильное. Какие соображения по введению в дело дивизии Каржавина?
– Ее эшелоны, Ваше Императорское Высочество, в данный момент сгруппированы в треугольнике Ростов – Екатеринодар – Ставрополь, и оперотдел не видит необходимости поворачивать их на запад. Нынешняя дислокация – оптимальная на случай любого развития событий.
– Согласен. Пока на юге спокойно, но возможность пограничных инцидентов и там исключать не следует. Короче – работайте. Завтра я намереваюсь выехать на фронт уже в новом качестве и лично проинспектировать войска. Гвардию я знаю, а вот с российскими армейскими намереваюсь познакомиться поближе. Есть у меня некоторые соображения, но вам я их сообщу позже. Что решаете с Варшавой?
– Варшаву штурмовать нецелесообразно. Потери в уличных боях могут быть слишком велики. Город следует окружить и блокировать по внешнему обводу, после чего предъявить гарнизону ультиматум о сдаче. В случае отказа вновь ввести в действие план «Фокус-3»…
– План утверждаю. Вы хорошо поработали, полковник, выражаю вам свое благоволение. Если на местности все пройдет так же гладко, как на бумаге, никто не будет забыт и обижен.
В приемной Олега Константиновича ждал начальник Генерального штаба Российской армии генерал-лейтенант Хлебников, три часа назад испросивший экстренной аудиенции и уже успевший прилететь из Петрограда в сопровождении начальников управлений: оперативного, автобронетанкового и личного состава.
«Быстрые ребята, – подумал князь, здороваясь, – главное – сообразительные!»
Так без этого не проживешь.
Официально Олег Константинович примет Верховное командование всеми вооруженными силами республики (пока еще) только завтра, но тут уж лучше перетянуться, чем недотянуться.
«Интересно, с чем он прибыл? Засвидетельствовать почтение, заверить в преданности, накапать на военного министра в обмен на гарантию сохранения в должности? Что ж, послушаем».
Лично он с генералом был знаком мало, а так пересекался, конечно, и все существенные детали биографии, заслуги, сильные и слабые его стороны знал.
Как-то не похоже было, чтобы третье, а то и второе лицо в воинской иерархии столь непристойным образом суетилось в заботе о личном благополучии.
– Проходите в кабинет, Воислав Игнатьевич…
«А еще говорят, что имя человека ничего не значит. Вышел бы из Воислава знаменитый скрипач или модный кутюрье? А генерал получился вполне даже ничего».
Хлебников и вправду был мужчина представительный, с мушкетерской эспаньолкой, браво подкрученными усами, походный мундир сидел, как на манекене в ателье на Воздвиженке. Орденов на груди достаточно, только московских ни одного, в Гвардии он не служил.
– …Наедине желаете беседовать или присутствие господ генералов тоже требуется?
– Так точно, Ваше Высочество, доклад предполагается общий.
– Тогда прошу. Чтоб зря не терять времени, ставлю в известность – курить можно, денег нет. Остальные вопросы подлежат обсуждению.
Генералы деликатно засмеялись, потянулись к радушно раскрытым на столе коробкам с толстыми и ароматными папиросами «Кара Дениз», как бы шутливой данью Местоблюстителю от губернатора Ванской области[80], которую тот отправлял с Москву ежегодно, к дате воссоединения армянского народа, за которое традиционно благодарили не нынешнюю демократическую, а царскую власть.
