Аш тихо сказала своему оруженосцу:
— Оттащи Флориана от палатки, давай, шевелись, — и сделала шаг вперед, обмотав поводки мастифов вокруг своих рукавиц, в ярости разглядывая лица окружающих.
И в этот момент поняла, что вокруг нее — почти одни фламандские копейщики. С удивлением узнала в толпе Уота Родвэя, из палатки поваров, с ножом для приготовления филе в руках; Питера Тиррела; но в основном это были краснолицые новички, орущие, хриплые, в воздухе висел запах пива. И главное — они были готовы совершить физическое насилие.
Эти не будут просто стоять и орать и что-нибудь ломать.
Дерьмо.
Нечего мне стоять перед ними, они сейчас накинутся на меня. И в какой жопе тогда окажется мой хваленый авторитет?..
Вперед вышел этот парень — Джосс, топая по скользкой сырой соломе, не обращая внимания на Аш; потянулся вперед, чтобы одной рукой оттолкнуть в сторону эту бабу с мокрыми патлами до бедер; другой рукой он нащупывал ножны.
Она его узнала сразу: этот лучник из фламандских копейщиков был схвачен вместе с ней в Базеле; он одним из первых приветствовал ее возвращение в лагерь.
Аш выпустила поводки мастифов.
— Дерьмо! — вскрикнул Джосс.
Шесть собак беззвучно рванулись вперед и прыгнули; один из толпы отскочил назад, руку его зажали тяжелые челюсти; он хрипло визжал; двоим собаки вцепились в горло, и те упали; позади толпы в отдалении виднелся какой-то вымпел и факелы…
Перекрикивая шум орущих и ругающихся мужиков и вой собаки, пораженной ударом меча, Аш рявкнула громко, как в бою:
— НАЗАД! ОРУЖИЕ В НОЖНЫ! Позади себя услышала голоса: Флориан и Рикард, кто-то из помощников хирурга. Она не сводила глаз с алебардщиков и лучников, толпящихся на противопожарной полосе между палатками. Толпа росла и напирала на тех, кто противостоял Аш; оказавшиеся в середине толпы издавали крики протеста. Позади нее все громче трещало пламя пожара.
— Брифо!
К ноге вернулись отозванные мастифы. Она напряглась: перед ней уже была не беспорядочная толпа, которая могла хаотично ринуться мимо нее, не замечая друг друга в лагерной суматохе; ей противостояли мужчины в кольчужных рубахах, с кинжалами в руках и факелами — и один из них, Джосс, уже вытащил меч.
Реальность — понятие, определяемое всеобщим согласием, что ею считать; и тут Аш почувствовала, что понятие реальности меняется: от всеобщего согласия считать ее командиром отряда до осознания, что она — молодая женщина, оказавшаяся ночью в полевых условиях, в окружении крупных, взрослых, вооруженных, пьяных, разъяренных мужиков.
Она забормотала: «Вооруженное восстание, в лагере, тридцать солдат…».
Голос:
— Отдать новый приказ и проконтролировать…
— Ах ты хрен собачий, да кто ты тут такая! — кричал Джосс, брызгая слюной. Воздух дрожал от его громкого голоса. Глядит на Аш — злобно, в бешенстве: — Ну, все, ты уже труп! — и поднял широкую короткую кривую саблю.
При виде обнаженного клинка в Аш взыграли все боевые рефлексы.
Левой рукой Аш схватилась за шейку ножен, а правой — за эфес и рывком извлекла меч. В эту долю секунды Джосс поднял руку, свет факела отразился от острого края клинка его сабли, и тяжелый кривой клинок сверкнул в своем движении сверху вниз. Аш мечом парировала удар его сабли, ударив по ней сверху, чем ускорила это движение вниз; и с шумом треснула по его клинку сверху, так глубоко вогнав его в грязь между ними, что сама подпрыгнула вверх. Обретя равновесие, она одной ногой наступила на его клинок и удерживала его; а свой меч подняла головкой эфеса вперед и вогнала его, как таран, прямо в его незащищенное горло.
— Ох ты ж, твою мать! — донеслось из толпы.
Взмокшими руками Аш потащила назад свой меч. Джосс схватился за разорванную трахею обеими руками и упал, побелев и хрипя, у ее ног на дымящуюся солому. И неожиданно сразу наступил конец: дернулась одна нога, расслабился кишечник и с громким хрипом из легких вышел воздух.
В последних рядах толпы все еще раздавались крики — стоявшие позади толкались, чтобы пробраться в первый ряд, но первые ряды возле палатки хирурга подавленно молчали.
— Вот ведь какое дерьмо вышло… — удрученно повторял Питер Тиррел, глядя на Аш ясными пьяными глазами.
— Не хрен ему было меч вытаскивать, — заявил алебардщик.
С одной стороны неожиданно ворвалось множество людей в броне под вымпелом Ансельма; и Аш опустила меч, завидев наплыв военной милиции, под напором которой расступилась и дала им дорогу толпа, в темноте казавшаяся ей скоплением пятидесяти-шестидесяти человек.
— Удачно появились, — кивком она приветствовала Ансельма. — Ладно, пусть этого… похоронят.
И нарочно повернулась спиной к пришедшим, предоставляя разбираться Ансельму. Потерла перчаткой головку эфеса меча, стирая кровь, и засунула оружие в ножны. Мастифы теснились у ее ног.
Из мокрых дымящихся развалин палатки хирурга на нее с одинаковым выражением лиц взирали Рикард и Флориан дель Гиз.
— Он собирался убить тебя! — осуждающе выкрикнул Рикард. Он стоял, широко расставив ноги, опустив голову, как обычно стоял Ансельм, и смотрел вслед уходящим со страхом и вызовом. — Как они посмели! Ты ведь командир!
— Трудные люди. Как выпьют, нет для них авторитетов.
— Но ты их остановила!
Аш пожала плечами, собирая вместе все поводки мастифов. Трясущимися пальцами погладила Боннио по морде, с ладоней у нее потекла собачья слюна.
Флора вышла из развалин своей палатки, прошла по сгоревшему брезенту, разбитым деревянным ящикам, погубленным хирургическим инструментам и рассыпанным, растоптанным букетам лекарственных трав. Кто-то уже начал тормошить переодетую женщину: Аш увидела, что у нее губы кровоточат и оторван рукав.
— Ты в порядке?
— Сукины сыны! — Флора смотрела, как на одеяле уносят тело Джосса. — Ведь побывали под моим ножом! Как они осмелились на такое?
— Тебя сильно избили? — настаивала Аш. Флора вытянула вперед бледные грязные длинные пальцы и смотрела, как они дрожат.
— А что, так надо было тебе его убивать?
— Да. Пришлось. Они ведь идут за мной, потому что я готова к такому, не раздумывая, а потом буду нормально спать. — Аш протянула руку, подняла лицо хирурга за подбородок и осмотрела ее синяки.
Уже потемневшие кровоподтеки были различимы на ее теле. Кто-то держал ее, остальные били.
— Рикард, позови кого-нибудь из дьяконов. Флориан, мне ничего не стоит убить кого-то. Иначе я бы проиграла, как только в мою палатку вошли бы тридцать вооруженных бандюг и сказали бы: «Брысь отсюда, девчонка, это наша военная казна». Согласна?
— Ты ненормальная. — Флора, качая головой, смотрела на бренные останки своей палатки. По щеке ее пролегла мокрая полоска. — Вы тут все безумны! Маньяки херовы, солдатня! И ты ничем от них не отличаешься!
