но, несомненно, полезные для общества и для людей!
— Ну, пока наш общий друг Аравист крепко держит страну Шан в руках и уходить не собирается. Вам нескоро придется применить свои реформаторские идеи!
Она загадочно посмотрела на меня.
— Посмотрим, Коста. Иногда и обезьяна падает с дерева. Посмотрим.
* * *
Отправляясь в стасис в очередной раз, я раздумывал над превратностями судьбы.
Как же неудачно все сложилось — успех моих войск обернулся моим политическим поражением. Как ни странно, теперь мне тоже стоит сделать ставку на Великую богиню Амидалу — под предлогом возврата прежней легитимной правительницы мы можем установить более-менее тесный контроль над Шан. По крайней мере, у нас с этой Пак сложилось какое то взаимопонимание, столь редкое в этом мире.
Похоже, нас ждет второй поход в Шан, но — только после смерти Арависта. Уж больно удачлив этот сукин сын. Он может переманить мои войска к себе, особенно ахайров. А вот после его смерти — а она ведь неизбежна рано или поздно, мы ведь все смертны, не так ли — вот тут может быть период внутренней нестабильности, которым грех не воспользоваться. Буквально два-три мориона наших войск или 3–4 тысячи аур смогут сыграть решающую роль и в очередной раз изменить все.
Только не привел бы этот мой план Пак в истерику. Она считает, что с каждым годом ее шансы на возвращение падают. Что к тому времени как Аравист состарится и умрет, все привыкнут к новому правлению и забудут и думать про нее.
Возможно, она и права. Люди склонны к «привычному подчинению», а в Шан эта привычка особенно развита. Посмотрим в следующей сессии, как пойдут дела у узурпатора Арависта и насколько крепок его режим. Сможет ли он и дальше ладить с варварами, ахайрами, ваннами Ляо, горцами Тяо Вань и сеннами одновременно? Только время покажет…
Ход 49
Прошло 682 года.
Человек, как известно, смертен, и иногда даже внезапно смертен. Хотя водоворот жизненных перипетий на время заставляет нас забыть о будущем конце, то и дело случается нечто, со всей гильотинной строгостью о нем напоминающее. Увы и ах, это касается даже самых хороших воинов.
В это смутное время Совет стратегов собирался раньше, чем Совет Союза. Тут я и узнал, что Аравист умер 6 лет назад. Смерь его была скоропостижной и крайне подозрительной — видимо, зря он доверил бывшим дворцовым поварам Паадмидаалы готовить для его приемов и пиров. Перед смертью он заставил ванов присягнуть его старшему сыну, но это не помогло — сразу после смерти Арависта все клятвы были забыты, и началась усобица. В сущности, такой исход неудивителен — ведь у них не было никаких богов, в кого они бы по-настоящему верили, кроме Паадмидаалы, а она, само собою, не стала бы никого наказывать за нарушение такой святотатственной клятвы. К тому же наследнику было всего 4 года, и никакого авторитета в военной среде он, разумеется, не имел.
Пак сразу же включилась в процесс, разослав всех своих придворных в качестве шпионов с подарками и посулами. На подарки ваннам и вождям варваров она заняла 12 000 аур у торговцев Суфенга под какие-то бешеные проценты. Мой министр оффиций тоже подослал пару эмиссаров к постаревшим ахайрам и их потомкам, склоняя их в пользу возвращения Паадмидаалы.
Вскоре почва была подготовлена и Пак вместе с цилиндром на большом грузовом корабле, вместе с сотней других отбыла в Тцинь-рао.
Получив почетный прием в этом богатом городе, сильно пострадавшем от варваров, но уже зализавшем раны, она отправилась в Тайпин, приводя к присяге окрестные общины, освещая храмы имени себя и устраивая праздники.
Первое время народ и правительница демонстрировали трогательное единство. Но затем началась череда таинственных смертей наиболее влиятельных ванов. Потом вдруг обнаружились какие то заговоры, да такие масштабные, что однажды в ночь ахайры истребили 3400 слуг и дружинников ванов, пировавших во дворце в честь возвращения Великой Богини, а потом перерезали и самих ванов.
Теперь страна Шан безо всяких князей и знати управляется чиновниками канцелярии Паадмидаалы. Канцелярией назначаются все, вплоть до старост деревень и капитанов рыбачьих шаланд.
Слушая эти новости, я с грустью думал, что рассчитывать на совместную работу мне не стоит. Ни Пак, ни кто-то другой из бессмертных не согласятся оставить свою страну, где являются первыми лицами и вообще– полубогами, и влиться в маленький дружный коллектив прогрессоров — энтузиастов, чтобы делать трудную, кропотливую, но такую нужную работу по восстановлению человеческой цивилизации до ее прежних высот. Моя тоска по общению с людьми одного культурного уровня, похоже — только моя проблема, остальные легко обходятся без этого. Большинству людей командовать рабами и раболепными придворными намного приятнее, чем вести честный прямой диалог с равным тебе во всех смыслах оппонентом, который может и возразить тебе грамотно, и даже осмеять. Последнее может быть приемлемо или приятно только тем, кого древние называли «философы». Есть ли вообще такие среди случайных обладателей капсул?
А может быть и хорошо, что она уехала. Мне было неловко разговаривать с нею последние 60 лет — как ни крути, получалось, что я страшно облажался, отправив в Шан стратега — изменника. И вообще — непростая она, эта Пак. Очень непростая.
Зато порадовали успехи на научном фронте.
Очень медленно и тяжело я осознавал особенности работы с учеными людьми и особенности науки в целом. Научное знание — это очень специфическая вещь. Это можно сравнить с поиском золота или нефти — можно заложить тысячу шахт, сто тысяч скважин, и не получит никакого результата, а можно ткнуть палкой в землю и из нее забьет заветный маслянистый фонтанчик.
Ученые находятся в «неизведанных водах» — они пытаются получить знания, относительно которых неизвестно, можно ли их вообще получить, можно ли их получить при текущем уровне науки, и почти никогда неизвестно, понадобится ли это знание для чего-либо вообще. По сути, они тычутся вслепую, то проводя эксперименты со всем подряд — смешивают золото и куриный помет, киноварь и уксус, известь и ультрамарин желая получить хоть какой-то интересный результат, то ударяются в бесконечные философствования и спекуляции, пытаясь единственно мозгом и логическими рассуждениями достичь того познания, что недостижимо их, пока несовершенными, приборам и препаратам. И всех их объединяет одно — ими практически невозможно управлять.
Можно ввалить в науку тонны золота и не получит никаких результатов вообще, кроме идиотских философских трактатов. Можно настроить кучу лабораторий, провести в них
