Такие он тоже видел, но цельные. Этот же кто-то ухитрился разломить почти посередине. В результате у изображенной на нем лошади, на которой сидел всадник, пронзающий копьем большую змею – не иначе как аджаху [200] , – теперь не хватало крупа, а у аджахи – хвоста.
И еще одно. Сам рисунок чуточку отличался от изображения на цельных кругляшках. Совсем немного, но зоркий глаз кочевника сразу уловил это различие. Повсюду всадник вонзает копье в тело аджахи, а тут оно устремлено прямо ему в пасть. Чудно.
Как ни посмотри – кругляшок плохой. За такой ничего нельзя купить, потому что он порченый. Зачем царю русичей этот порченый кругляшок? Разве у него мало своих, больших и тяжелых?
Но тут его осенило. Это знак. Он – тайный, но ведом царю. Волк метит свои владения, и другой волк туда не суется, потому что чует. Запах – это волчий знак. А здесь знак – половинка кругляшка.
– Я беру ее только для того, чтобы сохранить, – негромко произнес Каргатуй, обращаясь к неподвижно лежащему Родиону. – Думаю, что ты сам отдашь ее своему царю, потому что такие воины, как ты, бьются до конца. Даже если перед ними стоит смерть.
Возле Биляра их остановил булгарский разъезд. Настороженно вглядываясь в глаза непонятно откуда взявшихся всадников, старший дозора молча выслушал их, затем прошел к русичу, некоторое время задумчиво смотрел на него, после чего предложил заглянуть в Биляр, где есть такие лекари, которые творят чудеса.
– Он все равно не жилец, – встрял в разговор Эремсек. – Каждую ночь он говорит с духом предков и просит помочь ему продержаться, пока он не увидит воеводу Вячеслава, самого царя Константина или… – Он на секунду замешкался, припоминая трудное и непонятное слово, затем произнес, тщательно выговаривая буквы: – То-ро-пы-гу.
– Духи отвечали ему? – чуточку насмешливо осведомился булгарин.
– Дух, – поправил его Каргатуй. – У него один дух, и он называл его Перун. Нет, я не слышал, чтобы он ему отвечал. Но воин до сих пор жив, хотя давно должен был умереть.
– Истинно верующий звал бы Магомета, – протянул с некоторым разочарованием булгарин.
– Какая разница, – рассудительно заметил Каргатуй. – Главное, что его слышат.
– Ты прав, – согласился булгарин. – Тогда нам тем более надо заехать в Биляр. Я пошлю трех своих воинов к хану Абдулле ибн Ильгаму, да будет благословенно его имя, – и успокоил насторожившихся юрматов: – Наш хан дружен с царем Константином и будет рад хоть чем-то помочь его воину. К тому же, – небрежно кивнул он на русича. – Так вы его не довезете живым.
– Мы его тепло укутали, – возразил Эремсек. – Он удобно лежит и…
– Его надо везти в крытом возке, – перебил булгарин. – Тогда есть надежда доставить его живым до места. Иначе вы привезете мертвеца. Зачем царю мертвое тело?
Хан Абдулла был радушен и скор на решения. Выслушав рассказ Каргатуя о том, где и при каких обстоятельствах был найден русич, и взглянув на порченый кругляшок, он не потратил впустую ни одной минуты.
Рано утром следующего дня из Биляра вместе с юрматами выехал небольшой отряд вооруженных булгар. Хан проявил истинную мудрость даже в этом вопросе. В отряде было столько же воинов, сколько и юрматов. Степняки – народ загадочный. Если бы число булгар было меньше или больше, то при желании они могли истолковать это как угодно, в том числе и дурно. Меньше – не уважает, больше – не доверяет или кичится силой. Когда одинаково – придраться не к чему.
Каждый всадник имел даже не одну, а две запасные лошади. Даже юрматам были предложены свежие и быстроногие кони из собственных конюшен Абдуллы. В середине небольшого каравана четверка гнедых тащила возок. В нем находился старый лекарь Бадр-ад-дин Махмуд ибн Усман, пользовавший самого хана Абдуллу, а также русич, которому день ото дня становилось все хуже и хуже. Родион уже не бредил и не кричал, только его пересохшие губы еще беззвучно шевелились, продолжая с кем-то о чем-то разговаривать.
Ближе к полудню одного из дней русич, впервые после того как его усадили в возок, пришел в себя. Как ни странно, но это совпало с пересечением границ Руси, где-то возле Нижнего Новгорода.
– Алатырь, – шептал он. – Алатырь. Надобно, чтоб государь его защитил. Если я умру, передай царю Константину, что хан Батый умышляет… синь-камень… порушить… Колдун… тайные тропы знает…. и глаза… отводить умеет… Вои хана… страха… ведать не будут… Они уже идут… и в день Карачуна… а если государь не поспеет – всем смерть… Скажи, что Родион поведал… из Ряжского полка… А ежели… Торопыга… Царьград скажи… И знак отдайте… Они вспомнят….
– У меня не будет нужды говорить это, потому что ты передашь сам, – твердо произнес булгарин. – Мы уже едем по Руси. Ты долго терпел, осталось совсем немного.
– Русь, – блаженно протянул Родион и вновь отключился.
Теперь на его губах играла счастливая улыбка, и было странно видеть ее на почерневшем обмороженном лице. Больше он в себя не приходил и бредить почти перестал – просто лежал и улыбался. Может, берег силы? Трудно сказать.
– Ты довезешь его? – спросил следующим вечером Каргатуй. – Твои люди говорят, что если поспешить, то к утру второго дня мы будем на месте.
– Только всемогущий ведает о том, – уклонился от ответа лекарь.
– Тенгри высоко, – проворчал Каргатуй. – А я спрашиваю тебя.
– Ты слышишь запах, который исходит от него? – вместо ответа спросил старик.
– Я спросил тебя о… – раздраженно начал было Каргатуй, но булгарин перебил его:
– Он уже умер. – И пояснил: – Он умер, а душа жива. И она не отлетела к небу.
– А как же?.. – растерянно спросил воин, но тут же осекся. – Я понял тебя, старик, – и он молча пошел к своему коню.
Булгарин как-то странно усмехнулся и прошептал:
– Нет, ты ничего не понял. – Он помедлил и добавил со вздохом: – Да и я, признаться, тоже.
В Переяславль-Залесский они прибыли утром, проведя, по просьбе лекаря, в дороге всю ночь, потому что Родиону было совсем плохо. Несколько лошадей путникам пришлось бросить, иначе бы они пали прямо на дороге. Но главное – русич был еще жив, когда его вынесли из возка и бегом пронесли прямо в терем воеводы, где остановился царь.
Сам воевода, рыжебородый огромный Горыня, который чуть свет был уже на ногах, – при таких гостях хозяину разлеживаться недосуг – незамедлительно побежал будить государя.
В иное время он еще бы подумал, стоит ли тормошить человека, который после двухдневной скачки спит без задних ног, но старичок-булгарин так на него зыркнул, что Горыня сразу почуял – стряслось такое, что тут мешкать не моги.
