Через несколько минут после того, как раздались первые выстрелы, на колокольне храма, что на углу Гороховской и Вознесенки ударил набат. Почти сразу его подхватили окрестные церкви, и набат поплыл над Москвой — рвущий душу вестник большой беды. Так колокола звучат только при крупных пожарах, когда огонь охватывает целые улицы дом за домом — и надо бежать, спасаться, или наоборот — бороться с напастью всем миром.
Набат застал отряд Фефёлова на Земляном валу. Подполковник, выслушав Кшетульского (телеграмму от барона к тому времени уже успели доставить), решил проявить всё же осторожность и поднял в ружьё только взвод, но зато — из отборных солдат, участников всех его воинских и гимнастических экзерциций. И, разумеется, отправился со взводом сам, прихватив с собой командира первой роты, поручика Белоногова.
Здесь же, на Земляном Валу, стрелков нагнал возок с Иваном и Гиляровским. Оба были задрызганы, источали гнилостные ароматы, и были чрезвычайно возбуждены. Иван обнимал громоздкое, странного вида ружьё с пришлёпнутым поверх казённой части большим плоским диском и складными сошками под стволом. Гиляровский махнул рукой в сторону Горохова поля, откуда, сквозь тревожный гул набата, доносилась частая ружейная стрельба.
Фефёлов скомандовал: «Бегом–марш» — стрелки рысью припустили взлед за возком. Они нагнали Ивана с репортёром возле на углу Нижнего Сусального, возле террасы Межевого института, и уже оттуда все вместе ударили в тыл налётчикам, завязшим в перестрелке с «волчатами» на Гороховской. Бандиты на своих ревущих двухколёсках прорваться с ходу попытались на Вознесенку, но напоролись на винтовочные залпы. Потеряв машину и троих бойцов, они спешились, и принялись воевать всерьёз. Первой же пулемётной очередью, хлестнувшей поперёк улицы, были убиты двое волчат и ещё двое получили ранения.
Мальчишки дрогнули и подались назад, ломая шеренги. Серёжа, осознав, что они вот–вот кинутся в бегство, выхватил револьвер и к криком «в атаку», и первым, оскальзываясь на обледенелых булыжниках мостовой, кинулся навстречу вспышкам выстрелов. Пристыженные мальчишки последовали за ним, на ходу стреляя из винтовок, и в этот момент в тыл налётчикам ударил автомат — Ромка, кое–как перетянув нетяжёлые, по счастью, раны, снова вступил в бой. Секунд десять спустя к нему присоединился гулкий тенор «дегтяря», и на Гороховской блеснули штыки фефёловских стрелков. Солдаты шли скорым шагом; подполковник, держа саблю в опущенной руке, негромко считал: «Раз! Раз! Левой! Левой!», отбивая такт атаки.
На этом всё и закончилось. Оказавшись между двух огней, налётчики побросали оружие; двое попытались прорваться на мотоцикле, но были срезаны залпом в упор. Ещё одного, самого шустрого, ухитрившегося уйти дворами, поймали обыватели Горохова поля. Избив супостата до полусмерти, его поволокли к Елизаветинскому переулку, на Яузу — топить. Беднягу спасло лишь то, что по дороге народные мстители налетели на с пожарный обоз Басманной части, спешившим на набат; пожарные отбили пленника и доставили его в околоток.
Стрельба смолкла, и почти сразу затих колокол на Вознесенской колокольне. Дальние церкви тоже умолкали одна за другой, и над полем боя, в которое превратилась мирная Гороховская улица, повисла угрюмая тишина. Мрачные, притихшие волчата унесли раненых в угловой дом; его хозяин суетился, гонял жену и прислугу за чистыми холстинами, соседи сбегались со всего квартала, кто с мотком марли, что с пузырьком йода, а кто просто с причитаниями. Послали за доктором.
Фефёлов, отрядив Белоногова заниматься пленными, приказал стрелкам собирать трофеи. Брошенные машины пришельцев — и обгорелые, пробитые пулями, и целые, — сволокли на перекрёсток. На разостланных на снегу рогожах свалили оружие налётчиков — непривычного вида винтовки, револьверы и разнообразная амуниция, подозрительно напоминавшая ту, что демонстрировал в Фанагорийских казармах Роман.
Сам Ромка, получивший две раны время перестрелки у дома Овчинникова, поначалу впал в буйство — увидев бездыханное тело Серёжи Выбегова, бывший десантник попытался тут же, на месте, расстрелять пленных налётчиков. Те уже прощались с жизнью, падали на колени и вопили на всю улицу: «Пощадіть, ми не хочемо вмирати! Не треба!» — и только вмешательство прапорщика ППС предотвратило немедленную расправу.
Полицейские — прапорщик и сержант, попавшие в портал стараниями Николки, — изо всех сил старались не показывать, как ошеломлены они происходящим. В быстротечном бою пэпээсники расстреляли все наличные патроны. Когда стрельба стихла, они принялись помогать стрелкам с пленными — и лишь когда те были и надлежащим образом упакованы, стали выяснять, где они, собственно находятся. И выяснили — как и то, что обратная дорога им теперь заказана.
«Да, — подумал Николка, — портал в стене дома Овчинниковых, волшебная калитка, ведущая из девятнадцатого век с двадцать первый, захлопнулась — и, если верить древнему манускрипту, то навсегда.» Мальчик, как и в тот далёкий майский день, рассматривал стену, где совсем недавно был чёрный провал портала, скрёб ногтем штукатурку, даже зачем–то кладку… бесполезно. «Прохода нет».
Подошёл Ваня, постоял немного, разглядывая ту же самую стену.
— А Дрон то ушёл! Мы с Ромкой и полицейским прапором три раза всех пленных проверили, и трупы тоже. Нет его. Сбежал.
— Думаешь, успел уйти в портал? — хмуро осведомился гимназист. —
— Не знаю. — покачал головой Ваня. — Но если так — не повезло. И когда он успел? Вы сколько с этими сволочами перестреливались, минут пять?
— Побольше. — ответил Николка. — Они как перед домом засели, так и не вылезали минут десять. — Из–за балюстрады Межового института их прижимал Ромка, а за угол лезть они не решались — там Сережа с нашими держали улицу. Разок только сунулись — так потеряли три машины и отошли. Это уже потом, когда мы с полицейскими ударили, они на прорыв рванули… а там и вы подошли.
— Тем более, не понимаю. — покачал головой Иван. — Как он к порталу–то пробрался? Улица простреливалась, а в подворотне прапор засел, он–то его не упустил бы…
— А как он закрылся? Наверное, взрыв какой–нибудь был? — сменил тему Николка. — Здесь–то всё тихо прошло, вон, даже стёкла целы. Ну, разве что пулями где побило, а так — ничего.
— Да нет. Только вспышка — как будто контуры прохода засветились ярко–фиолетовым, и по всей площади портала — как будто паутинка из фиолетовых ниточек разбежалась. Продолжалась эта иллюминация секунд десять, потом потускнела и исчезла. Я подошёл, пощупал — а решётка, и за ней стена кирпичная, а больше ничего. Будто и не было никакого портала. Потом мы с Владимир Адексеичем наружу вылезли, он в свисток засвистел и тех, двоих, что мы под землёй повязали, сдал городовым. Они особо и не дёргались — так обалдели. А городовые, небось, до сих пор ещё трупы вытаскивают…. Лабаз на Хрустальном мы тут же и накрыли — мы с Владимир Алексеичем и ещё трое городовых. Там один только хмырь сторожил; как револьверы увидел — сразу лапки кверху.
