Владимир Серебряков - Из Америки – с любовью

– Что это? – прошептала Кейт.

– Думаю, то, что мы искали, – ответил Андрей. Я позавидовал его бесшабашному юношескому спокойствию. Эх, молодость, куда ты ушла от меня?

– Да, но ЧТО это? – повторила Кейт.

– Тут, мадемуазель, мы знаем не больше вашего, – ответил я.

– Не знаю, как вам, – пробормотал Андрей, – а мне так очень хочется этот фонарик сломать.

– Ни в коем случае! – тихо взвыл я. – Вы представляете, что тут начнется через пять минут?

– А если тихо? – не отступал Андрей.

– Тихо не получится, – вздохнул я. – Видите?

– Что?

– Кабели. – Я широким жестом обвел погруженные в масло массивные медные шины, фарфоровые изоляторы, похожие на вставные челюсти, прочую машинерию. – Кажется, эта установка потребляет уйму электричества. Если она внезапно отключится, тут будет в некотором роде фейерверк.

– Тогда что же нам делать? – переспросил мой товарищ.

– Проверить, кого тут мучит бессонница, – ответил я. – А если мы и там ничего не узнаем – я признаю, что вы были правы и надо было сразу мчаться к сенатору. Мы увидели, чем тут заняты комитетчики, и это нам совершенно ничего не дало.

Однако извиняться мне не пришлось.

Из купола мы вышли, уже не скрываясь. Территория казалась вымершей. Если бы не свет в окнах загадочного домика, я бы решил, что работников отсюда выдворяют на ночь в принудительном порядке. Хотя это было бы глупо – некоторые здания определенно выглядели жилыми. Я бы как раз поселил всех занятых в проекте на охраняемой территории и не выпускал. Правда, намеченный нами дом стоял чуть поодаль да и выглядел поприличнее. По всему выходило, что его жилец – шишка поважнее прочих. А нам того и надо.

Мы подобрались поближе к дому и заглянули в окно. Кабинет был пуст – в том смысле, что отсутствовал его хозяин, потому что книжные шкафы и массивный письменный стол занимали его почти целиком. Настоящее жилище рассеянного ученого, только не хватает забытых очков и портрета Эйнштейна на стене.

– Интересно, – пробормотал я. – Как это понимать? Хозяин покурить вышел?

– Или выпить, – поддержал Андрей. – Или поспать. Мало ли почему может гореть свет.

– Но в любом случае этот человек работал сегодня допоздна, – заключил я. – Ergo, в кабинете могли остаться результаты. Или хотя бы начальные данные. Предлагаю заглянуть.

– Взлом, – вздохнула Кейт.

– Что? – переспросил Андрей.

– Взлом, – повторила она. – Я перечисляю про себя наши сегодняшние преступления. Три убийства, похищение, кража, незаконное ношение оружия, нарушение границ частной собственности и теперь взлом.

– Только давайте подождем минуту, – напомнил я, – а то вдруг хозяин и правда вышел… э… покурить. Будет неловко.

Окно Андрей открыл при помощи перочинного ножа. Очевидно, комитетчики так полагались на внешний периметр охраны, что внутренняя сигнализация отсутствовала напрочь. Один за другим мы перелезли через подоконник.

Первым делом я направился к книжному шкафу. Очень многое может дать простой список употребляемой литературы.

Итак, что мы имеем? Целая полка классических трудов по патафизике и космогонии: Уильям Данне, Альфред Жарр, Стивен Хокинг – какие имена! Ниже пошли фамилии, мне незнакомые, и корешки потоньше, и вообще это, кажется, инженерные справочники. Чем, черт меня побери, они тут занимаются? Какое применение можно найти физике невозможных состояний и науке о происхождении Вселенной?

Андрей с Кейт в это время увлеченно перерывали бумаги на столе.

– Сергей, – позвал мой товарищ, – подойдите-ка. Тут нечто вроде графика.

Я глянул на листок. И правда – числа (все уже прошедшие), точное время, какие-то цифры.

– И что тут интересного? – поинтересовался я, возвращая бумажку.

– Вот это. Видите?

Теперь я заметил. Отдельной колонкой шли краткие обозначения – альфа-2, альфа-4, бета-2. Сверху было подписано одно только слово – «патахрон»

– Что бы это значило? – пробормотал я. Действительно, как в телевизионной викторине. Что может означать этот неологизм? «Околовремя»? «Вневремя»? И почему в обозначениях отсутствует сочетание «альфа-1»?

– Я готов признать, что та установка под куполом имеет отношение к физике невозможного, – проговорил я. – Но похоже, нам не остается ничего иного, как хватать все бумаги подряд, уносить и надеяться, что высоколобые в секретных лабораториях смогут раскусить этот орешек.

Раздался громкий треск. Обернувшись, я увидел, как пунцовая Кейт старательно прилаживает на место обломанную ручку шкафа, на которую неосмотрительно оперлась.

– Что вы делаете в моем доме? – раздался сварливый старческий голос.

Мы как по команде обернулись.

На пороге, близоруко щурясь, стоял старик в исподнем. В руке он сжимал даже не берданку – очень уж он напоминал поднятого по тревоге российского ночного сторожа, только вот лицо слишком трезвое, – а что-то вроде электрической бритвы.

– Доброе утро, профессор, – выговорил я, стараясь не улыбнуться.

– Не подходите, – предупредил старикан, тыча в мою сторону своим оружием.

– Сергей, вы его знаете? – удивился Заброцкий.

– В первый раз вижу, – честно признался я.

– Тогда почему «профессор»?

– А кем он еще может быть? – резонно возразил я. – Вы гляньте – чистый Эйнштейн.

Старик напряженно вслушивался в наш разговор. Вдруг лицо его исказилось непереносимым осознанием. Выронив приборчик, моргнувший синей искрой и откатившийся в угол, он опустился на стул и закрыл лицо руками.