Римского Востока не будет. Не будет Пальмиры, Эдессы, Команы, не произойдет уникальный синтез латино-греческой и восточной цивилизаций.
Не родится и Византия. Разве решится Константин перенести столицу в маленький пограничный городок?
Остальное додумайте сами, дорогой читатель. Представьте себе нашу Историю без византийской цивилизации, без Кирилла и Мефодия, без греческих епископов в Киеве. Будет что-то иное, может, худшее, может, лучше — но другое, совсем другое.
…В 33 году от Р.Х. в Ершалаиме, провинциальном центре Великой Парфии, по приказу парфянского наместника будет распят некто Иешуа, обвиненный в святотатстве и призывах к свержению власти Аршакидов над Иудеей. Его ученики разъедутся по всей Парфянской державе от Эгейского моря до Средней Азии, убеждая адептов Митры, Ормузда, Заратуштры и Будды в том, что Он и есть Мессия. Иудей Савл, парфянский гражданин, носящий также имя Папак, смело отправится прямо в Ктесифон к Царю Царей, чтобы бестрепетно свидетельствовать о Христе. До Римской империи же будут доходить лишь глухие слухи о том, что иудеи в Парфии волнуются из-за какого-то "Хрестиуши". Лишь через два века в Риме эмигрантами-армянами будет основана первая христианская община…
Конечно, все могло бы случиться и по-другому. Реальная история обладает немалой "упругостью", ее не изменить благодаря раздавленной бабочке или вовремя найденному гвоздю. Я взял вариант крайний, кажущийся почти невероятным. Но армия Спартака в сердце Италии — это слишком серьезно, это то, что и в самом деле способно изменить Историю. Именно в "спартаковские" годы Рим приближался даже не к одной, а к нескольким "развилкам", достаточно было толчка… Под Брундизием вождь гладиаторов и в самом деле был близок к тому, чтобы перевернуть клепсидру Сатурна.
Догадывался ли он об этом? Догадывались ли другие? А если римские боги и вправду существовали, что думали Они, когда чаши весов еще колебались?
Итак, последняя капля уже падала. Чье Время истекало в том снежном январе? Спартака? Красса? Рима?
49. МЕСТО, НАЗЫВАЕМОЕ БРУНДИЗИЙ…
"И видел я выходящих из уст дракона, и из уст зверя, и из уст лжепророка трех духов нечистых, подобных жабам; это — бесовские духи, творящие знамения; они выходят к царям земли всей вселенной, чтобы собрать их на брань в оный великий день Бога Вседержителя… И он собрал их на место, называемое по-еврейски Армагеддон".
Не все знают, что страшное название "Армагеддон", место Последней Битвы, столь же реально, как Сталинград или Мидуэй. Армагеддон (Вершина Мегиддо) — небольшой город у подножия горы Кармель в Палестине, где в давние времена произошло несколько кровопролитных сражений. Тех, кто там умирал, давно забыли, но имя осталось, превратившись в страшный символ.
"Пришли цари, сразились… Поток Киссон увлек их, поток Кедудим… Тогда ломались копыта конские от побега, от побега сильных его… Попирай, душа моя, силу!"
У каждого солдата — свой Армагеддон, своя Последняя Битва. И в свой предсмертный миг он видит бесовских духов, творящих знамения, слышит топот вражеской конницы, жадно пьет кровавую воду из реки Киссон и шепчет холодеющими губами: "Попирай, душа моя, силу!.."
Тот, Кто царит над всеми мирами, созвал в месяце январе года 71-го до Р. X., Своего Сына, два воинства на место, именуемое Брундизий. Вечер Последней Битвы настал.
Почему вечер, почему не утро, не день? Да потому, что…
Впрочем, не станем спешить. Некуда — впереди ничего нет, только Армагеддон.
Какой она была, Последняя Битва Спартака? Почему она стала Последней? Ошибся ли вождь — или просто настал час, когда силы человеков отступают перед Высшей волей?
Потомки склонны видеть и оценивать Прошлое со своих колоколен и минаретов. Зная, чем все кончится, они поневоле передают это знание тем, о ком хотят рассказать. Брундизий — не исключение. Все, кто писали о последнем бое Спартака, обязательно подчеркивали, что вождь гладиаторов ПРЕДЧУВСТВОВАЛ свой
Армагеддон. Помните у Джованьоли? Спартак мрачен, но спокоен, он твердым голосом отдает приказы, но друзья понимают и он понимает, что Время на исходе, прощальная капля вот-вот оторвется, чтобы упасть в Никуда…
Подобные рассказы можно встретить и у других, о Спартаке писавших. Только не они, далекие потомки, это придумали, сами древние рассуждали сходно.
Плутарх:
"Спартак был вынужден построить свое войско в боевом порядке. К нему подвели коня. Вытащив меч и сказав, что в случае победы у него будет много прекрасных вражеских коней, а в случае поражения он не будет в них нуждаться, Спартак заколол коня".
Призрак безвинно пострадавшего копытного до сих пор бродит по страницам монографий и романов. Красивый жест, истинно спартаковский, вот только конячку бедную жалко. А между тем, если внимательно почитать того же Плутарха, становится очевидным, что ничего этого НЕ БЫЛО. Не раздумывал вождь над планом битвы, поглядывая на костры вражеского лагеря, не произносил речей, и конь, скорее всего, прожил несколько дольше. Сама же битва началась настолько внезапно, что и Красс, и Спартак далеко не сразу сообразили, что она и есть — Последняя.
Итак, по порядку. Часа в четыре дня по нашему счету, когда неяркое январское солнце уже клонилось к горизонту и на мокрый тающий снег легли вечерние тени, разведка спартаковцев, двигавшихся по Аппиевой дороге, наткнулась на римские посты. Почему именно так? А иначе и быть не могло. Спартак повернул от Брундизия навстречу Крассу, значит, его войско шло по Аппиевой дороге. Иных в Калабрии тогда еще не построили, а вне дорог снежной зимой передвигаться нельзя. То, что снег мокрый, тоже понятно, в Италии холода долго не стоят. Но почему под вечер, почему на марше?
Вновь читаем Плутарха:
"Спеша сразиться со Спартаком и расположившись лагерем около врага, Красс начал копать ров. Подскакав к римскому лагерю, рабы завязали бой с работающими воинами".
Оценим.
Можно подумать, что спартаковцы атаковали уже построенный римский лагерь, в котором Красс ждал нападения. Но это не так — строительство только началось, ибо римляне еще не успели ВЫКОПАТЬ РОВ. По римским уставам, войско строило лагерь для ночлега в любом случае, однако лагеря сооружались разные и по-разному укреплялись. Был лагерь стационарный, это целая крепость со стенами и башнями. Был походный мирного времени, разбивавшийся больше для порядка, дабы легионеры службу не забывали. В этом случае обходились невысокой насыпью с частоколом и столь же небольшим рвом. Но вот на войне, особенно же в предвидении встречи с неприятелем, к строительству лагеря относились очень серьезно:
