Поднялся в рубку. Командир БДК Ольшанский, глаза красные, не выспавшиеся…. Заметив мое присутствие, он на минуту оторвался от беседы со штурманом, — Впереди циклон. Приказа менять курс, у нас нет. Да и не убежать нам от него. Так что, лезем прямо на грозовой фронт. Ты пойди, пусть твои проверять крепления контейнеров, да задрайку люков…. Будет знатная пляска….
— Так значит это еще цветочки?! — скатываюсь по трапу в "низы". — Алла! Егорыча, Петровича — бегом проверить крепления контейнеров, что разболталось — подтянуть….
Врываюсь в выгородку… — Василий Иванович, на шторм идем, бога ради, пошли своих старшин проверить затяжку кабельных муфт…, может, где что ослабло…, не дай бог хоть один контакт "уйдет"…. Кстати, как там у вас?
— Пока норма, поле немного уплотнилось, и потребление энергии поднялось процентов на пять, а так все хорошо, все хорошо…. А ребят я сейчас пошлю, не беспокойся.
А на палубе ветер порывами поет свою заунывную песню и несет мельчайшую водяную пыль, кажется пополам с солью и йодом…. Разом потемнело как ночью, ветер, на ногах не устоять…, куда там редкие подмосковные бури, что деревья ломают и провода ЛЭП гнут. А шторм заходит к нам не прямо с носа, а как бы не с южного траверза. Молния в полнеба и… батюшки-светы… поле наше видно невооруженным глазом, нежным таким розовым светом…. Светящаяся такая огромная пилоточка, накинутая на корабли…, а передняя кромка жгутом вытягивается в сторону "глаза бури". Несмотря на качку бегом, прыгая через две ступеньки, буквально скатываюсь в трюм. По дороге меня пару раз чувствительно приложило об ограждения трапа. В след мне, из открытого люка, секущие струи ливня и розблески молний. А на сервере творится непойми, что…. Степанов сидит весь бледный. — Тимохин! Ты где ходил? Тут хрен знает что творится!
Гляжу, аналайзер рисует не пойми что, накопители энергии то опустошаются, то наполняются до упора…, прочие показатели гуляют как хотят и куда хотят…. Дизель-генераторы воют на форсаже….
— Вырубай! — ору я Степанову, вцепившись рукой в спинку его кресла, палуба под ногами пляшет как взбесившаяся, — вырубай на хрен, а то я за этого гада не отвечаю!
— Не могу без приказа! — Степанов резко мотает головой, — Будет приказ, только тогда….
Хватаю телефон, — Павел Павлович, из-за этой грозы оборудование может выйти из строя, прошу разрешения на отк… — в этот момент по кораблю, будто бы врезали огромным молотом…. Вспышка и искры в глазах, потом темнота…. Ничего не чувствую и не вижу в первый момент. Рывком приходит зрение, правда еще не сфокусированное, а затем боль во всем теле. Вот, зрение улучшается, как будто кто резкость наводит. Слышен противный вой пожарной сирены и запах паленой изоляции. Хватаю закрепленный на стене огнетушитель. Из кресла, вяло пытается встать капитан второго ранга Степанов, пытается что-то сказать, но у меня в ушах звенит, и не только сирена. Ничего не могу понять из того что он говорит. Бросаю взгляд на монитор…. Что бы это не было Хьюлетт-Паккардовский сервер, кажется, это пережил…, а вот Туман похоже нет…. Правый каскад сверху наполовину серый, значит там не откликаются даже датчики контроля схемы, а, скорее всего, сигнал на них даже не идет, ниже, до уровня предусиления, схема окрашена в красный цвет. С левым каскадом полегче, только и там оконечники, кажется, накрылись…. Тут до меня дошло, что там горит…. Это контейнер правого каскада и горит…. С веселым треском, между прочим! Очевидно, молния влетела прямо в его антенное поле…. Хорошо, что защита дизель-генераторов мгновенно отсекла их от схемы и заглушила, а то не хватало нам тут пожара нескольких тонн дизельного топлива. Толкаю Степанова в плечо. — Все приехали, амбец! — дублирую руками, чтобы понял, — Давай тушить эту эту хрень пока не сгорели все, потом будем разбираться, до чего доигрались.
Глава 3. "Один день в тумане"
20 августа 2012 года. Час Ч
где то в Тихом океане, БДК "Николай Вилков".
Павел Павлович Одинцов, 52 года.
Только что корабль мотало на водяных американских горах вверх-вниз, в иллюминатор били косые струи дождя и бело-голубые сполохи молний…. Потом внезапный удар, будто рядом разорвался тяжелый снаряд, палуба с силой бьет в ноги, в глазах мгновенно темнеет, а в ушах слышен бесконечный звон, как после контузии. Понемногу прихожу в себя. Странно, качка почти успокоилась…. В руке трубка переговорного устройства, вешаю ее на рычаг. Сквозь звон в ушах слышен отдаленный вой пожарной сирены. Из иллюминатора в каюту падает косой свет заходящего, или восходящего солнца…. За иллюминатором милейшего вида штилевой океан…. Именно за такие милые улыбки товарищ Магеллан и назвал его Тихим. Какой может быть восход или закат, у нас же было часов одиннадцать утра…. Солнце должно быть почти в зените, если не считать шторма с грозой и сплошной облачности…. Я что, был без сознания до вечера?
— Ага! — сказал я себе, надсмехаясь, — И стоял около восьми часов у стены без сознания с телефонной трубкой в руках. Бред!
Я с трудом опустился в кресло, болит все тело…. Сто грамм коньяка вернули способность мыслить, куда то исчез и терзающий уши шум. В каюту, по стеночке, вползает Дарья, она одновременно и бледна и зелена…. Чувствуется что у нее сложилась и морская болезнь и контузия от этого странного удара. Вслед за ней ковыляет Вадим, снаряжая свой штатный СР-2 "Вереск". Причем он явно на "автомате, его взгляд еще блуждает, как после пропущенного удара. Все эти дни он был моей тенью, и я даже не замечал его. Вот вы, замечаете свою тень? Если конечно она не путается у вас под ногами. А Вадим, как никто другой, умел не "путаться под ногами". Наливаю им тоже по сто.
— Значит так, товарищи, творится черт знает что, а значит у нас Чрезвычайное положение! Даш! — в черной сумке пистоль, с патронами, — да где то там ее СР.1 "Вектор" лежит — сама найдешь. Остаешься здесь и охраняешь тыл, ну и если что в резерве. Никому не открывать, даже мне, если постучу. Ты меня знаешь, я всегда без стука вхожу, — я накинул сбрую с плечевой кобурой, — Дарья кивнула, — Ну и умница!
Я повернулся к Вадиму, — Ты как, уже в себе? — тот тоже сделал головой нечто, похожее на утвердительный жест, — Ладно! — я снял "Гюрзу" с предохранителя и сунул под мышку, — Пойдешь со мной, будешь прикрывать спину. И помни две вещи: первое — от таких фокусов у некоторых может поехать крыша, и они могут быть опасны, второе — лишних людей у нас здесь нет, и поэтому зря не убивай! — он только молча кивнул, поняв, что говорю я ему это совершенно серьезно.
Выйдя из каюты, я разрывался между двумя абсолютно равными побуждениями, первое подняться на мостик, и узнать у командира "Вилкова" Ольшанского, что же все таки произошло, второе, спуститься в трюм и понять, отчего же так долго воет сирена…. Победило второе… Ольшанский подождет, и корабль из под нас не убежит. Спускаемся один пролет трапа, второй, третий…. В трюме светопреставление… Огонь, едкий дым не дает нормально дышать, слышно шипение огнетушителей и в воздухе висит сладкая удушливая вонь горящей изоляции. В багровой полутьме мечутся тени в респираторах, поливая горящий контейнер из огнетушителей. Вот двое парней, кажется во флотских робах, сбивают короткими ломиками стальную лицевую панель, и отрывается пещь огненная. Немедленно внутрь контейнера захлестывают несколько порошковых струй, что-то там оглушительно стреляет…. И огненный многоглавый дракон, побежденный новыми Добрынями, блин, Никитичами в самом своем логове, с шипением испускает дух…. Рядом стоит второй контейнер, тоже дымящийся и забрызганный пеной…, понятно, что досталось и ему, хотя гораздо меньше.
