В общем – либо воины Ольбарда ждут нападения, либо сами собираются напасть. Почему-то этот вывод оставил Савинова совершенно равнодушным. Он понял и отметил про себя – будет бой. Почему это казалось несомненным, почти свершившимся фактом – Савинов не знал. Что ж – пусть будет…
Огонь плясал, разбрасывая хвостатые искры. Воины сидели вокруг и молча смотрели в глубь пламени, словно тщились увидеть свою судьбу. Иные и видели.
Было светло, и рыжие отсветы, ластясь к окружающему миру, делали его теплее и уютнее. Лица людей казались спокойнее, словно свет костра стирал с них старые шрамы и следы неумолимого времени. Не то бывает, когда костер светит ночью, выхватывая из тьмы не человеческие черты, но суровые лики богов.
Ольбард насторожился. Что-то… Костер вдруг вспыхнул сильнее, с треском выбросив вверх огромный сноп искр. Из самого сердца огня возник яркий, полыхающий багряным, бутон. Он начал расти, разворачивая лепестки и меняя цвета, раскрылся и обернулся огненной птицей – соколом. Птица распростерла мощные крылья.
Князь наблюдал за видением, ожидая, на что же укажет Рарог. Краем глаза он заметил, что некоторые из дружины чуть подались назад от костра – возможно, тоже что-то видели. В этот миг огненная птица Семаргла[29] встрепенулась. Жгут пламени оторвался от костра и, роняя искрящиеся перья, взлетел ввысь, обогнув нависшую скалу.
Ольбард услышал, как проснувшаяся при появлении Рарога Сила вскипела с безумной мощью, заставив содрогнуться все его существо. Мир изменился, пронизанный множеством огненных нитей и сияющих сгустков, которые суть люди и деревья. Сверкающий, истинный мир – Правь.
Вещее зрение, доступное только сильнейшим волхвам, открывающее суть вселенной, дающее знания и мощь, – именно оно раскрывало двери горнего мира. К Ольбарду оно приходило не часто – князь был еще слишком молод для этого. Но недаром ходили слухи, что старый Ольг Вещий, которого урмане зовут на свой лад Хельги, именно ему – Ольбарду – завещал свой дар…
Деревья. Много, много деревьев. Мхи, папоротники, поросшие лишайником скалы. Валуны топорщатся, дыбятся. Тропы нет – всюду узловатые корни. Лучи солнца бьют сквозь зеленые кроны, пляшут световыми столбами на лесной мураве. Сквозь колоннаду из этих столбов так легко идти. Ноги несут вперед, словно бурелом и заросшие мхом валуны – не помеха. Несут все дальше – вглубь, в чащу, откуда зовет, льется странное чувство – ни звук, ни запах… Будто во сне проплывают мимо мрачные скалы, истерзанные ледником, – морены.
Путь лежит дальше – наверх по пологому северному склону, вот вершина скалы, вот южный склон, больше напоминающий обрыв. Теперь вниз. С камня на камень, легко, словно тело превратилось в невесомый сгусток тумана. Кроны деревьев полощутся на ветру у самых ног. Вдали – в низине сверкает озерная гладь. Вот подножие – стволы уже вокруг, а ветви остались высоко вверху. Снова полумрак. Снова дрожат пылинки в колоннах солнечного света. Песня-зов становится все сильнее, ярче. Где-то здесь… Сюда! Скала тут щепится надвое – глубокая расселина пронизывает ее тело. А это что? Ступени… Сглаженные временем, древние, они ведут вниз, в расселину. Туда… Шаги становятся медленнее. В сознание вдруг врывается тишина, которая долго таилась за звуками леса. Здесь ее логово. Осторожно… Тише…
Понемногу, вместе с тишиной, к Ольбарду начало возвращаться его нормальное зрение. Он обнаружил, что стоит у притихшего костра, бездумно глядя на пляску огненных сполохов. Воины молчали, исподволь поглядывая на него. Что там увидел Вещий? Скажет в свое время. Все одно – спрашивать не станут, зная своего князя. Привыкли уже… Хотелось узнать – что видели другие – те, что от пламени отшатнулись. Однако знал Ольбард, что Силы показывают каждому свое, и очень редко, когда разные люди видят одно и то же. Человек узнает лишь то, о чем он знать должен, и то, что сможет вынести. Поэтому если молчат побратимы его – суть откровения, что видели – только для них. Сам же он понял, что ждет его что-то в том месте из видения. Он не раз уже был там, но зов такой силы услышал впервые…
Князь отступил от костра и огляделся. Большинство из тех, кому не досталась первая стража, уже спали, завернувшись в плащи. Солнце шествовало по небосводу над самым лесом. Значит, совсем поздно уже. Ночь. Князь подхватил свой плащ, накинул на плечи. От костра бесшумно поднялся Храбр, подошел, молча подал рогатину.[30] Ольбард едва расслышал его тихий голос:
– Пламя наклонилось в сторону, княже. В ту сторону, – он показал головой, – а ветра не было…
Он указывал туда, где на скале одиноко темнела тень Александра – Олексы. Ольбард кивнул, помолчал немного…
– Я уйду ненадолго. Скажи Диармайду – останется за меня. Если он, – князь кивнул в сторону скалы, – вздумает прогуляться по лесу, не мешайте. Даже если пойдет за мною…
Храбр молча кивнул и вернулся к костру. Ольбард посмотрел ему вслед. Предчувствие снова накатило на него, накрывая волной. Что-то грядет…
Какого черта его понесло в лес – сложный вопрос. Савинов понял, что находится уже довольно далеко от побережья. Путь сюда мог бы оказаться сонным видением – какой-то невесомый бег по камням, хождение туда – не знаю куда. Летчик невольно улыбнулся. Шел, что называется, – куда глаза глядят, а глядели они вслед синеусому Ольбарду. Вот и пришел… Место было совсем незнакомое. То, что сначала показалось ему скалой, было на самом деле вершиной горы. Оглядываясь, он ясно видел поросший деревьями склон, круто спускающийся вниз. Вероятно, противоположный склон – северный – был гораздо более пологим, и Савинов, в каком-то «сноподобном» состоянии преследуя ускользающую тень князя, не заметил истинных размеров препятствия, которое преодолел. «Похоже, я стал лунатиком, – подумал он, – теперь точно отстранят от полетов». Мысль вызвала горькую усмешку. «Отлетался ты, брат, – что правда, то правда. Однако, судя по всему, от скуки здесь не помрешь».
Он стоял на ступенях лестницы, которая вела в никуда. Она вовсе не спускалась в расселину, как ему почудилось вначале. Наоборот, ступени, стертые временем, вели вверх, взбирались на отрог скалы и обрывались. «Вот наваждение – я же видел, как спускаюсь, – он покрутил головой, озираясь, и обнаружил искомое позади. – Частичная потеря ориентации. Ну-ну…»
Расселина, в которой исчез Ольбард, была на месте. Все произошло только что. Он на миг потерял князя из виду, с поспешной осторожностью преодолел каменную гряду и увидел спуск. Что-то вроде россыпи валунов стекало с гребня гряды, обрываясь в мрачной тени между скал. И в самой глубине тени он заметил движение и скорее чутьем, нежели зрением распознал черный плащ руса. А потом Ольбард оглянулся. Савинову показалось, что глаза князя полыхнули во тьме странным кошачьим отблеском. И от этого взгляда летчика как-то развернуло. Непонятная сила запустила лес мчаться вокруг него безумным хороводом. Чтобы преодолеть головокружение, ему пришлось упереть взгляд в землю…
