- А зачем так много?
- Целей много. Весь город разбили на как их там: хм: микрорайоны.
- Непривычное слово.
- Да, за цесаревичем водится такая привычка - новые слова вводить. Но не суть. В каждом по станции, узловой. А от них линии расходятся по различным учреждениям с небольшими подстанциями у каждого. В воздухе постоянно висят воздушные шары, наблюдающие за городом. И каждый такой шар тоже подключен телеграфной линией и позволяет в случае, например, пожара, очень быстро собирать на его тушение значительные силы. Да и не только пожара. Цесаревич почему-то уделяет чрезмерное внимание связи. Каждый его завод подключен к телеграфу. Каждый!
- Поразительно!
- Да. Именно. Вдоль улиц уже стоят столбы с густыми гирляндами проводов. И что будет дальше пока не ясно.
- А зачем он уделяет такое внимание телеграфу? Депеши по нему же не передашь.
- Отчего же? Передать можно, но дорого очень. Для частных лиц. А так как телеграфные станции его личные, то все заводы и государственные учреждения не платят за их использование ни копейки.
- Так ведь передача депеши занимает массу времени!
- Все так. Но, как показала практика, ехать конем тоже расстояние частенько дольше. Ведь что учудил цесаревич - он в Николаевском дворце штаб себе организовал. Поговаривают, что аналогичное решение он развернул в Вашингтоне, когда оборону его держал. Так вот - при этом штабе он целый зал телеграфистов соорудил! Я-то тоже думал, что все это не нужно, пока про зал не узнал, да в штабе не побывал. Вы понимаете, цесаревич, таким образом, держит всю Москву в кулаке. Никакое происшествие не уходит от его внимания. Даже самое что ни на есть малое. А
сейчас, когда стали протягивать линии в губернию, то и подавно.
- Своего рода паутина, - усмехнулся Степан Демьяныч, - а генерал-губернаторство, значит, муха, что попала в нее.
- Да, похоже на то. Но повторюсь - телеграфные сети хоть и бросаются сразу в глаза, но это не единственное уникальное нововведение. Вся Москва кипит. От старой купеческой размеренности остались одни воспоминания. Я побывал в разных городах мира и нигде не встречал подобного бурления жизни.
:
- Владыко, я рад, что вы почтили меня своим визитом, - цесаревич вежливо раскланивался с пришедшим к нему московским митрополитом Филаретом.
- И тебе доброго дня. Слышал я, что ты задумал богохульство. Так ли это? - уже сильно больной и престарелый Филарет кряхтя, прошел и буквально рухнул в удобное кресло.
- Что именно говорят злые языки? - Александр был совершенно невозмутим.
- А у тебя есть из чего выбирать?
- Скорее напротив. Вот и спрашиваю, что именно про меня придумали. Вы же знаете, что я почтительно отношусь к церкви и Отцу нашему Вседержителю. И он, видя это, помогает мне в тяжелых делах.
- Александр, говорят, что ты планируешь строить новое здание. Намного выше колокольни Ивана Великого. Это так?
- Не совсем. Я планирую строить не здание, а большой архитектурный ансамбль с самыми разными сооружениями. До вас, видимо, дошли сведения лишь об одном из них. Вероятнее всего - о будущей гостинице 'Москва'.
- Да. О ней. Ты хочешь строить гостиницу выше колокольни и говоришь, что не богохульствуешь? - Филарет несколько удивился.
- Безусловно. Я же говорю, что гостиница - одно из зданий. Тем более, она будет строиться в новом районе, несколько удаленном от центра.
- Я тебя не понимаю.
- Вам разве не сообщили, что я хочу строить так же и храм с огромной колокольней - башней? Ее высота значительно превысит гостиницу, которая на ее фоне будет теряться. Но дело это новое, неосвоенное. Поэтому ответьте сами - стоит ли сначала строить огромный храм с колокольней, рискуя, что из-за нерасторопности или расчетной ошибки вся эта огромная конструкция обвалится? Не лучше ли отработать технологию на менее значимом здании? - Саша продолжать излучать невозмутимость.
- У вас есть план этого храма?
- Мы над ним работаем. Дело в том, что нам нужен опыт высотных работ и эксплуатации подобных зданий, чтобы рассчитать конструкцию башни саженей в сто-пятьдесят - двести. Новых саженей.
- Это: - Филарет задумался.
- Да, это больше четырех колоколен Ивана Великого, поставленных друг на друга. У таких зданий по нашим подсчетам появляются совершенно непривычные для нас проблемы. Например, раскачивания под воздействием ветра. Это не считая того, что для строительства придется применять новые материалы. По нашим предварительным расчетам обычный глиняный кирпич просто не выдержит собственной массы, то есть, нижние слои начнут крошиться под давлением стены. В итоге все должно обвалиться. Да много чего там необычного появляется. Так что думайте сами - нужно оно строить или нет эту гостиницу. Или православный люд не заслужил самую высокую в мире колокольню, да такую, какую католики смогут повторить очень не скоро?
- Про храм и колокольню мне не говорили.
- Само собой, потому как эти 'добрые' люди хотели нас поссорить. Но бог видит - это невозможно.
- Да, ты прав. Задумка у тебя грандиозная и подход мудрый. Обрушение такой колокольни ляжет неизгладимым пятном на лицо всего православного мира и будет расценено врагами нашей церкви как падение Вавилонской башни. Но, все-таки, Александр, попробуй начать со здания, высотой ниже колокольни. Это важно. Очень. Бог ведает твои замыслы и простит отступление от канонов, но люди... Разве ты не понимаешь, что вознося мирское здание настолько выше храма, ты даешь серьезный козырь своим противникам?
- И что вы предлагаете?
- Вы же еще даже не начали строить. Сделайте чуть-чуть ниже. Я ведь понимаю, что ты хочешь постройкой подобных зданий прославить Отечество, дабы нас стали уважать. Дескать, варвары варварами, а поди ж ты, что смогли сделать. Но не спеши. Саша, это важно. Не спеши.
- Хорошо, Владыко, хорошо. Только не переживайте.
- О здоровье моем печетесь? - С укоризной спросил Филарет.
- А о чем же еще? Вот умрете вы и с кем мне тогда работать? Кого пришлет Синод? Мне без ваших колючек никуда. - Улыбнулся Александр.
- Ай льстец!
- Да какой там льстец, - махнул рукой Саша. - И вообще, Владыко, вы же пришли не только по этому вопросу?
:
И Александр с Филаретом засели за долгое изучение новых кодексов, которые для своих дней выглядели революционными.
Самым важным нововведением становилось то, что впервые в Отечественной истории устанавливалось равенство сословий перед законом, хоть и неполное. Во-первых, Филарет смог добиться сохранения собственного духовного суда церкви, в ряде случаев заменяющего общий суд. А во-вторых, был оставлен концепт военного трибунала. Своего рода подкуп, направленный на одобрение церковью и армией этой реформы.