Роджер не ответил, хмуро наблюдая, как подъехавшие воины Сеифа принялись живо обдирать трупы убитых сарацин.
— Надо их похоронить! — сказал Сеиф. — Правоверные, как и мы.
— Только быстро! — велел Роджер. — Вели своим нукерам выпрячь лошадей из повозки, оседлать. Свободных коней возьмете на повод — пригодятся. Дальше поедем верхом.
— Господин!
Роджер глянул в сторону. Воин Сеифа протягивал ему залитый кровью пергамент.
— Заткни его в рот этой собаке! — прошипел рыцарь. — Кому нужен дырявый фирман?
— А это? — воин показал ему саблю предводителя сарацин в богато украшенных ножнах. — Настоящая дамасская сталь!
— Отдай ему! — указал Роджер на Козму. — Он его убил…
Сойдя с коня, рыцарь вытащил из седельной сумки секиру и подошел к повозке. Несколько раз ударил наотмашь по боковой доске, ослабляя крепление. Затем подцепил доску лезвием секиры, оторвал. Засунул руку в образовавшую дыру, вытащил тяжелую кожаную суму, перебросил ее через плечо…
Рядом кто-то всхлипнул. Рыцарь посмотрел: девчушка в драной рубашке, присев на корточки, жалась к колесу повозки. В суматохе все о ней забыли.
— Ги! — окликнул рыцарь. — Достань платье из повозки, — приказал он подбежавшему оруженосцу, — и дай ей. Оно хорошее — сам знаешь, — усмехнулся Роджер, видя, как мальчик заливается краской. — Затем усади ее на коня и оберегай, раз дал обет…
Ярукташ, войдя к эмиру, не поклонился как обычно, а распростерся ничком на ковре — головой к носкам туфель Имада.
— Кто? — задохнулся Имад. — Мариам? Юсуф?
— Они здоровы, господин, хвала Аллаху! — ответил евнух, не поднимая головы. — И жена твоя, и сын.
— Кто?!.
Ярукташ сунул руку за пазуху и, все так же лежа, протянул эмиру измятый шелковый пояс. Имад развернул. Богато вышитый орнамент пятнали рыже-черные пятна.
— Селим…
Имад на мгновение закрыл глаза, а когда открыл снова, они горели. Рывком подняв с ковра тяжелое тело евнуха, он впился яростным взором в жирное лицо.
— Пол дня пути на север от Иерусалима, — быстро ответил евнух на немой вопрос. — Они не вернулись вчера, но все подумали: заночевали неподалеку. Они не появились и на следующий день… Я выслал полусотню. Только что прибыл гонец. Их убили на дороге, там, где она поднимается в горы. Закопали в землю, но мы нашли.
— Всех?
— С твоим братом семеро.
— У Селима было девять воинов!
— Остальных или увели, или Селим потерял их раньше.
— Кто убил?! — прошипел Имад, впиваясь руками в одежду евнуха. У самого горла. Тот захрипел:
— Если ты задушишь меня сейчас, господин, я не смогу ответить. Взываю к твоему разуму.
Имад, сделав над собой усилие, разжал руки.
— Я горюю вместе с тобой, — сипло сказал евнух, потирая пухлой ладошкой горло. — Я любил Селима, как любили его все. Он был красив, умен, отважен и недоверчив к врагам. Как и ты, господин. Он мог стать эмиром или даже атабеком. Но Аллах судил иначе… Никто не хотел идти к тебе с черной вестью, господин, все боялись смерти от твоей руки, лишь я вызвался. Я, как и ты, хочу найти и покарать убийц. Мне кажется, я знаю, кто это сделал и где его искать. Ты можешь забрать у меня земли, которые даровал, но дай молвить.
Имад понял, что евнух прав. Острый приступ гнева прошел, оставив горечь и жажду мести. Имад оглянулся, увидел у своих ног подушку сел, скрестив ноги. Указал евнуху перед собой. Тот осторожно примостился на краешке ковра.
— Полусотней командует Юсуф, — продолжил евнух по знаку эмира. — Он старый и опытный. Именно он нашел захоронение. Воины Юсуфа осмотрели тела: у всех раны нанесены спереди, двое, в том числе твой брат, застрелены из арбалета. Была засада.
— Там негде спрятать засаду! — хрипло возразил Имад. — Я знаю это место. Ровное поле и чистая дорога.
— Засады бывают разные, — не согласился Ярукташ. — Можно спрятаться в зарослях или за камнями, а можно притвориться мирными путешественниками, от которых никто не ждет нападения. А когда подошедшие воины успокоятся и опустят оружие, вдруг напасть!
— На такое способен только очень смелый человек, — покачал головой эмир. — Путников должно быть меньше, чем аскеров, они не должны вызвать настороженность. Селим был недоверчив.
— Его обманули.
— Кто? — напрягся Имад. — Разбойники ушли вслед войску Несравненного, франки далеко и сидят в крепостях. Сирийцы? Персы?
— Юсуф так думал вначале. Мамлюков Селима и его самого похоронили по обычаю правоверных. У кого была чалма, развязали, расправили и завернули тело в саван. Тех, у кого чалмы не было, прикрыли халатами. Ты знаешь, господин, франки не хоронят своих врагов. Разбойники бросают тела на съедение птицам и зверям. Поэтому Юсуф думал, что это сделали правоверные.
— Однако ты уверен, что это не так? — спросил Имад. — Почему?
Ярукташ пошарил под халатом и протянул эмиру смятый пергамент. Имад развернул. Пергамент был пробит посередине и весь в бурых пятнах, как и пояс.
— Его нашли на теле Селима, — пояснил евнух. Он хотел уточнить, где именно, но, глянув на эмира, промолчал.
— Фирман Салах-ад Дина! Барону д' Оберону?.. Селима убил барон?
— Нет, господин. Мы оба помним барона. (Ярукташ неожиданно сказал это «мы», но Имад не заметил.) Молодой слизняк, который сдал крепость, стоило войску Несравненного подойти на полет стрелы. Он никогда не поднял бы руку на твоего брата, не посмел. Это сделал другой человек.
Эмир смотрел на евнуха в упор.
— Идет война, путников мало, а все дороги в окрестности ведут Эль-Кудс. Я велел расспросить городскую стражу, и один десятник поведал, что два дня назад пропустил за ворота человека с фирманом Салах-ад-Дина. Стражник описал его. Это немолодой франк, высокий, сильный и жилистый. У него выдубленное солнцем лицо, седые виски и маленький шрам под левым глазом в виде следа птичьей лапки. Такой шрам оставляет трехгранный наконечник стрелы…
— Зародьяр?..
— Ты проницателен, господин.
— В Эль-Кудсе был Волк Пустыни, а мы не знали?
— Его никто здесь не ждал.
— Где была твоя стража?
— Охраняла ворота. Эль-Кудс сдали Несравненному менее двух лун тому. Сорок дней мы охраняли за городом франков, которых обязали заплатить выкуп. Тех, кто заплатил, по приказу султана сопроводили в их земли. Затем охраняли тех, кто не заплатил, ожидая приказа, что с ними делать… Войско ушло с Несравненным, нас осталось мало. И не только воинов. При франках в городе жило немного правоверных, но они убежали перед осадой. До сего дня воротились не все… Полгорода пустует, а новые жители не знают Зародьяра, даже не слыхали о нем. Донести было некому.
