Именно в этот момент, будто отмечая исчезновение луны, женщина макнула палец в каменный горшочек и снова провела им по лбам пленников, оставив густой след глины.
– Она что, с ума сошла? – чуть слышно спросила Джози.
Но Айвен уже понял, что происходит.
– Они видели, как корабль прилетал сюда, – шепотом ответил он. – Они думают, что мы пришли с луны.
– А зачем тогда глина?
– Она старается сделать так, чтобы мы выглядели, как они, пытается превратить нас в земных созданий.
Только произнеся эти слова, Айвен сам до конца понял их значение. Ничего не объясняя, он опустился на землю и руками, лицом и всем телом вжался в нее.
– Ты тоже сошел с ума? – прошипела Джози, но он, не обращая на нее внимания, медленно поднялся на ноги. Теперь вся его одежда и кожа были покрыты тонким слоем пыли.
Это произвело тот самый эффект, на который он рассчитывал. Люди снова дружно вздохнули, но уже далеко не так испуганно, как раньше. Женщина же повернулась лицом к солнцу и, ступив обеими ногами в ту же пыль, начала то, что можно было назвать победной пляской.
Когда она возвысила голос и снова запела, Айвен решил завершить ритуал и представить окончательное доказательство того, что он существо из плоти и крови. Глотая слюни, он прошел через всю поляну, схватил одну рыбину и быстро затолкал в рот большущий кусок.
Это ощущение пищи во рту было божественным. Он смутно слышал, как люди кричали и подбадривали его. Он же первые минуты мог только есть. Голод вытеснил все остальные чувства.
Когда же он, наконец, пришел в себя, его окружала толпа людей. Они смеялись и с любопытством разглядывали его со всех сторон. Сквозь толпу он рассмотрел Джози, которая переводила голодный взгляд с него на рыбу.
Тогда он взял еще одну рыбину и протянул ей.
– Давай же, возьми, – прокричал он ей, пытаясь перекрыть шум.
Она покачала головой и медленно прошла сквозь толпу танцующих людей.
– Я не хочу оказаться в ловушке, – сказала она. – Я хочу вернуться домой.
– Обязательно вернешься, – пообещал он, сам искренне в это веря. – В один прекрасный день корабль вернется за нами, но для этого нам надо выжить. Если мы не будем есть, мы умрем.
Она снова покачала головой, хотя уже не так уверенно, и рот ее наполнился слюной при виде рыбы в его руках.
– Если мы застрянем здесь, это равносильно смерти, а если я начну вести себя как местная, то пути назад уже не будет.
– Это не имеет никакого значения, – убеждал он ее. – Поверь мне.
Он снова протянул ей рыбу, но, несмотря на сильный голод – а она ничего не ела уже почти сорок восемь часов, – она снова отказалась.
– Я не могу! – взвыла она. – Это сравняет меня с этими дикарями. – Она обвела рукой собравшихся людей. – Как только я разделю с ними пищу, я стану частью всего этого. И тогда уже некуда будет идти.
– А как же я? – с вызовом спросил он. – Я уже застрял здесь? Мне что, придется остаться, когда ты гордо отправишься на корабль?
Это был убийственный аргумент, и вся ее решимость разом рухнула. Выхватив рыбу у него из рук, она уселась на корточки и стала заталкивать ее в рот с отчаянием, какого никогда еще ни в ком не видела. Зрители подбадривали ее криками, но она лишь пожимала плечами и жадно поедала мякоть, стараясь не уронить ни крупинки.
Утолив первый и самый сильный голод, она поднялась на ноги и уныло посмотрела на Айвена. Как он ни старался, он теперь не находил в ней ничего от той высокомерной девушки, которая привязалась к нему на трапе корабля. Казалось, это было бесконечно давно, в невероятно далеком будущем.
– Ну, вот и все, – сказала она жалобно, вытерев рукой рот. – Вот теперь это все, что нас ждет. Вот это! – Она обвела рукой высящуюся стену леса, кромку которого осветили лучи восходящего солнца.
Айвен выполз из пещеры на рассвете, ежась от утреннего холода. Он завернулся в накидку из шкуры и присоединился к Джози и всему остальному клану, собравшемуся у центрального костра. Всего их набиралось от силы дюжина душ – такая небольшая группка чумазых людей, выглядевших особенно потрепанно в этот ранний час.
Сейчас, когда они прожили с ними уже больше месяца, Айвен привык к их грубым чертам лица и обшарпанному виду. Они с Джози в своей рваной и грязной одежде выглядели не лучше. Они дошли даже до того, что переняли отличительный запах тела, характерный для всего клана. Он происходил от тяжелой смеси древесной золы, лесных трав и животного жира, которые перемешивали и втирали в кожу, чтобы отгонять москитов и других насекомых-паразитов.
– Фу! – скривилась Джози, когда ей предложили эту жирную мазь в первый раз. Но после того как на следующую ночь ее жестоко искусали москиты, она передумала и собственноручно вымазала себя с ног до головы.
Сейчас Айвен смотрел на нее, на то, как она, сонно моргая, съежилась у костра. Ее стройное тело скрадывала накидка из шкуры, а волосы были грязные и нечесаные, так что она вполне могла сойти за настоящего члена клана. Ее выделяло не столько ее тонкокостное строение тела, сколько привычное выражение недовольства на лице. И хотя она по-прежнему была убеждена, что корабль никогда не прилетит и что – нравится им это или нет – они останутся здесь на всю жизнь, она все-таки не могла смириться со своим новым положением.
– И ты называешь это жизнью? – с горечью пожаловалась она как-то раз. – Уж лучше тогда умереть.
Тем не менее, она продолжала бороться – день за днем, держась больше за счет злости и упрямства.
Совсем другое происходило с Айвеном. Ему было чуждо такое вынашивание злости в душе. Он жил больше надеждой, потому что в отличие от Джози все еще верил, что их рано или поздно спасут. Не пропуская ни одного дня, он ходил на берег озера на случай, если прилетит корабль. И каждый раз после очередного разочарования он говорил себе: «В следующий раз, в следующий раз…», не желая терять свою, пусть даже хрупкую, надежду на спасение.
И все же не только надежда поддерживала его. Несмотря на всю убогость, он не мог не признать тайное очарование этого первобытного мира. Многое в нем будоражило его воображение. Например, этот чудовищный гортанный язык, который он начал уже понимать благодаря терпеливым объяснениям членов клана. А еще более завораживающими были песни и танцы вокруг костра. Во всем этом чувствовалась какая-то грубоватая жизнь, чего он никогда не встречал в безопасном, скучном мире двадцать первого века. Здесь каждый новый рассвет готовил новые испытания. Конечно, не все они приятные, должен был признать он, но каждый новый день всегда был как невысказанное обещание.
