Я ясно выражаюсь? Если да — тогда какой вообще был смысл во всей операции? Легче было с Валадесом договориться — он хоть и сукин сын… был, зато надежный.
— А что же ваши солдаты? — осведомился дель Гадо с толикой ехидцы, — ваша хваленая армия? Вы что — не можете защитить своих граждан?
— Ублюдок… — вполголоса прорычал Эдвардс, — тупое дерьмо… Да ты понимаешь, что в солдат тоже стреляют — какие-то ублюдки из джунглей? Не одну сотню уже положили… И что прикажешь делать? Джунгли пожечь?..
На последней фразе Эдвардса передернуло. Он вспомнил молодость, вспомнил другие джунгли — вьетнамские, а также все «радости» пребывания в них.
— Слушай и мотай на ус, — начал он злобно, — американские войска находятся здесь исключительно с одной целью — прикрывать твой властных зад. Для полномасштабных боевых действий они не предназначены. Поверь: нам бы хватило сил втоптать вашу жалкую страну в пыль. Уничтожить половину населения, а другую половину посадить на баржи и выдворить к черту.
Но в Вашингтоне не пойдут на это — потому что до-ро-го. Гораздо дороже, чем поддерживать вас… вашу шайку лакированных ублюдков. Да и не поймут… даже союзники. Не говоря про ваших братьев-латиносов.
Оно нам нужно — война с половиной континента?
Именно поэтому, а не из любви и уважения, мы контактируем с тобой. И этим вашим Советом. Мы привели вас — сюда. В Президентский Дворец… а при Валадесе вас бы сюда и на выстрел не подпустили. Сидели бы по своим гасиендам, да чесали бы… одно место.
Эдвардс не стал уточнять, о каком именно «месте» идет речь.
— И что сделали вы? Вся ваша надутая братия? Что угодно — только не то, что нужно.
— А что нужно? — тупо переспросил дель Гадо.
— А я сказал — что. Очистить страну от отморозков с «калашами». Очистить… и я подчеркиваю: сделать это собственными силами. Чтоб все выглядело, как внутренние дела Маньяды… наведение порядка и прочее. Теперь ясно?
— Более чем. Только… насколько я помню, указ о создании Национальной гвардии был подписан еще…
— Отставить! — грубо оборвал его Эдвардс, — что мне с этих указов? Нужны результаты! Как продвигается дело — ты можешь мне сказать?
С мученической гримасой на лице дель Гадо покачал головой.
— А может… завтра утром? — робко и с надеждой почти что взмолился он, — я соберу министров… членов Совета… они все доложат…
— Сейчас, — отрезал генерал-полковник Эдвардс, — сейчас — или, самое большее, через час. Собирай этих пьяных свиней, которых ты называешь «министрами» и… я вас слушаю.
Хорхе дель Гадо неожиданно резко поднялся из-за стола, выпрямился во весь свой немалый рост и одним махом опрокинул в себя давешнюю рюмку с коньяком. Затем он поправил оттопыренный ворот рубахи (с расстегнутой верхней пуговицей) и обратился к патрону — на хорошем английском.
Причем, удивительно ясным голосом:
— А вы не могли бы… повежливее? Я все-таки аристократ и Президент… хоть и и.о. Вы же — просто военачальник.
И, не дожидаясь ответа, легким стремительным шагом председатель Совета Национального Возрождения двинулся прочь из залы. Генерал-полковник Эдвардс последовал за ним… но явно отставал. Вынужден был неуклюже семенить — и испытывал унижение.
«Мальчишка… — процедил он сквозь зубы, — аристократ гребанный…»
Как ни крути, а дель Гадо и впрямь оставался аристократом. И умудрялся-таки унижать даже своего патрона — невзирая на де-факто подчиненное положение.
* * *
У этого человека было много имен. В родном Пуэрто-Рико его нарекли Пабло Хименесом, после эмиграции он стал гражданином США Полом Хьюмэном. На Балканах его знали, как Ибрагима Горановича, на Кавказе — как Ильхама Заглоева. На Ближнем Востоке, за точность и эффективность он был прозван Скальпелем. И, наконец, для очередного формирования профессиональных ниспровергателей власти в очередной «банановой республике» этот человек именовался просто Инструктором.
На вопрос о профессии или роде занятий Хьюмэн-Хименес хранил многозначительное молчание, либо не без юмора именовал себя «свободным художником». Тем самым он совершал двойной обман — потому как не имела его деятельность ни малейшего отношения искусству… да и свободы в ней, по большому счету, не было.
Да, люди наподобие Пабло Хименеса вроде бы никому конкретно не служили, не давали присягу, не обязаны были хранить верность. Никому — кроме собственного кармана. Их называли «солдатами удачи», хотя удача в их делах решала не так уж много — гораздо меньше, чем опыт, умение и, разумеется, экипировка. Более правильным, наверное, было бы именовать таких людей «солдатами без армии» — с нанимателями вместо командиров и Золотым Тельцом, в качестве эквивалента «чувства долга».
И все же это была не свобода.
Наемничья стезя могла показаться веселой боевой вольницей разве что прыщавому подростку — насмотревшемуся кинобоевиков, наигравшемуся в компьютерные «стрелялки» и начитавшемуся комиксов… ну или книжек — примерно того же качества. Именно оттуда выходили и въедались в неокрепшие юные мозги такие категории, как «приключения», «путешествия» и, конечно же «никто никому ничего не должен». Хьюмэн-Хименес знавал немало «коллег», пришедших в профессию с такой вот требухой в голове. Да с нею, кстати говоря, и ушедших — навсегда и вперед ногами.
Хименес же уходить не собирался, поэтому вынужден был усвоить ряд несложных, но важных, истин. И перво-наперво осознать свою истинную роль — не супергероя, всесокрушающего и неуловимого, а лишь «винтика» в непостижимом для ума механизме.
Понял он и тот факт, что свобода в этом мире, по большому счету, отсутствует — существует лишь терпение. Терпение обладателей «слесарных инструментов» — способных, в случае надобности, закрутить любой из «винтиков» поплотнее, а то и вовсе выдернуть его и выбросить подальше. Во избежание же такой участи следовало, как минимум, не вызывать недовольства этих глобальных слесарей.
К своему ремеслу Хьюмэн-Хименес относился как к обычной работе — не больше и не меньше. Без лишних эмоций, избегая явных промахов и с пониманием, что умение приходит с опытом.
Как и любая работа, «скорбный труд» наемника большей частью состоял из рутины — и находчивый пуэрториканец давно смирился с этим обстоятельством. Ибо работал он не ради этой «большей части» — но для тех приятных моментов, что бывают в жизни любого профессионала.
Когда очередная «невыполнимая миссия» все-таки выполнена, заказчик расплатился, а новое задание еще не замаячило на горизонте — вот тогда для «солдата удачи» и наступали поистине «золотые дни». Дни, когда он мог жить в свое удовольствие. Ради этих-то дней (какими бы короткими они не были) Пабло Хименес был готов рисковать собственной жизнью. И рисковал — хоть в джунглях, хоть в пустыне, хоть в горах Кавказа. Рисковал — и еще ни разу не имел повода считать этот риск неоправданным.
Не должна была стать исключением и эта миссия — невесть какая по счету в послужном списке Хименеса. Именно за ней Скальпель прибыл в аэропорт Сан-Теодореса — обычным рейсовым самолетом и без экипировки… пока. Последняя должна была прибыть в качестве груза — при условии положительного решения.
Вышеназванного решения ждала не только бездушная амуниция — ибо Хьюмэн-Хименес не собирался участвовать в этой операции в одиночку. Ему в помощь ожидалось прибытие целого взвода «коллег» — проверенных и опытных парней, со многими из которых Скальпель побывал не в одной «заварушке». Теперь они ждали своего часа… точнее, сигнала о том, что контракт подписан.
В аэропорте Сан-Теодореса Хьюмэн-Хименес не вызвал ни тени подозрений. Отчасти он добился этого благодаря своему покамест цивильному облику, отчасти… заурядностью. Да-да — ибо Скальпель не был единственным наемником, прибывшим в тот день в столицу Маньяды.
Представители данной (довольно-таки древней) профессии слетелись в беспокойную республику словно мухи к куче свежего навоза. И если мух привлекал запах, то наемников — дух наживы, что кружился над этой страной. Предстоящая операция сулила немалые барыши — судя по сумме транша, что США перечислили Маньяде «для содействия в поддержании правопорядка».
И, хотя Хьюмэн-Хименес понимал, что далеко не вся сумма будет потрачена по назначению, повод для слюноотделения у него все же был. Мысленно разделив сумму транша на примерное число наемников, требуемых для операции, Скальпель сразу смекнул: упускать такой шанс глупо. Глупо до непростительного — все равно как получить богатое наследство и целиком спустить его на выпивку и продажных девок.
Даже в среднем на одного бойца сумма выходила весьма и весьма приличная — чего не скажешь про время, требуемое на операцию. Последнее составляло сутки с момента начала. Данное обстоятельство делало возможный отказ от участия глупым вдвойне.
