— Извини, Павел, что так все вышло, — прошептал я, — может, мы бы и поладили. Добыл бы я тебе корону. Шведскую, например. Но увы. Господь рассудил иначе. Единственное, что меня утешает, нагрешить ты не успел, так что райские врата не заперты для тебя. Спи спокойно.
Поцеловав покойника в лоб, я выпрямился и перекрестился. Мой взгляд задержался на девушке в траурном платье. Это была, очевидно, вдова. Я сделал приглашающий жест и отступил в сторону.
Девушка, настороженно глядя на меня, подошла к гробу. Я услышал неразборчивую скороговорку на немецком, вскоре перешедшую во всхлипывания, а потом и в полноценные рыдания. Ну что ж. Очень хорошо. А то что за похороны без слез. Это как свадьба без драки.
Прощаться с покойным было больше некому, а потому мои полковники подняли гроб и понесли в распахнутые двери Архангельского собора. Впереди шагала группа попов. За гробом пошли я и вдова. Я предложил свою руку девушке.
— Августа, — сказал я по-немецки, — обопритесь на мою руку.
Она вздрогнула и даже отшатнулась.
— Не бойтесь меня. Я не причиню вам зла. Господь свидетель, я не желал смерти вашего мужа и не приказывал его убить.
Я выгнул руку калачиком, приглашая взяться за неё. Поколебавшись, она все-таки шагнула ближе и положила свою руку на мое предплечье. Так, под возобновившийся колокольный звон, мы и вошли в собор.
Службу вел архимандрит Троице-Сергиевой лавры и одновременно духовник Павла, архиепископ Платон. Мясников рассказал, что Платон сам вызвался отслужить «чин погребения». По словам же Шешковского, архиепископ Платон — личность выдающаяся и для своих тридцати семи лет очень уважаемая в церковной среде. Один из реальных претендентов на место патриарха.
Я во время обряда присматривался к нему. Но что можно узнать без личного общения? Работу свою он выполнял безупречно. Выглядел представительно. Голос имел красивый, поставленный. Когда пришло время родственникам прощаться с покойным, нисколько не смутился, пригласив «отца усопшего». Это было сигналом лично мне, что к сотрудничеству этот пастырь вполне готов.
Место погребения было тут же, в Архангельском соборе. Среди десятков русских князей и царей. Когда гроб опустили в заранее приготовленный саркофаг и надвинули крышку, Августа снова расплакалась, схватилась за мою руку и уткнулась лицом в плечо. Я по-отечески начал гладить её по голове.
— Поплачь, поплачь, дочка. Потом легче будет.
Она посмотрела на меня
— Потом? Что будет со мной потом? — спросила она сквозь слезы.
Я задумался. Честно говоря, о «невестке» я до сих пор не думал вообще. Имел значение только Павел, а его супруга шла придатком. Её вполне можно было бы отпустить домой, снабдив «вдовьей долей», если бы не одно «но»… Если я сам «чудом выживший Петр Третий», то у нее может внезапно родиться «законный наследник русского престола». И этот гипотетический ребенок станет фактором политической игры против меня или против моих потомков (о которых тоже подумать стоит).
Так что отпускать Августу-Вильгельмину Гессен-Дармштадтскую можно только через год примерно. Следовательно, мне с ней надо как-то наладить отношения и постараться сделать из неё если не союзника, то хотя бы не врага.
— Вы не против немного прогуляться? — вместо ответа предложил я.
Девушка кивнула, и я распорядился, чтобы для нас очистили от народа участок за Архангельским собором со стороны реки.
К сожалению, никакого приличного парка на территории современного Кремля не было. Весь склон и берег были перекопаны и захламлены строительными материалами. Следы неудачной попытки построить мега-дворец по проекту Баженова.
— Августа, — начал я непростой разговор, — произошедшее изрядная неожиданность и для меня самого. И я не имею относительно вас никаких четких планов. Потому хотел бы поинтересоваться вашими собственными желаниями.
Девушка удивленно посмотрела на меня. Думаю, что она не ожидала такой моей тактичности. Немного подумав, она ответила:
— С одной стороны, как любая женщина, я бы хотела любящего мужа, здоровых детей и уютное гнездо. Хотела бы такого достатка, при котором не интересуют цены. И, разумеется, я не хочу опасаться преследований за то, что я из аристократического рода. С другой стороны, я бы не хотела быть только чьей-то тенью. Мне тоже хочется оставить свой личный след в истории, как это сделала ваша супруга.
Последние слова Августа выделила и взглянула на меня. Я ухмыльнулся.
— Ну, так наследить в истории, как Екатерина, мало у кого получится. Но мне понятны ваши желания, и я даже готов помочь вам. Не в плане личной жизни, разумеется, тут вы, надеюсь, справитесь сами. Ведь с этого дня вы свободны в своих привязанностях.
Я улыбнулся и подмигнул девушке, у которой на лице отразилось удивление и изумление. Она только что осознала эту свою свободу.
— А вот с известностью и местом в истории я в силах помочь. Хотите, например, стать первой в истории женщиной-министром?
Августа расширяющимися глазами уставилась на меня.
— Я планирую создать отдельное министерство по делам переселенцев и колонистов. Если вы его возглавите, то станете курировать как процесс переселения, так и текущие дела колоний. Вам придется много разъезжать по России и по Европе. Встречаться с разными людьми от нищих крестьян до научных светил и правящих особ. И, конечно, самой принимать решения и распоряжаться большими денежными суммами. Вас будут знать и уважать те, кому вы поможете, и тихо ненавидеть те, с кого вы будете требовать исполнения обязанностей.
Этот экспромт мне самому понравился. На переселенческие вопросы все равно кого-то ставить надо. Так почему бы и не эту амбициозную принцессу? Для всякого рода немцев она будет родной и понятной.
Мы дошли почти до Боровицких ворот и повернули обратно.
— Впрочем, я готов вернуть вас родителям и снабдить существенной суммой денег. Но не раньше, чем через девять месяцев. Надеюсь, вы понимаете почему?
Августа внимательно посмотрела на меня и медленно кивнула. Помолчав, она ответила:
— Моя мама умерла два месяца назад. Папе я не очень-то нужна. Я, конечно, могу вернуться домой, но я буду там никем. Меня помимо моей воли постараются выдать замуж и забыть. Так что ваше предложение мне нравится значительно больше.
Она тяжело вздохнула и добавила:
— Жаль только, что я не верю в ваш успех.
Я удивленно посмотрел на неё.
— То, что моя армия в Москве, вас не убеждает?
Августа отрицательно покачала головой.
— Екатерина не тот человек, кто отступится или сдастся. Она пойдет на все, чтобы сохранить контроль над армией, и наверняка будет обещать реформы. Кроме того, она обязательно заручится поддержкой соседей. Это будет нетрудно. Тот же король Швеции — это её двоюродный брат. Так что контроль Москвы — это ещё не победа.
Я подивился такому четкому анализу от двадцатилетней девушки. Умна. Ничего не скажешь.
— Хм. Вы правы. Но тем не менее я верю в победу. И мы обязательно вернемся к этому разговору осенью. Думаю, все уже решится к тому времени.
— Что ж. Остается дожить до осени. Надеюсь, что в меня никакой кучер стрелять не будет.
— Что, простите? — удивился я.
— В той перестрелке на дороге первый выстрел прозвучал с места возницы моей кареты. Я потому и подумала, что это был ваш человек. Я его потом не видела. Ни среди живых, ни среди мертвых.
* * *
Роскошный экипаж императрицы медленно и осторожно выруливал с территории Александро-Невского монастыря. Обочины неширокой дороги на версту были заставлены каретами, бричками, ландо. На похороны Василия Ивановича Суворова, главы тайной экспедиции при Сенате, съехалось неожиданно много аристократов столицы. Двигало ими не столько желание почтить память усопшего, сколько настоятельная потребность увидеть своими глазами императрицу.
Тревожные новости с востока страны сменились паническими. В то, что Москва в руках бунтовщиков и что наследник престола погиб, многие просто отказывались верить. И, ожидая откровения от императрицы, явились сегодня на похороны.
